Весна нараспашку. (отрывок)

ГОРБАЧЕВ: Долгое время прошло. И  мы,  группа  энтузиастов-реформаторов,  от  имени   всех задействованных лиц на свой страх и риск требуем внесения коренных изменений в творческое пространство!

     ЛЕРМОНТОВ: Требуем события - захватывающего, красочного, способного увлечь всерьез, надолго. Нам надоело ждать: с первых страниц томимся, как пирожки в духовке...

     ПОЖАРСКИЙ: Сейчас же обострите нам существование!  

     - Ладно. Пусть все, что было - будет  не более,  чем канун, а самое-самое еще только впереди. Разиньте рот от изумления - пошире, чтобы в себя прийти нескоро. Итак! Закрытым от случайности дверям повествования невмоготу выдерживать удары новичка.  Путевку в жизнь торжественно  вырывает  из  рук  Дающего  -  чудище о пяти головах:  Гамлета, Зевса,  Чайковского,  Лао-цзы и Маркса. Левой рукой чудище держит  внимание, правой - чешет в затылке. Туловище особого значения не имеет, зато уж вместо ног - велосипед!..

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ  /вполне мечтательно/:  Интересно,  кем  я  здесь буду - истинным патриотом или набитым дураком?

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА: Обоими одновременно.

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ: Скорей бы!

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Зря спешите.  Мне  докладывали, что  набитых  дураков  в дальнейшее не возьмут, а истинных патриотов ждет переаттестация.

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ: Куда же денут дураков?

     ГОЛОВА ЗЕВСА   /безуспешно пытаясь  пожать  плечами/:  Заставят поумнеть или  депортируют  на  страницы  возмездия.  В конце концов, чтоб не возиться, просто забудут в произошедшем.

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ: Не верю. Перед тем, как отправиться в дальнейшее, Автор присядет на дорожку и подумает - где Мои набитые дураки? Со Мной ли? Без них ведь сразу потускнеет творческое пространство...

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА:  Ну а без нас? Что, если и нами просто скрашивают здешнее существование, - как объяснить иначе странную пропорцию голов на туловище? Не нравятся мне эти Авторские приемы. Тесно в себе...

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО: Тесно. В туалет, что-ли, сходить?

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Ишь,  какой  прыткий!  Для  этого  надо,  чтобы   квалифицированное большинство из нас официально захотело, а он, видите-ли, уже собрался...

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:  Плевать я хотел на любое большинство, даже квалифицированное, в котором такие пряники,  как вы,  Зевс. Возьму и схожу.

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Я категорически против!  Туловище у нас одно на всех,  и использовать его для своих личных мелочных забав никому не может быть позволено. Сейчас вы захотели в туалет, на следующей странице вам приспичит жениться...

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:  Зевс,  когда  вы  говорите  длинные фразы,  у вас правый глаз предательски вылезает  из  орбиты,  а  левая  ноздря  пошловато

раздувается,  как  щека начинающего валторниста.  Кто вас таким увидит,   никогда больше не улыбнется.

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Знаете,  в  чем  ваше счастье,  Чайковский? В том,  что  мы встретились  в  мягкотелом  вялотекущем  повествовании,  где  на  нас  смирительная  рубашка  неведомого замысла.  Попадись  вы  мне  в    античном  мифе, проникнутом ясным духом зевсизма-олимпизма - ох,  как я бы вас там уделал! - все знаки при ключе бы пообрывал, а потом вместо ферматы на нотном стане повесил талантом вниз!

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА:  Но мы не в античном мифе, и положение наше  незавидное. Страницу-другую   на   правах   диковинки продержимся, а дальше? Долго в повествовании таких не держат...

     ГОЛОВА МАРКСА: Не комплексуйте, Гамлет. Где еще мы бы  так  сблизились?  В конце концов, какое ни есть, а бытие...

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА:  Но сколько железа в молчании героев - того и гляди, кубарем по лестнице судьбы покатимся!

     ГОЛОВА МАРСКА:  Да им просто завидно, что их своеобразие давно прошло,  а наше - приятно и неторопливо стелется, - ведь сколько уже строчек мы не выходим у Творца из головы!..

     ЛЕРМОНТОВ /героически/:  Нет, нам не завидно. Нас это просто совершенно не устраивает.

     АНТИГОНА: Конфликт? Ну наконец-то! Дожили! Ох,  как  сейчас  пойдет повествование,  руки потеют от заманчивости предстоящего...

