coupe de foudre
ломанье
белых рук латанье черных кружев
касания
в санях и уксус натощак
покуда
милый друг вельможен и натужен
замешкался
в сенях оглаживая фрак
он
беден но знаток
ни
слова в просторечьи
он
бледен как опал
он
пан или пропал
покуда
бел снежок
проводит
к Черной речке -
расскажет
где стоял
покажет
как упал
ах
маменька! лови расшитую перчатку
венчанье
он отверг - не надобны уже
латиницей
любви в несносных опечатках
под
лампою в четверг Расин и Беранже
...силянс!
учитель мой
грассируя
безбожно
не
торопись глотать
соленые
слова
верни
меня домой
шкатулки
невозможной
картонный
фигурант
седая
голова
книга руфь
определенью
драмы вопреки
единство
места выпало из гранок
наоборот
читаемой строки
простейшей
в темном перечне приманок
на
карте край смоковниц и купин
обуглившимся
краешком нечеток
признает
ли единожды один -
как
чет и нечет нерадивых четок
податливые
строчки теребя -
ленивец
наш попыхивая травкой
что
замысел замкнувшись на себя
не
принимает авторскую правку
спохватится
ль – звено оборвалось
и
обжигает пальцы как окурок
нанижет
ли вполглаза на авось
по
правилам своих лукавых жмурок
ни
авторских ему ни птичьих прав
не
надобно – выносится за скобку
владение
простейшей из расправ:
червленый
переплет - на переплав
завещанную
ветошь – на растопку
станционное
отворить
ли окна
отворить
ли жилы
билетеру
в ноги ли упасть
на
перрон растерянного рая
скатерть-то
промокла
подливай
служивый
безвоздушная
авиачасть
расплескаешь
радость раздирая
на
груди да вот ещё напасть
на
запястье даром выгорает
некозырная тугая
масть
щурится кондуктор
набекрень
корона
он
слегка обижен на меня
да
и сам поди-ка с перепою
стонет
репродуктор
гонит
из вагона
расписанье
райское кляня
ты
теперь смешаешься с толпою
ты
теперь один моя родня
да
луна - как пятнышко слепое
на
сетчатке облачного дня
***
Тоскливее
крошек в постели
Раскрошенный
сыр за окном -
Сороки
мои улетели,
Вороны
покинули дом.
Считать
оголтелый раёшник
Привыкла
хозяйка своим,
На
мятый писательский трёшник
Неся
угощение им.
Но
связь, вероятно, распалась
Крахмальных
домашних времен,
Какая-то
малость сломалась,
Издав
настороженный звон.
Подвергнув
стреху остракизму,
Все
разом с карниза снялись,
Хозяйкину
злую харизму
Презрели
и вон подались.
Обретшие
в сваре и сквере
Цыганское
птичье чутьё,
В
хозяйкино счастье не верят
И
брезгуют сыром её.
fatique
что
ты все пишешь? заточник в постылой квартире
терпишь
ли бедствие ищешь ли букву в законе
или
маячишь мишенью в божественном тире
вечно
душа нараспашку на темном балконе
руки
сложив как на гнутом носу аркитерий
шхуну
хранящий от демонов ветреной пляски
где
капитан твой - зачисленный первой потерей
в
список потерь - безымянный заложник развязки
прежнюю утварь сочти я перечить не стану:
олово
слов часовой серебрящийся пояс
лезвие
сунь под язык - передашь капитану
должен
сбежать капитан я о нем беспокоюсь
в
кухне рассыпана соль - опрокинешь
солонку
не
на случайность на козни нептуна пеняя:
мол
подстелил бы соломки да высохла ломко
бросил
бы под ноги плащ да подкладка линяет
нет
не поссоримся - соль не годится морская
подлых примет колесо стопорится ржавея
смотришь
ли с мостика? гибнет твоя мастерская
выгорит всласть и
обиженный пепел развеeт
***
У всех бессонниц медный вкус простуды.
Худых ходов перебирая хлам,
Закашляется мастер слабогрудый,
Ничью кропая с горем пополам.
Прервется ли, не выдержав насмешек,
Раздвоенных часов замедлив ход,
Щекотное движенье черных пешек
На край доски, где молоко и мед.
***
нету
тайны в ремесле:
слишком
много божоле
слишком
много
целый
день навеселе
еле
держимся в седле
нет
ей-богу
дева
виснет на весле
ночь
болтается в петле
а
в итоге
пляшут
руки на руле
мы
в единственном числе
на
дороге
керосинчик
на нуле?
по
ночам строчи в дупле
эпилоги
нету
правды в конопле
голова
опять в тепле
мерзнут
ноги
холодна
как крем брюле
ни
смятенья на челе
ни
тревоги
на
вчерашнем корабле
приставай
к чужой земле
к
недотроге
от
автора: его души потемки
свет
амальгама темпера картон,
и
вот - двойник подрагивает ртом
и
как пеленки теребит тесемки
холщовой
папки с надписью эскиз
он
перерос рассеянность наброска
и
хочет вон и смотрит сверху вниз
и
строит мину хмурого подростка
чем
не смущает автора ничуть -
вторую
жизнь живя на даровщинку
тот
выпрямляет лишнюю морщинку
по
свежей краске пальцем как-нибудь
***
Давиду Герингасу
виолончели
яблочный бочок
дробит
и ловит свет
так
много света
что
плавит лак
летающий смычок
и
канифолью тает разогретой
его
тугая веерная суть
Rach
- man – in – off ?
