триоль …и мне опять покажется, что ты был первой нотой всех моих мелодий… *** Затакт. Застыть на «три-четыре» (так здесь замирают пальцы дирижера и – с тоники – взлетают квинтой - «раз!» - бесшумно отрезая синий пласт звенящей тишины.) Закат. Затакт. Закрой глаза – мне страшно в их озерах не захлебнуться… тише… до утра молчи во все слова, слова – балласт. Взмывать и падать… *** Бетховен знал сонаты наших снов за сотни лет до нас… лицом к рассвету лица не разглядеть, но в темноте так просто различить твои черты. На ощупь… ближе… лунное панно дрожит и, рассыпаясь на кометы, смеется в окна безупречных тем для новых текстов. Ночь. Бетховен. Ты. *** Рассвет. Allegro moderato солнца - как поцелуй в ключицу… голоса забытых на ночь слов об отреченьи от горестных бемолей. Я смогу остаться здесь – и Моцарту придется принять противоядие. Ты сам хотел бы жить так долго? На качелях рассвета – стоны. Моцарт наших губ. ..^.. Перестановка слагаемых Это только для тех, кто снаружи, бестолковых и толстокожих Безразлично-всяческих прочих мы играем в слова – не больше. Мы-то знаем, что наши души так до боли, до сути похожи, Как похож оранжевый ежик - на серебряный колокольчик, Как похожи все наши тайны на букварь в зеленой обложке, Как похож предрассветный морок на беспомощный твой выдох, Как похоже мое «Дай мне» на твое удивленное «может…» Как похожи глаза вора на пространную речь гида. Можно слушать мой звон, можно уколоться твоей иголкой Можно спорить о нас, только нам до лампочки эти споры. Мой звенящий оранжевый ёжик, я – колючий твой колокольчик, Нам летать еще – ох, долго, но и падать - уже – скоро. ..^.. дом проходя с тобой в дождь мимо уличного художника, продающего свои картины Небо наше плачется – что-то настоящее Потеряло - важное, очень-очень нужное. Вот и бродим – серые человекоплащики – Под февральским дождиком – друг от друга душно нам. Светятся фонарики, крутятся колесики,– Здесь, в вечернем городе, ни во что не верится. Подари мне маленький дом у синей просеки – Хоть и нарисованный, но с открытой дверцею… ..^.. ~~~~~~ … кораблик рассвета, неслышно скользя по волнам сиреневой шторы, вплывает в холодную пустошь прокуренной комнаты. Тусклая осень больна предчувствием мокрого снега. Ты скоро отпустишь последнее «если» и, выдохнув сон обо мне в чужую подушку, поймешь, что устал от попыток остаться случайным прохожим, что всё-таки нет спасенья в молчании, что до сих пор не забыто и вряд ли забудется слово, которого мы боялись - так дети боятся грозы – и прошепчешь его как молитву. Тоска с наступленьем зимы замёрзнет и, может, мне станет хоть чуточку легче поверить себе… Но пока – ни тебя, ни тепла, ни шепота – только слепые бессонные строчки, что скоро к тебе доберутся – по льду или вплавь… ..^.. Ты пишешь… Ты пишешь мне письма-стихи, оставляя Нас - буквам на чьем-то экране, чужим междустрочьям и ритмам. Ты пишешь и плачешь, и чувствуешь - слово "разлука" на кончиках пальцев остыло, приелась коррида со временем, с небом, с молчанием, с северным ветром… Оставь меня здесь - вне себя, вне дорог, вне стихии. Оставь свои мысли в себе - не "когда-то", не "где-то" - и освободись. Эти письма читают другие - Твои и мои незнакомые - разные люди… Ведь нас разберут на созвучья, по крохам растащат… Ты разве не слышишь их шепот? (Ты пишешь - "люблю те…" Читают - "мне хочется тра…") Непролазная чаща их вечных бессонниц, застывших над каждою строчкой, с годами становится только страшней и темнее. Мы в ней потеряемся, слышишь? Дорога короче, когда напрямик… если любишь, скажи это мне. Я умею и верить, и быть одинаково светлой и в счастье, и в горе, и в вечности, милый мой, лишь бы ты верил в меня, а не в знак препинанья… ну, где ты? Не слышишь… ты пишешь мне письма. Ты пишешь… ты пишешь… ..