***

     Венди и Артину


Милая, следуй вокзальным законам,
Не выходи на пути.
Ведомы только ворам и влюбленным
Шлюзы небесных плотин.
Слышишь, колеса стучат беспечально,
Видишь в проеме окна —
Старая сказка и страшная тайна
Пьют наше лето до дна.
В форме фонарной суть лунной сонаты,
В хлебе зарыто зерно.
Спят на посту сетевые солдаты,
Море укрыло руно.
Мы аргонавты, родная Медея,
Мы покорители строк.
Если ты ночью подумаешь, где я —
Утром нажмешь на курок.
Пропасть понятий «правдиво» и «честно»,
Соло на медной трубе.
Каин и Кай поселились совместно
В городе с Гердой в гербе,
Марта и Май заблудились в июле,
Съел Ланселота дракон,
Питер и Венди попали под пули —
Это вокзальный закон.
Только не верь ему, милая, слышишь,
Смейся в пустые глаза!
Тронулся поезд в далеком Париже —
Минск-Аваллон и назад.
Мы успевам к подножке вагона,
Мы никого не убьем.
Верь мне по праву иного закона —
Счастья проснуться вдвоем.


                ..^..



Шоссе Экклезиастов


Город скалит светофоры и считает этажи,
Пропитались потом поры беспорядочной души.
Три рубля кладу на ребус с офигительных высот —
Не везет меня троллейбус, потому и не везет.
Зря фингалами Фортуны засветили фонари —
Я сегодня самый лунный нелюдимый фаворит
Фата-Мурки, бес балластов, вертухай-веретено,
На Шоссе Экклезиастов пью шаманское вино.
Как играют под руками камни Кабаллы-горы!
Дорожили дураками доктора да топоры —
Просадили, отсидели, продались за пятачок…
Погляди — танцует в теле ханукальный мой волчок,
Жжет по жилам, режет кожу, выжимает антраша,
Оживает желтой дрожью блажь — жидовская душа.
Балалейка, таратайка, колыбелька и коза…
Эх, лети, моя нагайка, прямо милому в глаза!
Снежной бабушкой растаю, сучьей спичкой догорю.
Раз тебе родиться к раю — мне прорваться к сентябрю.
Позади несчастный случай, впереди ночной горшок.
Красным днем в кленовой куче поищи меня, дружок!


                ..^..



***


Романтика столба, собачьего Бродвея. 
Крапленые купе, ключи чужих квартир. 
И ты, во всей красе, фаллическая фея. 
Стада своих свиней ведешь в пустой сортир. 

На кафельном полу, среди зеркал и кранов, 
Ты вешаешь меня на сердце, как медаль. 
Из ваньки-дурака я становлюсь ИвАнов, 
В нечищеной душе живет себе миндаль. 

Роди двойное «да» и я построю башню, 
А может быть и храм, смешной, тебе под стать. 
Мне дорого одно — бессмысленно и влажно
Пронзительным цветком в тебя навек врастать. 

Закончится весна, растает снег на лицах. 
Луна в твоем окне опять навеселе. 
Ты спишь, едва дыша… А я учусь молиться, 
Целуя след колес святого «Шевроле».


                ..^..



***


Татарское войско заемных снегов
Отступит к рассвету в Сибирь. 
Под грохот оваций, под свист батогов, 
Под карканье птицы снегирь, 
Весна подведет орудийный расчет
И выстрелит в наше окно. 
И ты улыбнешься и скажешь «Еще»,
А я промолчу все равно. 

День кончился ночью. Фартовый февраль
Продулся в очко на Сенной. 
Бес продал Россию маркизу де Сталь, 
Смеясь над нелепой страной. 
Мой ангел-хранитель твоих сигарет
Ушел в гастроном за травой, 
Крылом прикрывая подбитый портрет
И нимб над седой головой. 

