ИЗ ЧАСТИ 3 "СТИХОТВОРЕНИЯ 1993 ГОДА"


...

Комната - это сумерки,
ворсистые, как ковер,
детскими голосами врывающийся двор,
паркет, на котором играют в кубики,
внезапно любят, горячо ведут разговор
о жизни, это дальняя
мысль о смерти: кровать -
это предмет интерьера, на котором положено спать,
кровать помещают в комнату спальную -
самое лучшее место, если уж умирать.

Кухней называется
комната, где ведут
разговоры по ходу варки, допустим, цыплят, и тут
сам найдется ваш кот пропавший. По кухне определяется,
насколько создан уют
во всей квартире. Течение
жизни делает в ней
чайную заводь, откуда видней
нам, между гостями, пройденное крещение
одиночеством в накипи дней.

Прихожая - это комната,
где отводится место для
верхней одежды, обуви, счетчика, где, деля
людей на своих, домашних, и людей из города,
начинается земля
семейной жизни, похожая
на бегунок потерь,
крутящийся в черном счетчике, доколе входная дверь
и хозяйка света, прихожая,
последнюю душу не выпустят с пристуком слова "верь".

18.01.93


                ..^..



...

Я говорю сыну:
- Твоего прадеда звали Александр,
твою прабабушку звали Анна.
Человек, который должен умереть
по линии моего отца, Владимира,
где-то тридцатым по счету
с момента Великого Распятия,
это я.

О, как нас мало!
Насколько быстротечно время,
и какой все-таки разрыв
между мной и тем,
относительно первым в роду, христианином,
имя которого мне не известно.

Насколько мы, потерявшие имя, мертвы.
Сколько мы, нареченные, сможем
продержаться в ряду бессмертных,
знают сердца наших детей,
правнуков наших уста.

"Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова;
Иаков родил Иуду и братьев его;
Иуда родил Фареса..."

10.04.93


                ..^..



...

Похоронил тетю, друга, бабушку
на Южном и на
Большеохтинском кладбищах. Как бросал по камешку
в мерзлую почву, так на все времена
в строчку кладу их имена.

Галина, Валерий, Анна.
И такое чувство, будто с ними не
жил, говорил, будто не было их; как странно.
Зарубцевалась рана,
бывшая некогда бившим из горла именем.

Состоялся обмен комнаты, продано имущество,
кое-что взято на память. Но в итоге, что нам,
вверенным временам,
остается от тех, кто умер? У нас одно преимущество
говорящей и смертной особи - жизнь продлевать именам.

03.05.93


                ..^..



Памяти Осипа Мандельштама

Сама по себе бабочка - мертвая,
творец удивления моего
буквоножку эту в кокон завертывал,
распеленывал из него.

Гусеница наблюдения стала бабочкой
слова, которая настолько жива,
насколько может она, жизняночка,
трепыхаться в воздухе. Едва

кокон сердца открылся, к внешнему
миру стала причастна она.
Сад, ступивший навстречу пешему
человеку, клевер, голубизна

летнего неба, тропа - в совокупности
все это бабочка. Приколи
ее к бумаге по детской наивности,
по разумению, прах земли

получишь в итоге, он развеется
с легчайшим дуновением ветерка
равнодушного времени. Поэту надеяться
не на что, разве на то, что имеется
животворящий полет языка.

28.05.93


                ..^..



ИЗ ГЛАВЫ 5 "ДЕСЯТЫЙ ГОД.
СТИХОТВОРЕНИЯ 1994 ГОДА".


...

Звенит на Охте мерзлая земля.
На волоске от быстрого разрыва
любовь к тебе еще сильней. Ты для
меня, как никогда, красива.

Из ревности я смастерил порог,
навел мосты по ходу оседанья
семьи, и дал всему свои названья.
Но я не смог,
в тебе, Елена, сохранить не смог
(как в том рассказе) легкого дыханья.

Полулюбовница, полужена,
на полувдохе ты со мной жила,
как будто сердце трепетало в камне.
И потому так тяжела
любовь к тебе и красота твоя мне.

О, небо, дай нам чуточку терпенья!
С нажимом черных клавиш песнопенье
моей каретки, няньки, о тебе,

на кухне, погруженной в зимний сумрак,
под перезвон земли, окошка, рюмок
и той звезды, которая теперь

ничья навеки.

18.02.94


                ..^..