^.. Так положено (льдинки) А потом мы привыкнем не плакать и не привыкать к невесомой прозрачности крыльев из ветра и радуг - ну, октябрь и октябрь… листопады. Дожди. Облака. Так положено. Сны. Поезда. Полоса автострады. Ни страданий, ни страха. И то, что когда-то был март нам покажется глупою сказкой из старенькой книжки. "Жили-были"… "конец". И поселятся в наших домах одинокие шорохи писем, и станет не лишним странный третий - недобрый ноябрь… И наступит зима. Ты совсем не состаришься - только немного остынешь, я почти не умру - просто некому станет ломать эту наледь на сердце… Рассветы в звенящей пустыне будут очень красивыми. "Вечность". Ты помнишь ли - Кай собирал это слово из льдинок - и плакала Герда… Ничего, мы сумеем не быть. Не грусти. Привыкай. Мы ведь знали об этом и раньше… из сказок. Наверно, так положено… ..^.. Клепсидра (аквариум августа) В аквариум августа падают капли хандры. Рисуя круги на поверхности неба, чертежник зевает. Мне душно. Жара, прорастая сквозь кожу, становится жабрами. Полночь. Созвездие рыб плывет, осторожно глотая сиреневый смог, над городом всех городов. Разноцветные блёсны неоновых вывесок тонут в тумане. Колёса скользят по асфальту, и, кажется, даже само предчувствие слёз притаилось, как сонный налим, под сердцем, и слушает реку, в которую кто-то вошел, не боясь ни теченья, ни водоворотов… Ещё одно лето уверенно лепит нули на ценник такой неожиданной близости тех, кого я полжизни искала в иных водоемах. Аквариум августа. Тишь. Полуночная дрёма вздыхает о прошлом, даря пустоту - пустоте. ..^.. Бумага К звезде пустив побег, я сплю среди корней. (О. Кувшинов, "Биоритмы") ***** К звезде пустив побег, ты задремал в тепле среди чужих корней… томительная участь - сплетаться в ком аорт, чтоб через много лет продолжиться во мне - такой же невезучей, чьи руки - дрожь ветров, чей голос - хриплый стон изломанных пером волокон целлюлозы - пять звуков, что парят над скомканным листом в корзине для бумаг - печальнейшая проза - божественный порок - невоплощенье слов, непродолженье нас, отказ от трансформаций… Предание старо, и небогат улов небесных рыбаков, и так легко сломаться - среди чужих корней… но ты уже постиг беспомощную суть - зависимость и тягу к мерцающей звезде… ты должен прорасти, а мой удел - терпеть… на то я и бумага. ..^.. 10 000 шагов. *** Десять тысяч шагов по тропинке, ведущей в закат. Десять тысяч мелодий - и в каждой моё отраженье - Обещанием нежности. Небо так близко - рука Превращается в облако, в птицу, в звезду - ты уже не умудренный скиталец, ты весь - этот радостный крик… Встань на цыпочки… *** День устал. День сползает всё ниже по стенам домов, Он - смотри - оцарапал ключицу о твой подоконник - и уходит на запад - наш город болеет зимой как простудой… Ноябрь замирает… На старой иконе взгляд у Бога печальный и странно похожий на твой - всепрощающий, горький и светлый, глубокий- глубокий… Я шепчу ему строчки стихов, я молюсь на него И, с собой о тебе говоря, забываю о Боге. *** Долетев до земли, лист теряет сознание. Вдох… Метроном… камертон… до-минор… догори во мне… Выдох. Как подарок - декабрь. Отчуждение… хрупкий ледок Ожидания новой усталости. Комната с видом На январь. Круглосуточно - ветер. И в каждом углу Притаился крысенок-сквозняк. Полуночное соло Водосточной трубы за окном. Многоточия лун Сквозь заплаканный сумрак - как больно выходит осколок Равнодушия… *** Десять тысяч шагов в одиночество, в маленький мир Где большие деревья, толкая друг друга под локоть, Говорят о тебе… вспоминают, как были людьми, И вздыхая, смолкают. Успей их услышать, потрогать Каждый вздох, каждый темно-зеленый, с прожилками, лист, Как ладошку любимой, погладить, почувствовать кожей. Десять тысяч шагов… ты успеешь. Вздохни, дотянись, Это просто как стон. Ты, наверно, когда-нибудь тоже Станешь деревом… ..