"Все было неестественно мирно, как в кино, когда ждет западня..."
Б. Г.
...Проснулся рано, часа в четыре ночи, абсолютно голым. Рядом спала женщина. Кто она такая, я выяснять не стал. В темноте наощупь собрал свои вещи, по возможности тихо оделся и проверил содержимое карманов. Документы были на месте, но денег осталось ничтожно мало. Я с трудом разобрался в планировке чужой квартиры, нашел входную дверь, открыл ее и замер в изумлении. Перед дверью стоял довольно крепкого телосложения молодой парень и перебирал связку ключей. Заметив меня, он вскинул брови и пробасил:
- Оппаньки!
С испугу я не нашелся, что на это ответить, и только вскрикнув коротко: "Мать твою!", и двинув изо всех сил кулаком по красивому мужественному подбородку, загородившему проход, бросился вниз по лестнице. По пустынной улице неторопливо шагал пожилой человек в легком осеннем пальто и шляпе. Я догнал его, взял под руку и так же медленно зашагал рядом. Прохожий изумленно на меня воззрился. Сзади послышался дробный топот.
- И представьте себе мое изумление, когда я вижу на сцене свою пьесу! - взорвался я. - Изменены только имена и название! Я так и заявил этому типу, что, дескать, чистейшей воды же плагиат!
Краем глаза я видел, что мой преследователь в растерянности остановился, потом неуверенно двинулся за нами. Я уже собрался было продолжить речь о плагиате, как вдруг мой псевдо собеседник вырвался, схватил меня за локоть и возопил:
- Это возмутительно! - я обреченно опустил плечи, но его речь на этом не закончилась. - Я вам давно говорил, Павел, что этому человеку нельзя доверять, и вот результат. Вы совсем не разбираетесь в людях! А надо учиться, друг мой, надо, иначе вы никогда не сдвинетесь с мертвой точки. Вы талантливы несказанно, но пользуются этим все, кроме вас... Всё.
- Всё? - не понял я.
- Да, всё, - подтвердил он.
Оказывается, пока я заворожено слушал эту тираду, ни с того, ни с сего решившего подыграть мне прохожего, разочарованный мститель ретировался, заключив, по-видимому, что упустил обидчика. Я устало присел на корточки и закрыл лицо руками. Меня мутило.
- Большое спасибо, - пробормотал я, но никто не ответил, улица была пуста. - Ну, и хрен с тобой.
Я встал и тут же согнулся пополам, меня стошнило. Взглянул на часы - пять утра.
- Домой, черт возьми, скорей домой!
Определить мое местоположение, оказалось делом крайне затруднительным, никаких табличек на домах не было. Проплутал я, наверное, целый час, пока наконец не вышел на более или менее освещенную и населенную улицу.
- Простите, что это за улица? - спросил я первого же прохожего, попавшегося на глаза. Он как-то странно посмотрел на меня и ответил:
- Это Невский.
- Что? - изумился я.
- Невский проспект, - пояснил прохожий и ушел, а я так и остался стоять, не в силах вымолвить больше не слова.
Отыскался таксофон. Я порылся в карманах в поисках мелочи.
- Алло! Здравствуйте, могу я услышать Алексея? Леша? Это Павел... Да, я смотрел на часы... Да, я знаю... Послушай, Леша, я в Питере... Можно у тебя ненадолго остановиться?..
Таксист попался на редкость молчаливый и на вопрос "Шеф, в Купчино за сотню?" спокойно кивнул. Меня еще раз стошнило и мы поехали. В машине я, кажется, заснул. Шофер потряс меня за плечо.
- Приехали.
Я сунул ему сотенную купюру и собрался выходить.
- Стоп! Это что?!
- Новогиреево, как просили.
- То есть? - не понял я. - Я же просил в Купчино.
- Чего-о? Какое Пупчино?! Пить надо меньше! Давай вылазь!
Таксист захлопнул дверь, нервно нажал на газ, машина сорвалась с места и скрылась за поворотом.
- Выла-азь, - передразнил я вслед.
Огляделся: действительно, знакомое "М" возвышалось над парапетом, на автобусной остановке толпился народ. Сходство было таким явным, что спрашивать у кого бы то ни было я не решился. На часах было восемь, причем, по всей видимости, вечера. Твердо решив ничему больше не удивляться, я спустился в метро, бормоча на ходу: "Зачем мне в Новогиреево? Мне в Новогиреево не надо. Мне на Таганку надо...", но у турникета неуверенно остановился - что-то не помню здесь такого зала - и вернулся назад. Прежней станции, как не бывало. Медные буквы сообщали о том, что я находился на станции метро "Гостиный двор". Питер! Я огляделся, вопреки своему решению снова удивился и тихо выругался матом. Будто бы незадачливый художник у меня за спиной стирал ластиком место, где я только что находился, и сразу же рисовал новое. Я сунул руку в карман плаща. Отданный таксисту сотенный, по-прежнему был там.
- Чертовщина... Эх, гулять, так гулять!
Я поймал такси и, мало беспокоясь уже о том, что меня примут за сумасшедшего, беспечно заявил: "В Катманду"
- Пешком, - улыбнулся шофер.
