АМСТЕРДАМ — ЛЮБОВЬ НАВСЕГДА.

Я пошел с Андреем в клуб «Немо» в пятницу вечером. До пяти утра мы пили, потом Андрей предложил:

— Серж, поехали в Амстердам курить траву?

— Поехали, — согласился я. — Только надо еще выпить немного.

— Конечно.

Мы выпили.

— Значит, так, — сказал Андрей, — берем еще пива. Ну хоть по две банки, да?

— Ага, — согласился я.

— И еще двух русских девушек. У тебя есть девушка?

Я поискал в карманах, но не нашел ничего, кроме ключа от комнаты.

— Похоже, что нет, — сказал я.

— Это ничего, у меня есть. Две второкурсницы по обмену. И еще кого-нибудь с машиной возьмем. И едем в Амстердам курить траву. Окей?

— А как же.

— Встали! — скомандовал Андрей.

Мы вышли из кафе. Уже светало.

— Куда мы сейчас? — спросил я.

— Поедем на такси к женщинам!

За пять минут мы доехали до общаги. Девушки жили на третьем этаже.

— Значит, так, — сказал Андрей. — Ты стучи правую дверь, а я — в левую. В правой — Марина, в левой — Лена. Запомнил?

— Запомнил.

— Раз, два, стукнули!

Андрей с разворота ударил кулаком в дверь. Я вежливо постучал. Андрей пнул дверь ногой.

— Не открывают, — заметил я.

— Сейчас откроют! — Андрей стал бить в дверь кулаком.

Я крикнул:

— Откройте, это Андрей стучится!

Андрею открыла дверь заспанная девушка в ситцевом халате. Она была ростом чуть выше меня, худенькая, рыженькая, словно песчаный пляж на закате дня.

— Ты чего? — недовольно спросила она Андрея.

— Собирайся, — сказал быстро Андрей. — Быстрее, быстрее! Собирайся! Ну!

— Зачем? — спросила недовольно девушка.

— Потом объясню, некогда. Собирайся давай. Не забудь паспорт и зубную щетку. Пошевеливайся! Кошелек можно не брать.

— Ладно, подожди секунду.

Девушка захлопнула дверь.

— А Марина что? — спросил я Андрея.

— Нет никакой Марины, — сказал Андрей. — Пошутил я.

— Плохо. А машина хоть есть?

— Точно! — Андрей достал сотовый телефон из кармана. — Сейчас я Колю вызвоню. Алле, Колян?! — крикнул Андрей в трубку. — Ты что, спишь, что ли?! У меня к тебе вопрос: машина твоя на ходу? Чего? На ходу? Здорово! — обрадовался Андрей.

— Хорошо, — согласился я.

— Колян, подъезжай ко мне, поедем в Амстердам. Что?! Какой пикник, Колян?! Какие немцы?! Ты русский скоро забудешь, поехали с нами! Тут такая девушка — ты век будешь плакать! Красивая, Коля, молодая, аспирантка по обмену. Коля — это Питер! Коля, это — девушка! Едь сюда! Лады, с меня бутылка. Жду. — Андрей выключил телефон.

— Ты не сказал «Целую», — заметил я.

— Иди в жопу, — ответил Андрей.

Я сел на корточки у стены и закрыл глаза. Очень хотелось спать.

— Ленка, — сказал Андрей, пиная дверь, — выходи!

Я открыл глаза.

— Она не выйдет, — сказал я.

— Выйдет!

Дверь открылась. На пороге стояла Лена, одетая в черный костюм. Через плечо у нее висела маленькая коричневая сумочка.

— Я готова, — сказала она. — Если вы соизволите пойти, я пойду с вами.

— Ага, встали, пошли, — скомандовал Андрей.

