ПОПЫТКА ВЗЛОМА.

Эту дверь мы открываем не ключом, а какой-то стамеской. Ее лезвием отжимая неподатливую створку, как фомкой.
"Неподатливую", - потому что так видится она взгляду: облупившаяся краска, ржавые петли и прочее. Но открывается легко, без усилий, что можно считать естественным, когда дело происходит во сне.
Мы проходим, и дверь сама закрывается за нами; снова ее уже не открыть, это ясно. Мы оказываемся в каком-то предлестничном помещении - это квадратная комната с гладкими стенами неопределенного цвета. Пол выложен красной и белой плиткой в шахматном ровном порядке. Окон нет, но светло. От середины комнаты начинается лестница и идет вверх, у стены поворачивая под прямым углом.
Во сне можно оказаться иногда в самом неожиданном облике. Однажды, помню, я без конца бродил по каким-то коридорам и, когда опускал глаза вниз, отчетливо видел свои ноги - одна была обута в домашний тапок зеленого цвета, другая - в черный ботинок. Только эти разнообутые ноги я и помнил потом, проснувшись. А однажды я увидел себя маленьким зверьком - что-то вроде кота или горностая - и передвигался в высокой траве прыжками с незнакомым в реальной жизни ощущением свободы и легкости движений.
В этом же, теперешнем нашем сне, мы не имеем явного облика, сказать определенней, невидимы. Поэтому комната, где стоим, кажется пустой, когда окидываю ее взглядом.
Мы поднимаемся по лестнице. Там, наверху, этажи, коридоры, комнаты... Дом идет то ли на снос, то ли под капитальный ремонт, потому все нежилое - развал, запустение, затхлость - декорации фильма ужасов, в которых герои, мужчина и женщина, еще не успев познакомиться, без конца блуждают, и в запутанных коридорах их подстерегают предусмотренные сценарием монстры.
Идем. В темноте мерзко щерятся горбатые хари, но - не страшно. Одна попадается часто - неподвижная, словно деревянная маска, физиономия циклопа. У него над переносицей во лбу глубокая вмятина. Лоб - горбушкой. Оба его глаза сидят на положенном месте, но в том, что это именно циклоп, чудовище из легенд и мифов, я как-то не сомневаюсь. А где-то по этажам ходит еще динозавр с открытой пастью. Любой коридор, разумеется, мал для его габаритов, но это неважно. Одно мгновение я бегу по улице, хочу предупредить прохожих: "Там динозавр в доме!" Но молчу, потому что никто не поверит.
С улицы видно, что дом сложен из старого красного кирпича. Стены в щербинах. Чернота в пустых оконных проемах. И только на третьем этаже в одно окно вставлена новая свежеструганная рама. И стекло.
Где-то по этому этажу идем в коридорах - невидимо и бестелесно. Таращатся хари. Идем и в то же время как бы стоим в той еще комнате, где начинается лестница. Стоим и в то же время идем. Цель нашего маршрута мне неизвестна но чувствую, что теплее, теплее... Уже знаю, что подходим к той комнате, где окно, которое я видел снаружи. Подошли. Дверь открываем не ключом, а какой-то стамеской - отжимаем ее, неподатливую. Проходим внутрь.
В комнате окно и большое зеркало на стене. Вспыхивает яркий свет, и в это мгновение мы обретаем телесный видимый облик. Но разглядеть ничего я не успеваю за этот короткий миг. Бегу по улице и кричу: "Там динозавр в доме!"
С этим криком просыпаюсь.
Просыпаюсь...

"Где я?" - подумал Стуков, открывая глаза. Осознание места и времени приходило не сразу, также и осознание себя в неуклюжем собственном теле, словно потерявшим только что какую-то степень свободы.
Он протянул руку и в темноте, все еще казавшейся чужой, незнакомой, не сразу нашел кнопку торшера. Включил свет. Вдел ноги в тапочки и прошлепал в ванную комнату.
"Что за сон такой? - подумал Стуков. - Что означает этот динозавр в коридоре? Где этот дом? И кто женщина?"
Он поднял голову и посмотрел на свое отражение в зеркале над умывальником.
Лампочка под потолком вспыхнула и погасла.
"Перед тем, как перегореть, нить накаливания может вспыхнуть особенно ярко, это бывает, - подумал Стуков. - Но все же не настолько, чтобы можно было проснуться от этого".