- Тогда на Таганку, - снисходительно махнул я рукой, вцепился в сиденье и всю дорогу пялился в окно, стараясь уловить момент, когда питерские улицы сменятся московскими. В какой-то момент меня опять замутило и я зажмурился, а открыв глаза, обнаружил за окном уже Москву...
- Мастерски, - недовольно буркнул я себе под нос.
У парадного моего стоял какой-то странно знакомый пожилой человек и хитро ухмылялся. Я быстро прошел мимо и, поднимаясь по лестнице, вспомнил прохожего с которым вынужденно на скорую руку разыграл сценку <я - не я>. Это был он.
Моя любовь стояла у газовой плиты в халате, карауля кофе.
- Что-то забыл? - как ни в чем не бывало, спросила она.
- Да! Забыл тебя поцеловать! - воскликнул я, бросился к ней, обнял.
- Тише, глупый, у меня кофе... ну, хватит, иди уже... на работу опоздаешь. Паша!
- Ты же знаешь, какой я выдумщик. Так вот, сегодня я придумал себе выходной... Черт возьми!!!
Пришла пора вспомнить неизвестных Богов или, как ни парадоксально это звучит, наше будущее. Пишу просто, без лишней торопливости, стараясь не упустить ничего хоть мало-мальски значимого, дабы не дать особо проницательному потомку повода обвинить меня в небрежности. Завариваю кружку цветочного чая, в котором почему-то обнаруживаю кусочки скорлупы земляного ореха, сажусь на стул с вытертым до дыр матерчатым покрытием, закатываю рукава и начинаю придумывать историю. Или, может быть, вспоминать? То был человек и не человек одновременно. Он прожил такое множество жизней, что простой смертный, заглянув в его прошлое, немедля сошел бы с ума. Соответственно и лиц у него было столько, сколько звезд в небе, и сказать какое из них было его настоящим лицом представляется делом крайне затруднительным, если это, конечно, вообще возможно, легче предположить, что он был Безлик. Это он создал мир за семь дней, он придумал Бога по образу и подобию своему, он пришел и ушел в образе Христа, и он же был всеми двенадцатью апостолами, он сжигал ведьм на костре и крестил Русь, он открыл Америку и изобрел велосипед, он выигрывал и проигрывал все войны, он первым полетел в космос и сбросил бомбу на Хиросиму... Но всегда один. Однажды Безликий встретил человека, который был от рождения слеп, и человек спросил его: "Ты ли это, тот, в которого я верю? Тогда почему ты похож на ящерицу?" Безликий промолчал, и, поразмыслив, пустил себе пулю в висок. Все, кто это видел, ахнули в один голос, а прохожий в оранжевых штиблетах поднял глаза к небу и заявил, что к вечеру пойдет дождь. Тогда все, кто это слышал, бросились снимать с веревок белье, ведь был выходной. Безликий ухмыльнулся и ответил слепому: "Потому что ты разглядываешь свои веки с той стороны". Сказав так он по старой привычке вышел в распахнутое окно и был таков, а слепой после недолгих раздумий открыл глаза и, увидев мир во всей его красе, умер от счастья. Прошли миллионы лет, Безликий снова встретил того слепого и, удивившись спросил: "Отчего же ты теперь не смотришь на меня? Ведь я и есть тот, в которого ты веришь. Разве ты влюблен в свои веки?" Слепой поплотнее зажмурился и ответил: "Прости, Творец, но смотреть на тебя - что смотреть в бездну. Ящерицей ты нравишься мне больше".
И с Безликим случилась беда: он перестал быть одним единственным. И хотя он предвидел такой исход еще в самом начале своего тернистого пути, но все же не был готов, отказывался верить в то, что придется носить имя и лицо. Раскланявшись, Безликий повернул время вспять. Он пытался убежать, обойти стороной рождение Других, но в конце концов понял, что это неизбежно. Самым страшным ударом для Безликого Творца стало осознание того, что он заблудился, лавируя между ловушками и капканами, и не сможет найти дороги назад. И тогда он закричал от боли и страха, наполнивших его. От боли, ни с чем не сравнимой, зародившейся где-то в его груди и ослепившей его. От страха и стыда, которые может испытывать только Бог. Столь страшен был крик Безликого Творца, что вселенная содрогнулась, и Другие, ужаснувшись Его мощи, прикрыли чресла фиговыми листками и ушли в пещеры. Только прохожий в оранжевых штиблетах беспокойно озирался, стоя перед воротами немецко-фашистского концентрационного лагеря близь городка Освенцим в Польше. "Дождь будет" - уверенно заявил он.
Мы еще пытались прийти на помощь Безликому, ведь он столько раз угощал нас папиросами, но было уже поздно. Он погиб в июле 1941 года на развалинах Брестской крепости, сражаясь на стороне обороняющихся, был застрелен в затылок немецким офицером со шрамом на щеке и золотой коронкой на верхнем левом клыке.
В оригинале носит название: "Безликий Творец или Мемуары неизвестного Бога". Подлинные дневники утеряны.
Че Зангези, XXI век.