...

Ты Париса не жди - не вернусь,
я не только тебя не увижу,
сброшен за борт любви нашей груз,
черный Стикс над любовью возвышу,
наведу я веселье на грусть,
если дрогнувший голос услышу,

долетевший с другого конца
мирозданья; там нет тебя, нету
молодого в веснушках лица
и запавшей мне в сердце - кометой
с угловатой смешинкой хвоста -
над губой дерзкой родинки. Этой -

как ее там потом назовут? -
Малой Охты(!) поэты не знают,
к ней войска, корабли не идут,
даже боги над ней не летают.
Одиссея, быть может, и ждут,
но с любовью чудес не бывает.

Время, время забвенье вершит.
Напрочь сбросив свои воплощенья,
через тридцать веков две души
завершат друг от друга движенье,
и над Охтой звезда совершит
возгорание в танце паденья.

июнь 1994


                ..^..



...

Вопрошающим словом живет ветерок,
умоляющим Господа словом,
перед тем, как за путником сделать рывок,
и утешиться божьим уловом.

И раскидистый лес подвигает грибы
на пригорок, их ставит до кучи.
И земля на погосте кучкует гробы
и своей неизбывности учит.

И внимает береза в лесу глухарю,
их черничный союз - загляденье.
Это все о любви я тебе говорю,
но не слышу к любви снисхожденья.

Но не слышу я речи, достойной любви,
и слова, как березы, мельчают,
и сведенные намертво губы твои
безразличье к словам означают.

Что за лес! То болото, то пустошь, а то
мощный бор - настоящее чудо!
Я по лесу воздушной частичкой пустой
после смерти расхаживать буду.

Станционным тебе сентябрем надышу
на ладонь и, как пустишься через
этот лес, о любви ветерком напишу,
расплетая приземистый вереск.

03.09.94
Заходское


                ..^..



...

Это шепчет осенний ветер -
нет любви ни на белом свете,
ни за краем его. Любви
нет в природе, но есть разлука,
в ее комнатах - пыль, разруха
и разбросанные твои

платья, туфельки. Нет прощенья,
есть опавшей листвы гниенье,
мертвой памяти перегной
с новым годом мне явят чистый
воздух детства, вернут лучистый
крест нательный, забытый мной

в доме, где мы лежали, слипшись
животами, и где, лишившись
дома (только как я сказал
это), ты, отвалившись набок,
в сонный войлок домашних тапок
соскользнула. А ряд зеркал,

твой уход раздробив на части,
скрыв тебя, показал, что страсти
нет, но есть эпизоды дней,
тех, немногих, что взяты крупным
планом памятью в самом грубом
приближеньи к любви моей.

Нет и памяти, если честно,
но известное кошке место
есть для крестика, и никто
о проделанной кошкой краже -
там, где голубь летит - не скажет,
небо осени там. Зато

вместо дома на Малой Охте,
чувства долга и чувства локтя,
вместо Охты, планеты всей -
есть платформа в Заходском, осень,
скрип раскаченных ветром сосен
и вот этот, один из дней.

09.10.94


                ..^..



...

...о дружбе, о предательстве, стихах,
о детях, о любви, делам помехе,
о времени, о смертных и богах,
о черной скорби, страсти, чистом смехе;

о городе, поездках на залив,
о Малой Охте, о долгах, размене
квартиры, о предвидевшей разрыв
в кругу семьи беспечной Мельпомене;

о ревности и собранных грибах,
о верности и пройденном пространстве,
беспомощной улыбке на губах,
прорезавшем ее непостоянстве;

о мировой пожизненной тоске,
о жизни, с октября висевшей вроде
той пуговки на самом волоске
от смерти, и пришитой на работе.

12.11.94


                ..^..



ИЗ ГЛАВЫ 6 "ТРОЕ".

ИЗ ЧАСТИ 1 "СТИХОТВОРЕНИЯ 1995 ГОДА"


...

Подвижный мир метро, развязки
движенья не было мне видно.
Сидела девочка в коляске,
коляске взрослой, инвалидной.

Красивый тенор вырывался
под своды, звякали копейки,
к подруге школьник прижимался,
бродяга ерзал на скамейке.

У нижних врат, в стеклянной будке,
колдунья древняя дремала;
века, похоже, а не сутки
движеньем лестниц заправляла.