     БЕАТРИЧЕ: Но  это  и  есть  то,  чего  мы хотели,  или следует ожидать большего?

     АННА КАРЕНИНА:  Этого только и не хватало! Этого! В условиях конфликта температура повествования повысится,  щеки мои запылают,  и я буду как никогда хороша! - о только б мир и милосердие миновали эти строчки...

     ПОЖАРСКИЙ: Но  как  нахально  они  вытеснили нас со страниц и оккупировали творческое пространство!..

     ГОЛОВА МАРКСА: Мы не они, - оно. Мы чудище.

     ПОЖАРСКИЙ: Ого - нас уже уточняют… Отечество в опасности! Разве мы можем это оставить, как есть?

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Конечно:  вы же опять в повествовании, а это значит - Автор  вас  не бросил. Чего зря волноваться?

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА:  Чего  жадничать?  Творческого  пространства  на  всех хватит. Потом, было бы без нас здесь интересно - мы бы и не появились.

     СМЕРДЯКОВ: Оправдывается!

     АНТИГОНА: Да на кого оно вообще похоже?

     ПОЖАРСКИЙ: Стыдно появляться на страницах в таком виде!

     АННА КАРЕНИНА:  Не понимаю. Столько кругом боевых офицеров, а все одни разговоры. Что, в Книге некому постоять за здравый смысл?

     ГОЛОВА МАРСКА /пользуясь своим положением, чешет рукой в затылке/:  Позвольте я постою: все мы рождены одним Творцом. Он наш Отец. Стало быть, мы - в какой-то мере, братья и ссориться уж точно не должны...

     АНТИГОНА: Ого!  Они уж норовят брататься... а что, если у них получится? Неужто мы допустим?..

     ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ: Пусть только попробуем. Даже  подумать - и то смешно.  Вы,  чудище,  нас с собой не ровняйте: мы полноценные герои,  созданные по образу и подобию,  а вы - какое-то извращение, - зарубите это на всех пяти носах. Автор отвлекся,  расслабился и поплатился за это вами.  Хотелось бы,  чтоб Он крепче  держал Себя в руках, а то еще и не такое просочится на страницы...

     СМЕРДЯКОВ: Мы не допустим этого. Очистим Книгу от ненужного! Книга для книжан!

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Просто дедовщина какая-то.

     ГОЛОВА МАРКСА: Попробуй, докажи им, что ты тоже здешний...

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА:  Но как  можно  жалеть  пустое  пространство? 

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ:  Пространство не при чем: они боятся.

     АНТИГОНА:  Нас уличают в трусости? Лермонтов, почему вы скисли, когда вокруг так судьбоносно?

     ЛЕРМОНТОВ: А ну-ка где  мой  конь? И почему  мне не попадается ничего огнестрельного под руку?  Тогда, пожалуй, круто выхвачу топор, чтоб было видно - кто кого боится!

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ:  Боитесь вы не нас, а будущего.

     ГОЛОВА ЗЕВСА: Ведь, очарованный  новыми  героями,  Автор начнет тяготиться вами, уже изведанными...

     АЛЕША КАРАМАЗОВ /побледнев/:  Да сколько можно  слушать  этих  демагогов?  Неужели Автор не чувствует,  что нам пора переходить от слов к делу? Какого черта молчит Македонский? Где Мюрат и Жуков?

     МАКЕДОНСКИЙ, МЮРАТ  И  ЖУКОВ:  С   кем   сразиться?   Кого    превзойти тактически?

     АНТИГОНА: Вот чудище о пяти головах: отбирает  удел,  наделенный  нам Творцом.

     СТАРУХА ИЗЕРГИЛЬ: А может, лучше подружиться? Мне лично    творческого пространства не  жалко  -  подвинусь, уступлю.  А чудище за это будет верить моим рассказам об увиденном и иногда ходить за папиросами.

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:  Фигушки вам с тремя бемолями!  Лучше умереть,  чем быть на побегушках!

     МАКЕДОНСКИЙ, МЮРАТ И ЖУКОВ:  Враг ясен.  Теперь  сосчитайте наших -  тех,  кто не менее страницы в Книге  и может  встать под воинственное перо. Старуху Изергиль не рассматривать по возрасту.

