От редактора рубрики.

"Таежные архивы" - диктофонные расшифровки монологов людей, беседовать с которыми мне было интересно.

Начала я их собирать, преследуя ближних и дальних с диктофоном наперевес, три года назад, ни о каком Рулинете даже не подозревая.

Меня мучила идея создания процесс-журнала, в котором бы творческие проявления сопрягались бы напрямую с реальной практикой жизни их авторов. В какой-то мере аналогом такой живой творческой хроники можно считать ЖивЖур, ныне существующий в Сети, но у него своя гестбучная специфика. Мои герои - по преимуществу жители Вологодской провинции, пишущие и издающиеся самиздатом. Но отнюдь не всегда именно пишущие, так как для меня на первом месте стоит творческое отношение к жизни - не важно, какую форму выражения оно предпочитает в человеке. И не всегда именно вологодские: мой выбор не принципиален, а лишь продиктован доступной географией.

Издав за свой счет два номера журнала (в рамках авторского издательского проекта "Камертон") и получив после первого выпуска от авторов жесткое ответное неприятие, я похерила идею в бумажной ипостаси, но не из-за воспоследовавшего негатива, а исключительно из-за отсутствия средств на продолжение проекта.

Сейчас, уже имея перед взором сетевой океан разнообразных литературных экспериментов, я по-прежнему ощущаю, что литературе будущего предстоит сопряжение с реальной хроникой ежедневного человеческого бытия. Произведение в статусе "самого по себе", от автора независимого, будет иметь место и впредь, но этого уже явно недостаточно - не хватает незримого натяжения нитей между тем, что человек создает в своей творческой вселенной, и тем, как он свое неповторимое самоощущение художника воплощает на уровне собственной судьбы.

Ценность этих собеседований, на мой взгляд, заключена как раз в их принципиально несетевом характере: "каждый слышит, как он дышит", не оглядываясь на возможного оппонента и ни в малейшей мере не занимаясь публичным самопиаром. И когда, предположим, я беседую с Поповым-Островитянином, то наш диалог происходит не в виртуале, а в материальном трехмерном пространстве - в его тюремной камере, кое-как оборудованной под кабинет психолога. А когда на мои вопросы отвечает Елена Хрусталева, то к ее интонациям и словам исподтишка прислушиваются трехлетние любопытствующие малыши детсадовской группы, которых Лена воспитывает вместо их законных родителей, зарабатывающих пропитание. Мои герои ответственны за всё произнесенное вслух и не всуе - они иллюстрирует свои слова не только "литературой", но и своей же жизнью, - она рядом, на виду, под рукой, в ней невозможно солгать.

Диалоги-монологи даны только с минимально необходимой редакторской правкой. Особенности речи героев сохранены, их жизненная позиция не подвергалась ни искажениям, ни моим личным предпочтениям.

Высказаться?