Кто строит земной мандариновый рай, 
Кто тянет впотьмах канитель? 
Последний автобус уплыл в Мандалай, 
Последний журавль улетел… 
А я остаюсь королевой ресниц, 
Твоей колыбелью, малыш. 
И капает, капает, капает вниз 
Сусальное золото с крыш. 


                ..^..



***


   «...Кто остановится, будут звать Николаем,
   Если иначе — просто проедет мимо...»

              Игорь Белый


Время дождливой Чудью, собачьим лаем,
Гроздью бузинной дразнит... Ловлю на имя.
Кто остановится — будут звать Николаем,
Если иначе — просто проедет мимо.
…Частой решеткой окон пугал прохожих
Город семи окраин — моя столица.
Сколько их было — стремительных, толстокожих,
Бедных, упрямых, тех, на кого молиться
Право не грех для неопытной проходимки.
Имя свое ни за что тебе не открою!
Можешь гадать по родинкам, лапать льдинки,
Не догадаешься — стану тебе сестрою,
Верной и неревнивой, такой хорошей,
Лучше собаки, лучше любой служанки.
Славно тебя женю и уйду порошей,
Зимним распутьем, куда-нибудь в содержанки.
Думай вернее, милый, смотри на ощупь,
Пробуй меня на вкус — какова отрава.
Если узнаешь, сгинешь синицей в ощип —
Тихо зайду за плечи и стану справа
И никогда тебя уже не оставлю,
Хоть разбивайся всмятку, хоть лезь из кожи.
Все пережду — поцелуи, побои, травлю,
Буду проклятой, но и любимой тоже.
Часто ли помним, милый, чего желаем?
Пользуйся случаем, рви от Москвы до Рима!
...Кто остановится, будут звать Николаем,
Если иначе — просто проедет мимо...


                ..^..



***


Переменная памяти — день.
Уравнение пиков и впадин.
Уплотнение плоти. Надень
Ожерелье живых виноградин
Ради бога, которого нет
В этом городе, пьяном от пота
Пролетариев. Клац кастаньет
На плацу, где парад поворота
Умножает Гренаду мою
На аккорды ура-алилуйя.
Я — солдат в неизвестном строю,
Жду прицел твоего поцелуя.
И неважно, когда догорим,
Растворяясь в небесном осадке —
Все равно а-и-б алгоритм
Гарантирует скорость посадки
У кремлевских курантов. Отбой
Первой полночи нового года.
Я еще не прощаюсь с тобой,
Это просто плохая погода.
Снег за снегом. Январь наяву.
Сами сумерки неотразимы,
Но прозрачны, пока я живу.
...В забытьи зачинаются зимы...


                ..^..



Канцона компиляций


Качается небо на божьих подтяжках,
Летает и кружится шар голубой.
С похмелья в России, как водится, тяжко,
Спросонья в Холоне я встречусь с тобой.

Постели и сети — моя Палестина,
Цирюльничий тазик — защита твоя.
Соседка Мария зовет на крестины,
Соседка Агарь с животом без жилья.

Вот так и живем, уважаемый ребе,
В столице холера, на кухне бардак.
Всяк пасечник думает только о хлебе,
Симфонию свиста постигнет лишь рак,

На шкурке МК поскользнется политик,
По трассе М10 пройти не дано,
На ванную гладь белокафельных плиток,
Жених разольет золотое вино.

Шампанское, Шула, невеста, пастушка,
Вольно ль променять монографию слов
На форму «Гивати» и пушку за ушком?
Согласный салют сокровенных стволов

Приветствует солнце и утро в натуре.
Качается шарик — попробуй поймать —
Как порванный парус в объятиях бури,
Как возглас лирический «Еб вашу мать!».

Вот так и умрем? Не дождетесь, мессия.
Вот так и оглохнем? Ах, бросьте, мессир!
Седой Моисей перебрался в Россию.
Мы слопали дырки, оставили сыр

Такой золотой — подойдите к балкону —
Головка сияет под видом луны.
...Полночи покоя — для пеших и конных,
Вязь воска и хруст полотенец льняных...