Он сменил лампочку, при новом свете побрился и почистил зубы. Был задумчив все это время, пытаясь как-то осмыслить образы виденного. Динозавр, конечно, не мог существовать за пределами сна, но дом - по ощущению смутному - должен был иметь прообраз в реальности. И женщина... "Если встречу, узнаю ли? Можно ли узнать человека, если не слышал его и не видел?"
С этой мыслью Стуков вышел на улицу. Он шел, потом ехал в трамвае, потом опять шел. Не выбирая направления сворачивал в какие-то улочки. И вот, наконец, увидел дом из старого красного кирпича.
У стены дома стоял человек в мятом черном пальто с оторванным воротником. В нем Стуков узнал того самого циклопа из сна, значит, и дом должен был быть тот самый.
Человек посмотрел на Стукова. Оба его глаза были на месте, но все равно это был циклоп, чудовище мифов. Выпуклый лоб горбушкой и над переносицей вмятина. Стукову стало не по себе от его взгляда, но смотрел тот недолго, потом повернулся спиной и пошел, опираясь на палку.
Дом был нежилым по виду, хотя и без явных разрушений. Окна все были целы. Поискав взглядом, Стуков нашел на третьем этаже то единственное - с новой свежеструганной рамой. Он прошел под арку, где, казалось ему, должна была быть дверь, и она действительно там была. Но у двери на каком-то ящике уже сидел тот циклоп в черном пальто. Его неподвижное лицо было словно вырезано из куска корявого дерева. Он упер конец своей палки в дверной косяк, перегораживая дорогу.
- Пусти, - сказал Стуков.
- Может, в очко перекинемся? - Циклоп вынул из кармана колоду карт, перетасовал ее, придерживая свою палку локтем, чтобы не соскользнула. - Выиграешь, проходишь.
- Ладно. - Согласился Стуков и взял первую карту. Это был король пик, но борода ему была не в масть: косматая, рыжая, словно переведенная с другой картинки.
- Еще одну? - спросил циклоп.
- А почему я, собственно, должен с тобой играть? - возмутился Стуков.
- Потому что начал, - ухмыльнулся циклоп.
- Как начал, так и кончу, - сказал Стуков и вернул карту.
- Тогда отгадай загадку.
- Ты ведь не сфинкс, чтоб загадки загадывать, а циклоп, - сказал Стуков.
- Обижаешь, - тот оттянул нижние веки пальцами левой руки и посмотрел так на Стукова, демонстрируя оба своих глаза.
- Пусти, - сказал Стуков.
- А тебя там заждались, наверное, - циклоп ухмыльнулся деревянными губами.
- Пусти.
- Тогда загадку. Отгадай, кто это… - начал циклоп.
- Человек, - быстро сказал Стуков, - Знаю я твою отгадку, можешь не беспокоиться.
- Что ж, проходи, если ты такой умный.
Циклоп убрал палку. Стуков прошел, толкнув перед собой дверь. Поднялся по лестнице, отметив, что пол внизу выложен красной и белой плиткой в шахматном ровном порядке. На третьем этаже остановился. Длинных коридоров здесь не было, обычная лестничная площадка и двери. Правая была приоткрыта. Стуков нажал кнопку звонка. Звонок не работал. Стуков приоткрыл дверь шире и посмотрел внутрь.
Квартира выглядела обыкновенно - обыкновенная жилая квартира в нежилом доме. Видимо, однокомнатная квартира, а комната - та самая, с окном. В комнате Стуков оказался, как бы очнувшись от задумчивости, не помня, как прошел машинально по коридору, открыл дверь, встал на пороге.
На полу играла девочка лет, может быть, семи. Она подняла голову и посмотрела на Стукова - спокойно и без интереса, как будто он был хорошо знаком ей, и, кроме того, уже давно стоял здесь, на пороге.
Комнату не охватить было одним взглядом. Ее перегораживал стоящий поперек шкаф и розовая ширма с каким-то китайским рисунком. Стуков прошел между ширмой и шкафом. За шкафом, у стены стояло зеркало, в него гляделась девушка, видимо, старшая сестра той, семилетней. В середине комнаты был квадратный стол, накрытый для чаепития. Женщина в светлой блузке с длинными рукавами разливала чай. У окна, в кресле сидела другая женщина, старше лицом и читала книгу. "Дочь, мать, бабушка", - подумал Стуков. Все трое посмотрели на него, не отрываясь от дел - спокойно, как если бы он уже давно стоял здесь, у стола, или, как если бы его вообще здесь не было.