В лицо из черного тоннеля
горячим воздухом тянуло.
Листва в тоннеле зашумела,
по рельсам молния скользнула.

И темноту насквозь пронзило
движенье света. В синей форме
и красном шлеме проводила
людей Мария на платформе.

На них смотрел я, отрешенный,
потом я к девочке вернулся,
мир отреченья, отраженный
в ее глазах, перевернулся.

05.01.95


                ..^..



...

Падший ангел удивился,
выпил кружку молока;
будто заново родился,
жизнь его была легка.

Не глядел он вдаль уныло
и дышал не тяжело,
несмотря на то, что было
напрочь срезано крыло.

Был он в доме, за плечами
небо высилось, но брал
за живое запах, щами
било в ноздри наповал.

Лук с хрустящей золотинкой 
заплетал косу в чулке,
жизнь казалась паутинкой
и была на волоске.

И плелись небесной высью
белых ангелов полки,
и заката кони рысью
по холмам неслись, легки. 

И Господь ему явился,
и трубы пропела медь:
ангел в мире воплотился,
чтобы завтра умереть.

Небо низко опустилось,
и Земля вокруг оси
так стремительно крутилась,
что терял он много сил.

За оружье ангел взялся,
но притянут был к земле,
он с землей почти сравнялся
и лежал подобно мгле.  
              
А когда он оглянулся,
не увидел никого.
А когда он улыбнулся,
небо было высоко.

Разводило утро синьку,
простынь билась на ветру,
трепыхалась паутинка
и сверкала на свету.

Пастухи со всех окраин
шли с подарками к горе.
Выходил на двор хозяин,
умывался на дворе.

Да хозяйка выносила
в полдень кружку молока,
возвращающего силу
на день, будто на века.

Свет мой, ангел, удивился,
залпом выпил молоко
и к горе пешком пустился,
где и принял смерть легко.
  
08.03.95


                ..^..



ИЗ ЦИКЛА "ПРИТЧА О ЛЮБВИ
И ДВЕНАДЦАТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ ДЛЯ ЕЛЕНЫ ДМИТРЕВОЙ"


7. Ворожба

Я хочу, чтобы моя любовь к тебе
была сильней жалости
к женщине, которую больше не люблю, шалости
поцелуя, крепнущего в октябре.

Я хочу, чтобы ты меня
приняла с детьми, чтобы ими не
тяготилась, чтобы в твоем имени,
произнесенном мной, не ждала меня западня.

Я хочу быть с тобой,
потому что в отличие
от других ты во мне подтверждаешь наличие
настоящей любви, опоясанной новой строкой.

Иногда я хочу умереть
безоглядно, намеренно,
чтобы этой любви высоту, пока не потеряна,
перед Господом запечатлеть.

Я хочу, чтобы мы открыли вдвоем
счет внимательным дням, пока не пройдено,
не присвоено небо в сто сорок родинок
на теле твоем.

17.10.95


                ..^..



10.

Как эта ночь осенняя темна! 
На кухню вышел, прикурил от спички.
Не то снежком сквозила тишина,
не то пробегом поздней электрички.

В ней ехал я и спал, мелькнул во сне
мой прежний дом, в котором спали дети,
я был их сном, и захотелось мне
найти любви живьем, а нет, так смерти.

Шел черный снег, я пялился в окно.
Что эта явь, что сон - одна путевка
в тот санаторий, где всегда темно,
и тишина хозяйничает ловко.

02.11.95


                ..^..



11.

А любовь дорога мне тем,
что она сподвигает меня на подвиги
и освоенье мира. Твои на ключицах родинки -
как острова в океане, задающие темп

продвиженью к не освоенному до сих пор,
твердому, высокому берегу.
Пустившись в Индию открывать америку,
об отношеньях с любимой Колумб вел разговор,

как и другие мореплаватели, как
библейских, античных и новых времен завоеватели.
Одни - со своими любимыми не ладили
и уходили, другие, уходя, делали шаг

в будущее, где по возвращенью одних
и освоенью земель другими, навек неодолимые,
не отдаленные слухами, правдами, неотделимые,
не обделенные будущим, любимых ждали любимые
в стороне от забывших, предавших, повзрослевших, мертвых, чужих.


04.11.95


                ..^..



ИЗ ЧАСТИ 2 "СТИХОТВОРЕНИЯ 1996 ГОДА"


...


И подарил справедливый Господь
черному ангелу белую плоть.