     ГОРБАЧЕВ: Позвольте сосчитаю я, а то давно уж про меня не сказано ни слова.  Теперь о деле. Перед началом счетной процедуры нелишне будет уточнить:  считать  ли  всех, кому здесь нечего терять,  или же всех, способных принять на вооружение?

     МАКЕДОНСКИЙ, МЮРАТ И ЖУКОВ:  Считайте всех, кого враг может принять во внимание.

     СТАРУХА ИЗЕРГИЛЬ:  Тогда не забудьте и меня.  Я что-нибудь  важное  да высмотрю.

     МАКЕДОНСКИЙ, МЮРАТ И ЖУКОВ: Хорошо, только противника не считайте.

     ГОРБАЧЕВ: Понял, не дурак.  Пойду и принесу немного пользы.  Охрана,  рядом! Глаз с меня не спускать. Пожарский, собирайте ополчение!..

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:  Черт,  надо ж было появиться в этой Книге...

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА: Стыдно подумать, но, похоже, мы Творцу не удались...

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ:  Да что вы, Гамлет! - действующее лицо мы неординарное, и быстро Автор нас в обиду уж никак не даст.

     ГОЛОВА ЗЕВСА: Но на решающем ходу, наверное, пожертвует для разворачивания конфликта...

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА: Выходит, все наше бытие - ради читателя?..

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО: Плевал я на читателя!..

     АНТИГОНА: Смотрите - они уже плюют на читателя!

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:  Прошу прощения: я просто не хочу быть жертвой.  Хочу остаться в Книге до конца и посмотреть, чем все закончится, как это может быть так:  раз и все, ни слова больше...

     ГОРБАЧЕВ: Ни слова больше: мы подготовили число!

     МАКЕДОНСКИЙ, МЮРАТ И  ЖУКОВ:  Чему оно равно - скорей скажите!

     ГОРБАЧЕВ: Говорю: оперативная счетная комиссия во  главе  со  мной  провела  значительную работу,  эффективно использовав кредит  доверия,  выделенный  ей действующими лицами данного повествования...

     АЛЕША КАРАМАЗОВ:   Да прекратите же транжирить творческое пространство попусту!..

     ГОРБАЧЕВ: Ты,  Карамазов, человек  хороший, но вот перебиваешь не по существу. И тем не менее,   я буду  делать  все, чтобы считать  тебя, как нас и учили,  положительным героем.  Теперь о деле.  В результате  напряженных калькуляций  мы  пришли  к  следующему:   под воздействием весны все течет, несмотря на уговоры меняется,  а  при  попытке  познания распадается на составные части. В таких условиях искомое число колеблется, нервничает, тем более, что далеко не все персонажи способствуют его стабилизации. Так, Шестьдесят Полковников не могут высказаться однозначно - считать их или нет, поскольку у них еще не сформировалось  ощущение  перевеса.  Задетые Бревном демонстративно не проходят по состоянию здоровья, что же касается волхвов, то те вообще  наотрез  отказались  от участия  в  боевых  действиях,  вяло  идут  на компромисс,  дерзко игнорируют    консенсус.    Куда-то     пропал     некогда     воинственный Мальчиш-Кибальчиш,  Фамусов безответственно заявил,  что и так здесь ишачил лошадью. Но, если, отбросив обозначенные трудности, брать по большому счету - а счет действительно был немалым -  то число способно внушать уверенность и вселять оптимизм,  а подмножество готовых без колебания отдать жизнь ради наведения порядка в Книге достаточно для начала широкомасштабных решительных действий.

     МАРШАЛ МЮРАТ: Отлично, - возьмем по большому счету!

     МАКЕДОНСКИЙ: Но  нас  с противником должна обязательно разделять река. Тогда при тяжелейшей переправе мы сможем понести ощутимые потери, чтобы впоследствии  установить великолепный памятник погибшим и многие страницы свято чтить их память.

     МАРШАЛ ЖУКОВ: А  я  при  любых  обстоятельствах хотел бы неожиданно ударить с тыла.

     МАРШАЛ МЮРАТ: Но только после того, как я красиво прорву оборону по центру.

     ГОЛОВА ЗЕВСА: Не торопитесь: между нами водная преграда.

    СТАРУХА ИЗЕРГИЛЬ:  Только не море, а река, ведь если б  с  чудищем нас разделяло море, то мы бы не были друг другу так ненавистны.

     СМЕРДЯКОВ: Автор с нами!