В дороге я спал, прислонившись щекой к дверце. Снилось мне почему-то, что выезжаем мы медленно из Ватикана, проезжаем по Риму, мимо статуй и фонтанов, оставляем позади последнюю узкую улочку и вырываемся на шоссе. Еще немного — и мы окажемся среди прекрасных полей милой сердцу Италии. Мы будем там, где нескончаемый зеленый газон раскинулся от края и до края, где светло и тихо, где ничего не тяготит, там, где хочется вольному русскому путешественнику остановиться вдруг, выпрыгнуть из бешено мчащейся птицы-тройки, забрести в траву по пояс, упасть, прижаться щекой к земле, шепча: «Здравствуй, Италия».

Но — пора в путь. Амстердам не ждет.

Я тряхнул головой, чтобы проснуться. Мы проезжали какой-то мост, Андрей зачарованно смотрел на реку.

— Дрон, — позвал я. — А какая она, трава? Как водка?

— Лучше! — убежденно ответил Андрей. — О! Смотри-ка, корова!

— Бешеная, наверное. Коль, ты машину веди осторожнее, как бы она за нами не погналась.

— Я ей погоняюсь, — с угрозой сказал Коля.

— А может, она — обкуренная? — предположил Андрей. — Обкуренная голландская корова. Смотри, как она под ноги задумчиво смотрит. Явно неспроста.

— Где корова? — спросила Лена. — Я тоже хочу на коровок посмотреть.

— Спи, детка, — сказал Андрей. — Коровы детям не игрушки.

— Вон, — показал я пальцем.

— Где? — улыбнулась Лена. — Ой, какая толстая! А нам здесь молока продадут?

— А ты подойди к ней, проверь, — сказал Андрей недовольно. — У нее между глаз щель для монеток. Бросаешь две марки, дергаешь за рог, она тебе — литр молока.

— Да ну тебя, — Лена сердито посмотрела на Андрея и отвернулась.

Я спросил ее:

— Ты обиделась, да?

— Мужики, — крикнул Коля, — кончай базарить. — Мы уже приехали.

Мы остановили машину на стоянке и пошли гулять. Я шел рядом с Леной по узким грязноватым улочкам Амстердама и думал о том, насколько глупо и просто я устроен. Все что нужно мне — это переспать с какой-нибудь полногрудой Гретхен и поразмышлять о сущности русского интеллигента. Вот и сейчас я думаю не о том, как прекрасен Амстердам, не о том, что более уютного города не может существовать на земле, а о том, что я могу сказать Лене.

Глупость это и дурость, она мне — никто, обычная студентка, выстебывающаяся малолетка — второкурсница. Ну и что?

— Лен, тебе нравится здесь? — спросил я.

— Мне? — удивленно переспросила Лена. — А почему ты спрашиваешь?

Андрей сказал:

— Пойдем курить траву.

Мы зашли в кофе-шоп, купили по джойнту (Лена курить отказалась) и сели за столик в углу. Курили молча, сосредоточенно, напряженно вглядываясь друг в друга. Ничего, кроме странного вкуса во рту, я не почувствовал.

— Ну что? Как трава? — спросил я. — Подействовало?

— Что-то нет, — сказал Коля. — А на тебя?

— На меня — тоже нет, — ответил я.

— И на меня — нет, — сказал Андрей.

Я прочитал объявление на стене: «Stop. hard drags!» (Остановись (останови). тяжелые наркотики!)

— Остановись, прохожий, — сказал Андрей, — ты попираешь прах любимой жены.

— Какой жены? — удивился я. — У тебя есть жена?

— Нет. А у тебя?

— С утра не было.

Лена спросила:

— Мы идем смотреть на каналы?

Мы вышли на улицу. Странно, я видел только спину идущей впереди Лены. Улица куда-то пропала, исчезла. Видимо, трава все-таки подействовала. Я подумал:

— Как забавна Голландия: один шаг в ней растягивается на минуту. И как надоела эта спина. Две лопатки, два ребра. Но где же шея? Впрочем, неважно. Русскому интеллигенту не важно все, кроме того, что сегодня приготовит жена.

