Ратьер
Екатерина Ритвинская (с) Непосвящение. пасхальный полуночный звон на четыре крыла, на восемь колец обручальных, разомкнутых плоско и плач Ярославны, и той, что меня родила для мёртвого мира с глазами из жёлтого воска кто вхож в глубину моих глаз, тот для мира уже потерян, забыт и прощён на четыре столетья лишь ветер опальный на двадцать-чужом этаже целует стеклянное небо обугленной плетью ну что ж, обмани -и себя, и меня - поглядим чей первым расколется мир, чьи сломаются стрелки с неверным крестом на пробитой навылет груди кайму золотую жалеть на разбитой тарелке давай, перевозчик, греби! сквозь пасхальный конвой языческий свет погребальных костров не пробъётся ...мой бог у огня с непокрытой стоит головой, и пепел ловя на ладони, недобро смеется... ..^.. Диана Эфендиева (Ди) (с) Si vis pacem, para bellum мы шли казалось через площадь а нам казалось через рощу а за спиной дышала лошадь с двумя огромными крылами границы становились проще прозрачнее и как то площе плыла зима над головами мы были белыми на белом не партизанами но в целом мы находились под прицелом зима скрипела под зубами и тонко пела: para bellum... но тело проникало в тело в тепло пугливыми губами мы ускользали мы казались мы провоцировали зависть запретный плод таила завязь si vis... зима над головами границы становились проще и за спиной дышала лошадь с двумя огромными крылами ..^.. Ольга Родионова (Верочка) (с) * * * Гляди-ка, куда улетела стрела! Среди камышей и кувшинок Царевна-лягушка ее подняла - Фортуна не знает ошибок. Лягушечья шкурка в твоем коробке Хмельной обернется отравой - На царском дворе, в терему, в теремке Танцует царевна, как рыбка в садке, Крыла ли лебяжьи - о левой руке, Моря ли мурлычут - о правой. Ах, как она, душенька, пляшет, легка! Простой топоток устарел, вишь. Не ты ли лежишь поперек каблучка, Мой нежный остзейский царевич? Ах, как она пляшет! Крылаты стопы ль? Мои ж - нелегки и неловки: Мой пляс - босиком; то ли в пол, то ли в пыль - Ни искорки из-под подковки... Безгласна, молчу, заблудясь в трех словах, Ни Грёзой не став, ни Ундиной, Ничем обернувшись, вотще ворковах... Прости же, царевич: в моих рукавах Ни косточки нет лебединой. Мой жребий попроще - глаза отводя, Расплескивать нежность и ужас, Танцуя, мин херц, от дождя до дождя С твоим отражением в лужах. ..^.. Светлана Бодрунова (Динка) (с) к *** радость моя, о бездонная радость моя, сколько записано слов, перепутано чисел, сколько секунд, сколько сил отбирает ноябрь, сколько ветров овевает твой призрачный Чизик, сколько шагов - ни на йоту не ближе края тени твоей, затемнившей меня до краев... краешки губ содрогнутся - к беде ли, к беседе... только бы скрыть - целованьем, молчаньем, враньем, - сколько бескрайней разлуки ношу я под сердцем, горе мое, обретенное горе мое. ..^.. Olwen (с) * * * на безлюдье и раб люб попадает раб в боль твою как песчинка в моллюска вот и молишься до жемчужины прорастающей в кожу сохрани отче мой раба божьего ..................... на безлюбье и бог люб ..^.. Игорь Караулов (ЧУ) (с) Вознесение Над домами летит "Марсельеза", От невинного снега слепа. Старики гомонят у собеса - То ли очередь, то ли толпа. На ладонях начертаны числа, Счет ведется увечий и ран И мелодия, полная смысла, В перепончатый бьет барабан. Что бутыль неживого кефира И буханка из серой муки? Отречемся от старого мира И по-новому будем легки! Скинем плоть - надоевшую ношу, Раскатаем эфирную грудь, Оттолкнем голубую порошу И сквозь ветви разведаем путь. Что кричать? - все равно не услышат. В кабинетах и в небе - затор, Но всё выше, и выше, и выше Рвется дух, и грохочет мотор. ..^.. Сергей Городенский (Горро) (с) * * * Мы шатались по миру сонному, Неуемность свою влача, Где к мостам была пририсована Неумытой луны свеча. Где дома, приходя в сознание Переулками вскрытых вен, Назначали не нам свидания У изгибов своих колен. Мы ж блудили смешно и жертвенно В мутных пагодах погребов, На столах оставляя женщин и Отпечатки горячих лбов. И, с никчемным борясь желанием, Под дыханье простудных спин, Флиртовали до дна сознания С часовыми ночных витрин… Ничего не случится заново, Лишь гудит фонарей конвой Над рассветом, сгоревшим заживо, Над Фонтанкой. И над Невой. * * * Поеду к мысу Фиоленту, Где медом дышат берега. Где воздух ночью фиолетов, А море рвется, как фольга, Где, бронзовея от загара, Не веря слипшимся словам, Гуляет голая шизгара По человечьим головам, И, сбросив солнечные нимбы, Взметнув фонтанчики огня, Летит, соленая, как нимфа, Как привиденье - сквозь меня. Я знаю все. И вдруг забуду Все то, что напророчил сам, Когда приду из ниоткуда К ее раздутым парусам. Резцом крахмального манжета, Струной, ладошкой ледяной Пройду по сказкам и сюжетам, Нездешний, сумрачный, ночной. Песок и стол под старой грушей, Зеленый чай на шесть персон. Ничьих вселенных не нарушив, Я досмотрю свой странный сон. ..