^.. Ползать. "Безумие воздушным змеем покинет сумасшедший дом. Иди ко мне. Мы все успеем. А после этого - умрем." (Stray_Cat) *** И вязкий рассвет, принимающий странные позы, и вялый закат - ненакрашенная Коломбина, и ты, ненавидимый за неумение ползать и за нежеланье летать - безутешно любимый, и прочее - сны, отрезвленья, разбитые чашки сомнений и страхов - на счастье, конечно, на счастье,- и внутренний голос, сто раз "караул!" прокричавший и сорванный - к черту - всё к лучшему! Время стучаться в закрытые ставни - и пусть нам никто не откроет, процесс в этом случае много важней результата - настала эпоха героев - бескрылых героев, героев-шутов. Хохочи и танцуй на остатках вчерашнего неба - нам выдадут новое небо!- смотри - облака, как подушки из пуха и перьев, взрываются и, разлетаясь, становятся снегом - смешно и щекотно… Танцуй, мне так нужно поверить в своё несусветное неодиночество… воздух горит под ногами… хороший мой, что же ты плачешь? Иди ко мне… ближе… мы скоро научимся ползать, А дальше… а, знаешь, и правда, неважно, что дальше… ..^.. Отчаянье (начерно) Отчаянье чувствовать каждой строчкою, Червонною дамой в колоду прятаться, - Целуя случайных бубновых мальчиков, Чернить серебро своих мыслей - зимами… И черт с ним, и черт с ним, и черт… устойчиво Держаться на плоскости. Друг Горацио, На свете есть многое… если начерно. А набело - нечем мне - все повымело… Имели они меня - я имела их, Без имени - просто местоимением. Невестам без места не снятся милые, Не мил белый свет - не поется - плачется. Ничто не меняется - снова белое Испачкано; соткано из забвения Бессонное солнце - ночное, стылое. Я снова рисую с изнанки - начерно. ..^.. По Бродскому …написать в Ваш июль - эта осень лишает свободы… больше не о чем петь всё срифмовано - до запятой до слепых молчаливых истерик всё кажется - вот бы отдышаться - и снова взлететь - только встретит ли кто в сером заспанном небе? …заплакать… … прослыть нелюдимой слиться с тихим пространством квартирным… бояться простуд… не звонить Вам - поверьте мне вовсе не необходимо слышать голос… .... спокойно смотреть как кружась на лету опадает октябрь на дорожки остывшего сада как тревожно дыша на посадку заходит ноябрь… перечитывать Бродского… здесь вы наверно с досадой головой покачаете не одобряя но я буду снова и снова шептать - _ни страны ни погоста не хочу выбирать_... и вдохнув сигаретный уют про себя повторять - умирать в ноябре это просто слишком просто увы - _каждый сам себе царь и верблюд сетки сумки авоськи_ - да все мы немного верблюды… засыпать просыпаться поверить в "уже никогда" но однажды увидев свой _свет как бы вдруг ниоткуда_ прохрипеть Вам назло: _смотришь в небо и видишь звезда…_ ..^.. Диптих По песку расставаний, по гравию мыслей, по щебню ожидания вечности и невозможности встречи ты приходишь ко мне, ты непрошеннонежно, волшебно, возвращаешься в прошлое. Знаешь, мне было бы легче отпустить твою совесть и в клочья порвать свою верность поездам и вокзалам, чужим голосам и усталым телефонным сигналам, разлуку развеять по ветру - хоть на день, хоть на час, хоть на миг - только времени мало - не "у нас мало времени", а "времени мало нас" - этих, обожженных прощеньем, друг другом болеющих, глупых, непристойновесенних и самых далеких на свете от себя, от удачи, а больше всего - друг от друга. *** Я люблю тебя, слышишь? Я слишком люблю тебя, слишком безобразнодоверчиво, не понимая, не веря ни словам ни ударам судьбы, я, как плюшевый мишка - я могу быть подушкой, игрушкой, но только не зверем. Ожидание красного…? Я состою из опилок и капроновых ниток, мои коготки - из пластмассы. Посмотри на меня. Пожалей меня. Я твое "было", я подарок из детства. Увы, не окрасятся красным ни опилки, ни плюш, если я подарю свое сердце - на ладошке тебе протянув его - да и не нужно… Я лишь плюшевый мишка, я сон, я подарок из детства... Ты же знаешь, куда исчезают все мишки из плюша. ..