     МАКЕДОНСКИЙ: Вперед, защитники родного повествования! Минуем реку в два предложения!

     АЛЕЩА КАРАМАЗОВ: Врагу - ни строчки! Родиной не делятся!

     ПОЖАРСКИЙ: Скорее забудем  про личное, мелочное и в едином порыве постоим за наше великое Отечество!

     СМЕРДЯКОВ: Да  здравствует  Великая  Отечественная война!

     АННА КАРЕНИНА: Стойте! Объявляю романтический перерыв.

     БЕАТРИЧЕ: Тоже мне, нашла страницу.

     ЗОЯ КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ: И откуда у нее такое право?

     АННА КАРЕНИНА:  Лермонтов, требую любви. Неизвестно, чем тут дело кончится, так что давайте уж сейчас.

     ЛЕРМОНТОВ: Все мои мысли о другом. О долге, чести и Отечестве.

     АННА КАРЕНИНА: А вдруг вы не вернетесь с битвы? Ни пяди Книги чудищу не уступив, вы так и не познаете отцовства.

     ЛЕРМОНТОВ: Ну хорошо: чем больше я сейчас ломаюсь, тем дольше будет перерыв в сражении. Вся ярость благородная сойдет на нет...

     АННА КАРЕНИНА: Ваш первый ход. Вперед! Ласкайте!

     МАРШАЛ МЮРАТ: А что, если ласки перенести в другое место Книги?

     МАКЕДОНСКИЙ: Действительно, какая может быть любовь, когда Отечество в опасности?

     МАРШАЛ ЖУКОВ: Так не бывает.  Не должно вязаться.

     АННА КАРЕНИНА: Поторопитесь, Лермонтов.

     ЛЕРМОНТОВ: Мы на странице не одни.

     АННА КАРЕНИНА: А я вам говорю - сейчас лишь мы одни у Автора на уме. Все остальное временно значения не имеет. Начните так: «О Анна...»

     ЛЕРМОНТОВ: О Анна!  Снова вы обворожительны. Но сколько ж можно? Сил моих больше нет терпеть. И хорошо ли оставаться привлекательной в тяжелую для Родины страницу?

     АННА КАРЕНИНА:  Нет, Лермонтов, не то. Я не дрожу. Не  таю. Как ни пытаюсь - не  теряю  голову, не  выделяю  влажность.

     ЛЕРМОНТОВ: Так может,  вправду перенесем любовь? Настроен я на доблесть. Только  и  думаю,  как  первым  выстрелю прицельно,  а если промахнусь,  то рассеку поток воздушных масс блестящим топором!  Боюсь,  что ничего у нас сейчас не выйдет.

     АННА КАРЕНИНА: А вы попробуйте - страница наша не прошла. Давайте,  Лермонтов,  сгущенкой поделюсь, - вперед!

     ЛЕРМОНТОВ: Нет, начинайте лучше вы: вам лучше знать, что вы хотите.

     АННА КАРЕНИНА: Склонись ко мне, красавиц молодой! Как ты стыдлив! Ужели в первый раз грудь женскую ласкаешь ты рукой?.. /в очередной попытке потерять голову теряет равновесие и падает на спину/

     ЛЕРМОНТОВ: Вот ваше равновесие. Поймите,  не  могу я к вам склоняться и тратить силы перед схваткой. Как посмотрю потом в глаза однополчанам,  которые, мужественно отказав себе  в  приятном,  отправились на верный подвиг без меня?  Вот победим,  отпразднуем победу - тогда с любовью  встретимся  не раз.  Ну  а  сейчас  я  должен быть сосредоточен и собирать всю ненависть к врагу в кулак. Поэтому, устав от болтовни, смолкаю.

     АННА КАРЕНИНА:  Что ж, подождем. Я терпелива. Буду учиться уважать судьбу, хоть с ней мне постоянно не везет.  То бросят под бездумный грязный поезд, то на спину уронят, словно куклу, хотя уж лучше на спину...

                                                         УКАЗ №1

                     На время  боевых  действий  запретить  Лермонтову

                     пользоваться успехом у женщин.

     ЛЕРМОНТОВ: Покуда кровь врага я не пролью, уста не скажут никому: люблю.

     МАКЕДОНСКИЙ: Уста должны сказать - вперед!

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Однако, вам не повезет: я уже вижу первых утонувших.