^.. Давид Паташинский (Цун) (с) вечером Лампа - солнце мне. Теплые струны строк снова насквозь себя. От виска к виску. Чтобы глаза звука ловили зыбь. Боль засыпания. Веки полны пестрот. Каждое формой родственно образку. В каждое горстью что-то еще засыпь и обнаружишь мелкое дно зеркал, что привыкал вначале. Прискорбно зорк, ловко умел. Слишком ли угодил, если без промаха. Так провались в бокал, чей, раскрываясь, лопнул стеклянный зонт, переполняясь. Только бы впереди листья глотали воздух. Не сыпал снег. Было бы все, как у людей. Сейчас клекот безумия. Несколько гладких "нет", и, в завершение, холод ее плеча с тонким теплом струн моих, что тяну, все заплутав. Свет обманув и тьму. А со спины, голая, как игла, все наползала и наползала мгла. Пьянство будней - Пинн,- сказал стакан, ударяясь в стакан. - Глик,- возразила глина, выпустив джина, а ты, седоусый, дыши в мешок крепдешина, руки дряблые протягивая к вискам. Произошел путч воробьиного волнолета, в лужах раздавили хрусталь. Весна спала бы еще лет триста. На улицу вышел легкий Уинстон чувства. В оцепенелых лапах держал злотый. Закричали: "Виват вам!" Все дальнейшее абсолютно неадекватно. Косец травы, пионер наипервых будней, badly гадman, угодливый иегудно, главное, give me, God, to achieve my circle. Speech свечи пламенем унесет он, глум surprise. Почини мне мой расклешенный парус десен над теменем капюшона. Настоящий дождь, это если водой бок о бок проходил со мной. Это когда как обух между дырок черных, которыми я пытался самокатцы мыслей овеществить в мытарствах, основных законов перерезая папство, безопасное, как для торчащих - паста. Зуммер задницы дьявола постулатов, истончу тебя. В осталенелых латах чурка тела. Белая, как убийца, приближалась булочная. Обидься, и не слушай далее. Голобаба села Чехову в мозг и обратно в Баден- -Баден уехала. Две полосы сверху загибались внутрь, как улыбка эвенка. Это коричневое, что ногами пинали, в самом низу стены. На проверку - выход из тюрьмы упакованного в эмали сатаны. В том-то вся заковыка, что безумие суть созиданий чаша. Не пройдет и часа - ты забормочешь часто и завоешь, дрожа между губами острием языка. Повторяю, как из вагантов: "Га-га-га!" Оглоеда гнилые глюки, плеск гадюки в холоде приозерья. Озираюсь в поисках. Где ты, всесильный люмпен? Лепрозорий. В чистой заре позора замерзал зомби. Сам - не сам - суд нам расписал, сука, сонный вассал судна. Паруса десен. Зябко раскрыв зев свой, озадачил Зевса сепаративным соседством. - Пинн,- сказал стакан. Продолжалось выпить сто октав высоты в четырех соснах. Я схожу с ума со смеху. Выпад в сторону солнца. Ухо свою присоску приспособило царству. А говорят, Бутырка - это сам ты. - Глик,- возразить бутылке. - Пульк,- отвечать слюням. Течьмя течь им. Touch me, Черчиль. Вот вам и вся предтеча. ..^.. Олег Г-ков (с) * * * Мои одежды год от года строже, Размереннее шаг, оглядней пыл… Шесть тысяч лет – и всё одно и то же Прет-а-порте земную кружит пыль. Осанки приспособив под фасоны, Врастаем мясом в тесное белье. Один проход… и сами станем сонной Клубиться пылью, прорастать быльем. А помнится – в поре иной и звонкой, Все в белом, гарцевали мы легко Вослед летящим в дымку амазонкам, И лились утра мед и молоко. Медлительнее меда плыло время, И расторопней света мчалась жизнь. Всё длился бал, и, залы вкруг, ливреи В поклонах извивались, как ужи. И фрак сменив на тельник полосатый, Поскольку заштормило, наугад, Беспамятно минуя все пассаты, Мы доплывали в отчий тринидад… Но мед уже горчит и киснет млеко. И даже не заметишь в спешке как На месте амазонок, в дымке блеклой, Вдруг замаячат шляпы-шапокляк. Ворчи теперь, как старый френч в отставке. Был жалок твой давно избытый бой. И будущее, в точности по Кафке, Бредовым балом молкнет за спиной… ... (с) * * * кончились парады отыграли горны при своих наградах я сегодня гордый я сегодня трезвый наливай мне, город что ж ты перерезал высохшее горло у меня изъянов сундуки да короб я сегодня пьяный мне уснуть бы скоро где-то на задворках чтоб не биться в двери я же, люди, гордый я же, люди, верил ..^..