Я повернул голову налево. Передо мной возникло лицо Коли.

— Ну как, подействовало? — спросил я.

— Нет, совершенно.

Я повернул голову прямо. Передо мной появилась спина Лены. Я подумал:

— В чем смысл русского интеллигента — он не может не рефлексировать. В России он готов выть волком оттого, что он не европеец, в Германии ему плохо потому, что его не понимают женщины. Впрочем, в Амстердаме его не понимают даже дети.

Я повернул голову направо. Передо мной возникло лицо Андрея.

— Сколько время? — спросил я.

— Восемь.

— Что-то холодно.

Я посмотрел прямо. Мы уже стояли на причале.

— Где катер? — спросил я.

Мне никто не ответил. Правда, я не был уверен, что я действительно что-то произнес: губ я не ощущал вовсе. На всякий случай я громко фыркнул.

— Ты чего? — спросил Андрей откуда-то справа.

— Где я?

Никто не ответил. Передо мной стоял негр.

— Ты кто? — спросил я.

— Don't understand.

— Ты негр, — улыбнулся я. — You are nigger. I'm from Russia. Russian. Ферштейн?

— Yes.

— До свиданья, — улыбнулся я негру на прощание и повернулся кругом. Негр исчез, передо мной стояла Лена.

— Лена, — улыбнулся я. — А ты кто по специальности?

— Социолог, — ответила строго Лена.

— Неужто? — я удивился. — У меня друг был социолог. Он очень любил Шуфутинского. Ты любишь Шуфутинского?

— Нет.

— А что ты любишь?

— Баскова.

— Да? -я удивился снова. — А мне он не нравится. Странно, да?

Андрей подтвердил:

— Еще бы.

— У Баскова голос все время срывается. Вообще в Росси никто не умеет петь, слишком холодно.

Лена что-то сказала, я не услышал. Я продолжил:

— В России много неплохих поэтов, масса писателей, два скульптора и огромное количество инженеров.

Леночка отвернулась и что-то сказало кому-то, кого я не видел.

— Но зато, — заметил я, — русский язык самый лучший в мире. Строен, логичен, ясен и одновременно с этим обладает массой оттенков, непереводимых на английский.

— Не будет катера, — раздался Колин голос.

— Ну и подумаешь, я повернул голову, но не увидел его. — Пойдемте в китайский ресторан.

— Лучше в Мак-Дональдс, — сказала сзади Лена.

— Да вы что, в России, что ли? — засмеялся я. — Вы бы еще шаверму предложили поесть.

— Пойдем лучше прогуляемся, — сказал Андрей.

Мы пошли. Вновь передо мной была спина Лены.

— И почему всегда женщины повернуты ко мне спиной? — подумал я. — Холодно, вот что плохо. И откуда в женщинах столько уверенности? Айн — и ты уже родился, цвай — ты женился, драй — после работы ты лучше пойдешь в зоопарк, чем вернешься домой, фир — тебе повезло вырваться из одной шестой части суши, фюнф — ты забыл русский язык.

Передо мной стоял марокканец.

— Ты кто? — спросил я на ломаном английском.

— Кокаин?

— Нет. У нас нет денег. Мы русские.

— Да, русская мафия забирает все деньги, — посочувствовал марокканец.

— Да, мы забираем все деньги.

— Пока, — марокканец уехал на велосипеде.

Что было потом, я помню смутно. Мы сходили в сходили в филиал Тюссо, сходили в Макдональдс. На улице было очень холодно.

Я позвал:

— Андрей!

— Чего тебе?

Я обернулся, Андрей стоял справа от меня.

— Сколько время? — спросил я.

— Десять.

— А где Коля с Леной?

— Зашли в магазин.

— Понятно, — сказал я. — Хочешь абрикос?

— Давай.

Я снял рюкзак, достал абрикос и протянул его Андрею.