Стуков открыл рот, чтобы сказать "здравствуйте", но в следующий миг ему показалось, что он уже поздоровался. "Тебя там заждались", - вспомнил он. Но ждали ли его? Девушка продолжала поправлять прическу, старушка читала роман. На столе стояли только две чашки - синие с золотом.
"Кто эта женщина?" - подумал Стуков. "Можно ли узнать человека, не слыша его и не видя?" - подумал он и закрыл глаза. И, шагнув вперед, шестым своим чувством понял: она. "Эту дверь мы открываем не ключом, а какой-то стамеской", - вспомнил слова. Открыв глаза, посмотрел перед собой. Да, это была она. Но и девушка перед зеркалом тоже была она, и старушка с книгой - была она, и даже девочка, которая, выйдя из-за ширмы, стояла с куклой в руках - была она.
Женщина поставила чайник на стол и улыбнулась. Не Стукову, а каким-то своим мыслям.
"... открываем стамеской, ее лезвием отжимая неподатливую створку, как фомкой, - думал Стуков. - А могла бы она участвовать в таком сомнительном предприятии, как проникновение в дом со взломом входной двери?" - Женщина улыбнулась снова, у нее был маленький рот и белые ровные зубы. "Могла", - подумал Стуков. И понял еще, что его здесь не знают.
"Эту дверь мы открываем не ключом, а какой-то стамеской", - хотел он сказать, чтоб дать знать о себе и напомнить, но в тот же миг понял, что уже сказал это.
"Меня не заждались здесь и даже не ждут, - подумал он. - Посмеялось надо мной чудовище". Повернулся и пошел к выходу. В сердцах пнул ногой шкаф, проходя мимо, и ушиб палец. Вдруг кто-то взял его за руку, это была девочка, семилетний ребенок. Ее светлые волосы были заплетены в короткие косички. Она тянула Стукова за руку, настойчиво и требовательно, и когда он нагнулся, обняла крепко за шею. И тут в зеркале напротив - откуда-то здесь взялось зеркало - Стуков увидел себя и свои ноги. Одна была обута в домашний тапок зеленого цвета, другая - в черный ботинок.
"Это ведь сон, - подумал Стуков, - давно было понятно, что - сон". Зеркало толчком наклонилось, и пол вздрогнул под ногами. Глухой шум возник за стеной и рос - словно много людей говорили разом громкими голосами. "Это динозавр в коридоре", - понял Стуков. Стена перед ним дрогнула и стала разваливаться. Вспыхнул яркий свет и Стуков проснулся.
Он лежал, осмысливая увиденное. Потом включил свет, сунул ноги в тапочки и прошел в ванную комнату. При ходьбе прихрамывал, потому что болел ушибленный во сне палец. Стуков слышал, что такое иногда бывает. Он плеснул себе в лицо холодной водой и уверился в том, что действительно проснулся.

Сон запомнился. Стуков рассказывал его родственникам и знакомым, каждый раз начиная с одной навязчиво засевшей в уме фразы: "Дверь открываем не ключом, а стамеской или чем-то вроде..." "Этот сон, наверное, что-нибудь значит", - говорили ему некоторые, а один, не бывший ни родственником, ни знакомым, с бородой на цыганском черном лице, вдруг сказал:
- Он значит, что ход сделан, и следующий ход за вами.
- Какой ход, кем сделан? - спросил Стуков.
- В карты играете? - спросил незнакомец. В его руках была колода карт. Он разделил ее на две части, пропустил между пальцами, тасуя.
- Я правил не знаю, - сказал Стуков.
- Где двое собрались для игры, там есть и некто третий, - сказал незнакомец. - Если бы вы играли, вы могли бы это обнаружить. Но иногда мы вступаем в игру, не догадываясь об этом.
- В моем сне я начал одну партию в очко и бросил на первом же ходу, если вы это имеете в виду...
- Не это. Содержание вашего сна, собственно, не играет роли. Важна его значительность, которую вы ощущаете. Может быть, между явью и вашим сном нет строгой разницы. Явь оборачивается сном, сон хочет стать явью, и где-то, действительно, есть дом из красного кирпича, о котором вы говорили. И если вы увидите этот дом воочию, вам придется что-то делать, вы не считаете?
- Пройду спокойно мимо, - сказал Стуков, но с этого вечера он, когда ехал куда-нибудь в трамвае, готов был увидеть приснившийся дом, и глядел специально в окно. Несколько раз он снова видел его во сне, но подробности виденного и конкретные обстоятельства не мог вспомнить. И вот, наконец, наяву наткнулся на этот дом, который оказался даже не очень далеко от места, где Стуков жил.