^.. Невозвратимость (забытому много лет назад плюшевому медвежонку) …ты прости меня, плюшевый родненький мой человечек, я, наверное, вырасти и позабыть тебя слишком спешила, разбивая коленки души и, гадая на свечках одиноких и прочих ночей, бесполезно меняла на шила взрослых дней своих все, чему нас с тобой детство учило - Свою азбуку первую - Аист, Автобус, Арбуз, Балалайка, Бегемот… валерьянка. Мне грустно, медведь, я теперь достучаться не в силах в ту закрытую дверь, за которой осталась хозяйка всех пластмассовых кубиков, пупсов-пищалок, сердечек оловянных солдатиков стойких и белочек из шоколада. Песнь о невозвратимости детства поет безымянный кузнечик в моем сердце, и каждая нотка ее - безнадежно-тревожная сладость. Помнишь, мишка - мы думали скоро наступит другое столетье, - сразу сбудется все и случится на нашей игрушечной улице праздник, нужно только поверить и ждать и мы верили, ждали, мы, дети, про запас оставляли всегда три-четыре мечты- Бесполезно - прекрасных. Ты придешь - я скажу тебе плюшевый ангел мой, здравствуй, Ты вернулся домой, мой уютный И теплый посланник из детства. Расскажи мне еще раз о главном, О том, как все будет прекрасно - Не бывает напрасным прекрасное, - Мне бы сейчас оглядеться И пойти - хоть куда-нибудь. Хочешь, мы вместе уедем В безупречное светлое завтра, В котором, конечно же, станем, Всех счастливей. Ты, правда, Не будешь огромным медведем Медвежата из плюша и там, К сожалению, не вырастают… Ты придешь обязательно - Мы с тобой будем счастливыми, слышишь? Все получится, мы же мечтали, Мы верили, все станет лучше… …где-то в ящике пыльном, Среди диафильмов и книжек Горько плачет и ждет меня маленький Мой человечек из плюша… ..^.. P.P.S. Здравствуй. Пишу тебе, чтобы чувствовать, что жива. Знаешь, легко, но грустно в неожидании праздника. Вроде бы всё и правильно, но говорить слова, кажется, больше не о чем. Впрочем, пустое. Здравствуй. Как твои сны? Здоровы ли? Как поживает твой маленький бог серебряный? Он в меня еще верит? Знаешь, легко, но пусто выжившей. Ничего вроде уже не нужно, пепел былых истерик канул в мусоропровод времени, в немоту тусклого "всё нормально" - только зудит каверна в сердце… Да, мы сумели прорисовать черту между "тогда" и "после" - только что-то неверно было в расчётах, ну да что теперь поминать старое - третий глаз мой выбит давно. Я в жертву памяти два оставшихся не принесу. Enough. Знаешь, смешно и странно - в тумбочку с этажеркой сжался огромный мир мой. Тени твоих побед всё еще бродят где-то там, под моим диваном, шепчутся - эх, с людьми, мол, трудно, хотят к тебе, просятся - отпусти нас.... Страшно и очень странно - в доме моём с каких-то невероятных пор остановился даже шорох часов песочных… Падают только слёзы. Поезд ушел в депо. Что-то случится скоро… Что-то случится. Точно. Ну а пока - пишу вот свой непонятный бред об этажерках, тумбочках, чёрточках и обманах времени… Бог потерян, брат мой во серебре… В доме моем - безверье. Знаешь, и правда странно - в тихих стихах твоих много речек, морей и рыб… Я не смогла напиться… что-то всегда мешало… Слушаю строчки - слышу - в ящике к а т я т с я к а м е н н ы е ш а р ы… Хочешь, твой образ будет самым неслышным шаром? ..^.. Между моей и твоей полночью... между моей и твоей полночью месиво снежное носится бесится песни весенние нехотя помнятся лестница в небо непрочная лестница небо изломано лестью последнею ловит авоськами грусть запоздалую стерпится слюбится сонными бреднями все у вас лечится только их мало нам нам докричавшим нелепые лозунги нам от беспомощной правды ликующим до хрипоты надышавшимся воздухом прошлых дождей и несбывшихся будущих нам состоящим из скуки и совести нам состоящим в родстве с баобабами нам перепутавшим цену и стоимость быть не умеющим злыми и слабыми нам нелетающим нам не запомнившим лиц и событий чисел и месяцев между твоей и моей полночью выпадет шанс окончательно встретиться ..^.. рассвет после Картонные коробочки церквей, Картавящие гордые ворОны… Грустит рассвет. И бродят по Москве Три тени без поэтов. Им, влюбленным В дождливый вечер, что случился До, В рассвете не найти ни слов, ни света, Ни веры во вчера. В Москве, седой От снега и бессмертия, поэтов Не помнят. И гора пойдет к горе, А Мухаммед опять уйдет налево, Ведь после До всегда бывает Ре,- Вот только после зрелища здесь хлеба Не подают. И это не смешно. ..^..
Галина Давыдова в Сети. |