он
тоже знает это
до
скользких терций
вылущив
стручок
акации
высвистывает лето
соната
соль минор: забыть заснуть
il disio
...на
цыпки обречен мальчишка март
в
чернилах пальцы в зелени ветрянки
метаморфозы
всех метеокарт
кофейная
жестянка с негритянкой
где
прячешь - скажешь? сохраняет фарт
и
оловянный выигрыш в орлянку
март -
полукровка выскочка бастард
вразнос
пошедший в сумерках опричин
снесешь
меня в заоблачный ломбард
трофейным
семисвечником? привычен
к
своей беде и вечно беден март
и
вечно пьян и мелодраматичен
март разночинец
в пакле бакенбард
настройщик
отсыревших пианино
в
калошах лекарь - в
коклюше мансард
в
ознобе малярийных мезонинов -
поставишь
ли мне капельницу март
текущую
полуночным хинином?
священодействуй
равноденствуй - дней
кровь
отворяя - растворяя сладко
в сырой
воде прозрачную облатку
и
раму выставляя и за ней
вон
выставляя призрак лихорадки
цирюльник
март ...ещё ещё сильней
считалочка
возникает
из тумана
львиный
мостик в пять утра
будто
месяц окаянный
тот
что ножик из кармана
вынимал
еще вчера
в
предвкушеньи воскресенья
львов
лелеет парапет
в
сонном сурике осеннем
существует
опасенье
что
увы возврата нет
в
еле слышный окрик лета
где
пускают все равно
с
чуть надорванным билетом
с
лунным сахарным стилетом
на
вчерашнее кино
historia arkana
Кроватный
шарик золочёный
(в
гостях отверчен втихомолку),
заложница
каминной полки -
пастушка вечная - в осколках,
монеток медная никчёмность,
медаль,
вручённая без толку,
силком
от дома отлучённых
ключей
сарматское монисто,
флакон
с тинктурой остролиста,
уже
не властного над систол
неистовством.
Зарытый прочно,
свистком,
немеющим без свиста,
секрет
- под стеклышком, под кочкой,
в
своем величьи неказистом,
соседской
дочкой разворочен.
Теперь
её, уж это точно.
***
завести бы заоблачных братьев
чтоб
они заявлялись без спросу
и
спускаться к ним в утреннем
платье
на
отлете неся папиросу
разбудили!
- ворчать понарошку
разворачивать
в кухне гостинцы
а
еще - чтоб была у них кошка
небольшая не больше мизинца
чтоб
за завтраком булки макая
в
темный омут гречишного меда
рассказали
мне кто я такая
с
точки зренья небесного свода
чтоб
строгая задумчиво груши
на
прозрачные длинные дольки
рассказали
зачем я так трушу
много
вру много пью - и не только
чтоб
прихлебывать громко вприкуску
бергамотовый
или же мятный,
рассуждая
о прежнем искусстве
перекусывать искус
невнятный
об
уменьи утерянном плача
ночь выстукивать на ундервуде
и
о том что бывает иначе
но
теперь уже больше не будет
ветренное
смеющийся
снимаешь зиму
как
власяницу - свищет плеть -
ты
принимаешь боль как схиму
а
мне - послушницей - глядеть
как
ты распахиваешь щедро
февраль
расстегиваешь март
(мне сводит
скулы как от цедры)
какие вынянчили недра
твой ослепительный азарт?
каким же ветром - мокрым чёрным
тебя в наш город занесло
куда девался твой покорный
понурый вид? свое весло
всё так же держит дева в парке
хотя - куда же нам грести?
притихли ветреные Парки
а ты - московские подарки
не глядя сыплешь из горсти
на ветер! милый - всё -
на ветер!
насквозь продута агора
гостинцы горестные эти
уже затягивает в нети
пневмо-почтовая дыра
проветрим парк до средостенья
на корм вороньим сквознякам
все катехизисы все тени
обертки смутных обретений
кожурки липких воскресений
не подскользнись на них пока
смеющийся снимаешь зиму
угнетение льна
Ты растрепан, белокурый,
Ты лежишь, как лён на стлище,
И тебя хозяйки ищут,
Растрепать ещё, да куры
Забредают ненароком
Расклевать твои изьяны.
Все тебе выходит боком,
Оттого ты злой и пьяный.
Говорила мне Анфиска:
Его сеют близко-близко,
Называют – угнетённым.
С нами сладишь ли, Анфиска?
Мы
с любимым – вертопрахи,
Не
годимся на рубахи,
Чахнем
мелко и ветвисто.
Оттого
ветра больные
Теребят
тебя и гложут,
Оттого
твои льняные
Солнце
выбелить не может,
Запустив
в них пальцы туго,
Я
сижу у изголовья –
Пересохшая
подруга,
Угнетенная
любовью.
Заглянуть,
как войти с солнцепека
в
сизый крапчатый холод зрачка,
заглянувшим
такая морока,
им
мерещится знание срока,
мне
- стрекозы над черной осокой,
вам
- взимание ока за око,
а
лимоннице - марля сачка.
Не
желая иного исхода,
вязнут
в чашке июньского меда
осовевшие
оспинки ос,
мне
– не жаль, такова их природа,
вам
– пожалуй, так жаль садоводу
первым
снегом обугленных роз,
но важней красота эпизода.
©
Елена Элтанг