Стуков подошел к дому, увидел на третьем этаже почти что знакомое окно с новой свежеструганной рамой, прошел под арку, где была дверь. Перед дверью не остановился, а машинально пройдя несколько шагов, оказался во дворе. Двор был, завален битым кирпичом и ржавым железом. В куче мусора под ногами Стуков увидел что-то вроде стамески с приваренным куском трубы вместо рукоятки - тот самый инструмент для взлома. "Неужели и женщина где-то рядом?" - подумал он и, выйдя со двора на улицу, огляделся. Никого не увидел. "Подождать? - он подумал. - Нет, не буду я играть в эти игры". И ушел, стараясь не оборачиваться.

Когда Стуков вернулся домой, он обнаружил, что его квартиру ограбили. Стоя посреди хаоса, он вдруг вспомнил, что в одном из своих снов, тех, что казались забытыми, проникая в известную комнату - "дверь открываем не ключом, а какой-то стамеской" - уже видел такую картину: распахнутые дверцы шкафов, выдвинутые ящики, что было внутри, все разбросано по полу. И понял так же внезапно, что еще с утра предчувствовал неладное, но ожидал неприятностей там, за той дверью - "лезвием, отжимая неподатливую створку, как фомкой" - а они, оказывается, здесь его ждали. "Как фомкой"... Стуков осмотрел свою взломанную дверь. Обнаружил на дереве вмятину - в том, очевидно, месте, где взломщики приложились своим инструментом. Любознательный сосед выглянул из своей квартиры и принял участие в осмотре. "Фомкой работали", - заявил он авторитетно. Стуков вздрогнул. "Много унесли?" - спросил сосед.
Унесли, в общем, немного. Стуков с грустью подумал, что ничего ценного нет у него в квартире, что стоило бы уносить. Кроме, разве что, телевизора - это был небольшой телевизор с удобной ручкой в верхней части корпуса. И его-то как раз взломщики оставили - донесли до порога комнаты и бросили. Их, должно быть, что-то вспугнуло, подумал Стуков. То есть, он сам и должен был их вспугнуть своим возвращением. И они, стало быть, с ним едва-едва разминулись.
Стуков быстро спустился вниз и узнал у сидевших на скамейке старух, что из подъезда вышли недавно двое - мужчина и женщина. Недавно вышли, десяти минут не прошло, а может быть, и все полчаса. Как раз вслед за тем вышли, как он, Стуков, прошел здесь, возвращаясь домой и поздоровался. Мужчина был высокий - нет, среднего роста, а женщина - ниже. Одет был в куртку или пальто. Она - тоже в чем-то таком. Но сумку большую мужчина нес, в этом показания очевидцев сходились. А ушли куда-то налево. Стуков посмотрел в ту сторону, куда ушли, но мысль о преследовании не возникла в его голове. Он вернулся в свою разоренную квартиру. Сел на стул посреди хлама, не зная, с какого конца начать наводить порядок. И вдруг в пустом ящике письменного стола, который валялся поверх бумаг, из этого стола вытряхнутых, увидел игральную карту, короля пик. Стукову стало не по себе.
"Это намек? - подумал он. - Надо ли понимать, что за мною теперь ход?" Борода короля была грубо подмалевана желтой охрой, губы кривились усмешкой. "Может быть, это сон?" - подумал Стуков и машинально посмотрел на свои ноги. Нормальные были ноги, в одинаковых черных ботинках.
И тут Стуков вспомнил, что бороду короля он сам лично и выкрасил в рыжий. Это было в незапамятные дошкольные года. Отец делал ремонт в квартире, и малолетнему Стукову, когда он заглянул в открытую банку с краской, пришла в голову мысль по-новому раскрасить карты в колоде. Теперь какая-то неумолимая фатальность обнаружилась в этом неприметном эпизоде стуковской жизни. Словно кем-то заранее было предусмотрено, чтобы лет через тридцать раскрашенная карта, неизвестно где все это время валявшаяся, вдруг появилась на видном месте, как некий знак указующий...
Стуков разорвал карту на две половинки и выбросил в мусоропровод. Лег спать, не убирая хлама, подперев дверь изнутри лыжными палками, а утром, проснувшись, знал, что делать.

Он надел на правую ногу черный ботинок, но левую - зеленый домашний тапок и вышел из дому.
Идти было недалеко.