— Спасибо, — сказал Андрей.

— Битте. Черт, все-таки, холодно здесь.

Я закинул рюкзак за спину. Мы стояли на тесной улочке, прямо напротив нас за стеклянной дверью сидела негритянка в желтом купальнике.

— Как тебе негритянка? — спросил я.

— Грудь хорошая.

— Да и ноги хорошие.

Негритянка улыбнулась мне и жестом пригласила присоединяться.

— Русско туристо, — крикнул я, замахав руками. — Облик аморале.

Негритянка снова улыбнулась. Видимо, я ей понравился.

— Сколько она стоит? — спросил я Андрея.

— Сто гульденов, считай, сто марок.

— А не дорого, — сказал я.

Вернулся Коля с Леной.

— Коль, ты глянь, какая негритянка, — сказал я.

— О-о-о! — Коля был в восхищении.

— А по-моему, ничего особенного, — заметила Лена.

Я оглянулся, посмотрел на ее черный костюм, на черные чулки, черные туфли, на красную блузку, хмыкнул и вновь стал разглядывать негритянку в желтом купальнике.

— Коль, всего сто гульденов, — сказал я задумчиво.

— Сколько? — спросил удивленно Коля.

— Сто. Твердая такса.

— Правда, что ли? — не поверил Коля.

— Я что тебе, врать буду? — возмутился я.

Коля о чем-то задумался.

— Интересно, — сказал он.

К двери, за которой сидела негритянка, подошла женщина лет тридцати. Негритянка открыла дверь, женщина вошла, негритянка закрыла дверь и задернула штору.

— Ты видел, да?! — повернулся ко мне пораженный Колян.

— Баба! — воскликнул я.

— Точно.

— Пойдем дальше? — спросил Андрей. — Там будут азиатки.

— Без вопросов! — сказал я.

— И как вы можете смотреть на это! — возмутилась Лена. — По-моему, это — гадость и мерзость!

— А по-моему, очень красивая негритянка, — сказал Коля.

По обе стороны от нас за стеклянными дверьми сидели японки, немки, шведки. Худые, толстые, красивые, уродливые, в разноцветных купальниках и в белых халатах, улыбчивые, строгие, умные, глупые — все они были там. Голландцы спокойно прохаживались мимо витрин.

— Я надеюсь, вы не собираетесь заходить! — сказала нервно Лена.

— А что? — не понял я.

— По-моему, это — отвратительно.

Я посмотрел на нее. Уродливая закомплексованная дура!

— Ладно, пошли обратно, — сказал Андрей. — Ехать пора.

Лена гордо повернула назад. Мы понуро поплелись за ней.

— Если мы зайдем, она всех нас заложит, — сказал мне тихо Андрей. — Нас в Магдебурге больше знать никто не захочет.

— Ленка — цензура! — сказал Коля с чувством.

Мы дошли до стоянки, сели в машину и поехали.

Мы возвращались. Позади оставались игрушечные амстердамские домики, узкие каналы, кофе-шоп, японки, таитянки, аргентинки, француженки. Женщины всего мира были позади нас! Испанки, итальянки, египтянки, болгарки — мы бросили их! Голландки, шведки, немки, англичанки, полячки — все они остались позади. Я с грустью смотрел, как исчезают вдали огни Амстердама.

— Как все-таки зажрались мужики в Амстердаме, — сказала мне Лена. — Просто животные.

— Что? — переспросил я.

— Просто животные, — повторила Лена.

— Коля, — позвал я. — Поворачивай.

Андрей внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Поворачивай, Коля, — сказал он.

— Что? — удивилась Лена.

— Поворачиваем, — согласился Коля.

Мы летели по третьей полосе шоссе, превышая все допустимые скорости. Позади нас была пустота, а впереди — самый свободный город в Европе, любимый, милый сердцу Амстердам.

Амстердам — любовь навсегда!