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ: Не дав опечалиться, за ними вглубь спешат другие: ведь то была широкая, задиристая река...

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА: С порогами, омутами, интригами!

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:   Течет,  как  песня, и захватывает с  головой!

     ГОЛОВА ЗЕВСА: Так разве Автор с ними? Посторонитесь, я иду на обобщение.

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО:  Идите смело,  Зевс, по сторонам -  всеобщее  внимание!

     ГОЛОВА ЗЕВСА:  Потоп или война - это не более, чем средства,  с помощью которых Автор встряхивает и корректирует повествование, зачеркивая неудачные места землетрясением, стирая непонравившееся смерчем или эпидемией чумы. Что получается в итоге? Творец не с ними, и не с нами. Он, как и прежде, Сам с Собой, а мы лишь жаждем, чтобы от этого нам стало легче.

     ГОЛОВА ЛАО-ЦЗЫ: Смотрите, Зевс, вы говорили   метко - от ваших слов ряды противника редеют.  Согласно  принципам зевсизма-олимпизма сперва метнули пару остроумных  молний,  а  после  шумно разразились  скандальным  громом  обобщений.  И стало очевидно,  что вокруг разбросаны бесчисленные фразы жизни - жужжат,  как пчелы, беспокойно мельтешат,  как муравьи.  И просится,  и мыслимо их аккуратное соединенье в Книгу...

     ГОЛОВА МАРКСА:  Прошу прощенья, но мне жаль напрасные потери. Ведь утонувшие могли б в спокойные страницы участвовать в борьбе за справедливые условия труда. Поэтому я увидал в их распоряжении лодки - из старого, но крепкого, ответственного дуба - на них переправляться будет всяко безопаснее, чем вплавь...

     ГОЛОВА ЧАЙКОВСКОГО: Могли бы с жалостью и повременить.

     ГОЛОВА ГАМЛЕТА:  Повременить? Зачем там Маркс вообще увидел лодки? Пускай бы все тонули  к черту…

     НИНА АНДРЕЕВА:  Не тут-то было! Мы еще себя не исчерпали!..

     ЗОЯ КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ:  А мне казалось, Нина, вы покинули повествование...

     НИНА АНДРЕЕВА:  Нет, не  могу  не  появиться  снова в  Книге  в   трудную страницу. Что обо мне подумает, вернувшись, Ленин?  Что скажут деятели грядущего переустройства - по воле Автора оставила произведение до  знаменательных  событий?  Нет! - окончательно  отделаться от меня Творцу не удалось,  и в эпизоде Исторической Переправы,  когда  чаша  весов  готова  была  бездумно склониться в пользу интервента,  я героически вырвалась из небытия, прорвав оцепление Авторской немилости, и  самоотверженно  бросилась  в пылающий кратер исторического момента!

     МАКЕДОНСКИЙ: С такими женщинами уступать бессмысленно!

     МАРШАЛ МЮРАТ: Поэтому необходим решающий удар.

     МАРШАЛ ЖУКОВ: Но только с  тыла  и под моим блестящим руководством…

     ЛЕРМОНТОВ: Получится? Ведь так упорно не  кончается  река…

     АННА КАРЕНИНА: Неужто  снова,  соблазнив Творца,  чудище притянет к себе внимание?

     ПОЖАРСКИЙ: Так дело дальше не пойдет.

     АНТИГОНА: Уж сколько наших полегло при переправе...

     ГОРБАЧЕВ: Нужен указ, запрещающий водной артерии быть безбрежной. Зоя, обратитесь к Автору!

     ЗОЯ КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ:  Автор!  Слышишь ли ты плач своих героев? Доходит ли до Тебя  обида  навсегда  покидающих  страницы в разгар повествования?  Не дождались они ни метафор, ни закона о жизни и  смерти, и никогда ведь не узнают, бедолаги, для чего тут все так было... А сколько нам, оставшимся в истории, еще пребывать в растерянности?  Где указ, по которому мы окажемся на голову сильнее иноземца? Ведь нельзя же так легко отказаться от нас - от тех,  кого Ты вывел из небытия  и поместил в пустое пространство,   с кем нянчился уже столько предложений! Что же теперь - махнешь рукой и произведешь смену состава по ходу истории? Не верю, не верю, что Ты Такой! Прояви же Себя, как Отец любящий: покажи, что Ты строг, но милосерден и что судьба Твоих героев Тебе небезразлична...