Инструмент типа стамески лежал на знакомом месте и просился в руку. Стуков поднял его и, выйдя снова на улицу, осмотрелся. Мимо шли две женщины. Стуков окликнул их - та, что была ближе, посмотрела на его ноги и усмехнулась. У нее был маленький рот и белые ровные зубы. "Дай, погадаю, красавец", - сказала она, хотя на цыганку не была похожа. Карты мелькнули в руках, черной масти король подмигнул из колоды. "Не надо", - сказал Стуков и объяснил, что ему нужно. "Ничего такого, - добавил, - просто я не могу идти туда один, нужно, чтобы кто-то рядом..." Достал бумажник, вынул какую-то купюру и показал, потом еще одну. Пожав плечом, женщина согласилась.
Стуков на время закрыл глаза, когда шли рядом - "Мог бы я узнать, не слыша, не видя?.." - но узнавания не произошло.
"Эту дверь открываем..." Инструмент был в руке, Стуков просунул, нажал, все получилось легко - может даже и не была вовсе закрыта дверь, но неважно - и пол внутри оказался выложен красной и белой плиткой, и лестница была знакома. "По лестнице поднимаемся..." Третий этаж, коридор - длинный, но не чрезмерно, с отчетливо видным тупиком в конце пути, тут не заплутаешь. Стуков остановился. Он не заметил, как за плечом у него возник кто-то высокий, в черном и длинном, и удара по голове не почувствовал. И безразлично отнесся к тому, как чьи-то руки переворачивают его на спину, шарят по телу, вынимают бумажник - тощий стуковский бумажник, в котором только две предъявленные им недавно купюры и хранились, не больше.

Стуков очнулся через неизвестное время и, приходя постепенно в себя, понял, что не на полу в коридоре лежит, где упал с разбитой головой - поделом дураку - а на теплом и мягком. Не шевелился и не поднимал век, боясь потревожить боль, которая - он знал - спала на подушке рядом, пока лежал без сознания, и готова была проснуться. Но боли не было - Стуков приподнялся на локте - только слабость в теле, и голова кружилась, Стуков уронил ее снова на подушку, успев увидеть край стола, окно и в углу комнаты зеркало, рядом в кресле старая женщина сидела с книгой в руках... И все. Потолок качнулся над Стуковым, повернулся вокруг оси, пошел в сторону. Стуков закрыл глаза и, кажется, опять потерял сознание, удовлетворенный, почти счастливый от мысли, что достиг, наконец, какой-то цели.
Потом он услышал шаги. Почувствовал на лбу прикосновение ладони. "Лежите, лежите. Вам нельзя двигаться". Стуков лежал и не двигался - с забинтованной головой на подушке, и наволочка была свежей, жесткой от крахмала. "Хотите чаю?" На табурете, покрытом салфеткой появилась синяя с золотом чашка. Женщина села рядом. Подвернула подушку, чтоб Стукову легче было приподнять голову, поднесла чашку к его губам. Ее рука, державшая чашку, была твердой, без дрожи в пальцах. Стуков сделал несколько глотков.
- А вы знаете, - попробовал он пошутить, - мне легче было представить вас с фомкой в руке, чем как сейчас вот, с чашкой чая у постели больного.
- У вас сотрясение мозга, - сказала женщина, - молчали бы лучше.
Опустив взгляд, Стуков заметил в изножье кровати свою обувь: черный ботинок и зеленый домашний тапок, но сейчас это ничего не значило - он улыбнулся своей выдумке. "Хорошо, - подумал он, закрывая глаза, - что я лежу здесь, на нормальной кровати, и вокруг обои в цветочек. Я всегда боялся, что встречу свой конец в больнице, на казенной койке в восьмиместной палате". И, подумав, вздрогнул: "Неужели это конец?"
"Неужели?" - и словно провалился куда-то. Раздался шум, словно много людей говорили разом, повторяя одну и ту же бессмысленную фразу. Это ревел динозавр. Пасть его была огромна. Она раскрылась над Стуковым и сомкнулась. Стуков скользил в темном туннеле, стены вокруг него сужались. Туннель уходил вниз, взлетал вверх, падал отвесно, сворачивался спиралью. Это продолжалось бесконечно долго, но когда вспыхнул свет, Стукову показалось, что прошло лишь мгновенье.
Здесь его ждали, а может быть, пришлось подождать ему, - время и порядок событий не имели значения. Так же, как и новый его облик не казался ему необычным.
Было тихо. Яркий и ровный свет шел сверху. Кругом росли кусты и зеленая трава. В этой высокой траве два зверька передвигались прыжками с ощущением свободы и легкости движений, незнакомым по прежней жизни.

Высказаться?