Лайла тов!


                ..^..



Ре-патриация


     «…Я вернусь. А когда я вернусь?...»

             А. Галич

Я вернусь? Я вернусь. А куда возвращаться потом,
Ностальгия не мест, но событий, созвучий, союза.
Я вернусь… Где мой город? Где царский, где девичий дом?
Где парад площадей? Где червонное золото блюза?
Кто подаст на прощанье — не хлеба, а вечной любви,
Сохранит на груди фотографию в желтом конверте.
С остановки трамвая продует в ушко «се ля ви»
Серый ветер, заложник своей кочевой круговерти.
Только пыль подворотен, парадные злые замки
Да душок нищеты — не ищи адресов и знакомых.
Чьи-то дети на лысом асфальте, ломая мелки,
Расписали сюжеты от ломки, инфаркта и комы
До добра на двоих, на троих, на скольких повезет.
Вот уют, пять углов и бессмысленный поиск шестого.
Начинается сон, Сладко кружится сказочный зонт.
И манчжурит шарманка, шепча: время тронется снова.
Кто поверит? Хоть раз окунувшись в Неву,
Кто войдет в эту маслено-мутную, стылую воду,
Присягая на верность гранитному дохлому льву?
Были проводы вон. Грохотали по рельсам подводы.
Колыбели квартир, лабиринты бездонных дворов,
В Петропавловске полночь, диндон, позывные куранты.
Раз под грузом тельца развалился отеческий кров,
Блудный брат, верный брат мы с тобой наравне эмигранты.
Я вернусь! С самолета, как есть, второпях
Позабыв прикоснуться губами к сырому бетону у трапа,
В город пламенных флагов и белых посконных рубах,
Где творят корабли, и слова выбирают, как рапорт,
Точный, вечный доклад о любви...
Я — вернусь?


                ..^..



Явление Шуламиты


      Новорожденной дочери Александре

Склоняясь над зыбкой, отводишь рукой
Разреженный марлевый полог.
Внутри полумрак, молоко и покой,
Снаружи — от пола до полок
В пыли кувыркается свет ночника,
Присыпаный луным крахмалом.
…А девочка глаз не откроет никак,
Ей снится — ни много ни мало —
Давидова башня и склоны горы,
Где скрыт виноград потаенный.
И кто-то с улыбкой подносит дары,
Ее красотой упоенный,
Не может насытиться, пьет со щеки
Нескромную капельку пота.
Над падалью львиной резвятся щенки.
Впадают в объятия порта
Галеры под грузом из царства Офир.
У храма священные действа
Готовят. Быков собирают на пир.
Встревоженным криком младенца
Кончается сон на мгновение, но
Плывет колыбельная лодка
И белая козочка смотрит в окно.
С карниза спускаются ловко
Два ангела — добрый и злой шалуны,
Хранители детских кроватей.
Но кто из них шило вшивает в штаны,
А кто за страдания платит
Без водки порой не поймешь, хоть убей,
А бить шалунов неповадно,
Дурней, чем от девы гонять голубей.
В стерильном спокойствии ванны
Купель отразит первый зуб, первый шаг.
Болезни, бессонница, школа…
Волы и ослы стерегут в камышах
Младенца, но мужеска пола.
А девочка смотрит прозрачно, легко,
Ни черта ни бога не чуя.
Ей важно — на губы течет молоко,
Все беды на свете врачуя.
Спокойствие снега — ведь прошлого нет,
И что впереди — непонятно.
Так водишь глазами за ходом планет,
Забыв, что на солнце есть пятна.
Так ищешь Грааль, отродясь не видав
Ни кубка, ни блюда, ни чаши…
А девочка дремлет, срыгнув на устав
И тайны и глупости наши.

…Уснув поутру у груди малыша,
Услышишь, как в тело втекает душа…


                ..^..