И настоял на горячей крови
навык холодной высокой любви.

Вечных времен, расстояний взамен
плоть подарил, человеческий тлен.

Навык любви на крови настоял,
с уксусом крови у плоти отнял.

14.03.96


                ..^..



Четыре разговора

1.

Я ей сказал, что не хочу любви.
Она сказала мне, что примет помощь,
и улыбнулась: "Дети не твои".
Я ей сказал: "До завтра". Било полночь.

Я ей сказал на следующий день,
что не мои, раз так случилось, дети.
В ее улыбке промелькнула тень
обиды. Было пять минут до смерти.

Она сказала много дней спустя,
что не она обделена любовью,
и я ответил, что родство нельзя
определить одной и только кровью.

2.

И что я ей, то я тебе сказал:
"Отец не тот, кто ближе всех по крови
и дал на жизнь, а тот, кто воспитал".
Ты мне сказала: "Бедный", наготове
взорваться. Черный кофе остывал.
Шел разговор. И взят второй был кофе.

Ты мне сказала, что она права.
И я сказал: "С двумя и вправду тяжко.
Хотя, малыш, спасибо за слова
со стороны". Глоток. Другой. Затяжка.
Ты мне сказала, что и ты едва
смогла б такое пережить, бедняжка.

И я тебе ответил то, что не
смогу сказать ей при любом раскладе
дальнейшей жизни. Сумерки в окне.
"Любим не тот, с кем создаешь в усладе
детей, а тот, кто жизнь отдаст вдвойне,
и не детей, а любящего ради".

3.

Ты ей сказала то же, что и мне.
Она сказала о моей вине.
Я говорю о сумерках в окне.

Но разговора не было такого,
она нуждалась в помощи другого,
ты мне звонила - торопило слово.

Я в это время, где-то без пяти
до воскрешенья, господи прости,
сидел в кофейне, мысленно - с детьми.

11.05.96


                ..^..



...

Бьет по воде хвостом,
хочет на дно залечь...
В каждом омуте  - сом,
в каждой заводи - лещ.

Рыбе не взять в расчет,
кто ей отмерил срок
чавкать - на лодке черт
или глубинный бог.

Мне ни леща не взять
(рыбе лениво), ни
сердца. Как эта гладь,
однообразны дни.

Днями сижу один
с удочкой наперевес,
из темноты глубин
вынырнул только лес.

Вот и сидеть бы так,
сколько их, рыбных мест.
В каждом из нас - рыбак
(знать бы каких!) сердец.

07.09.96
Финский залив, остров Крепыш


                ..^..



...

   К.И.

Я разучился много говорить,
но я обрел тебя. Как не любить
тебя? Ведь ты, не говоря о многом,
нужней, чем дар, который дан мне Богом.

Чем, кроме слова, чувство подтвердить?
В одну и ту же воду не ступить
(жизнь холодна и быстротечна) дважды,
но этот шаг из нас был сделан каждым.

Тебя я смог, что ни скажи, забыть.
Чего не ждал я, ты смогла простить.
Любовь не сшита из материй вечных,
она - как окрик пассажирских, встречных.

октябрь 1996


                ..^..



...

Девушка страстью, ребенок почти, сожжена.
Ласки замужняя женщина не лишена.
Встретить приветливо бывшая может жена.

В лучшей из игр величайших по жизни актрис
сцена пропитана ревностью. Из-за кулис
я выхожу. Монолог. Тишина. Компромисс.

В общем, и все, что хотелось сказать, но кому -
так и не знаю. Что сказано, сам не пойму.
Разве что мне примиренья искать самому.

07.11.96


                ..^..



ИЗ ГЛАВЫ 7 "ОСТАНОВКА В ПУТИ".

   Марии Бернштейн (жене)



ИЗ ЧАСТИ 1 "СТИХОТВОРЕНИЯ 1997 ГОДА"

...

Все так знакомо: сдвинуты столы,
накурено, официант летает,
беседы светские, и все милы,
и все здесь так, в салонах как бывает.

Все знают всех. Со стороны
наш тесный круг за столиком отдельным -
приют последней в мире тишины.
Мы ждем убийства Мельпомены.

Мы пьем, как все, но ждем, когда внесут
кинжал и совершат обряд суровый.
Но длится действо, боги с нами пьют,
герои врут гостям, быки жуют,
и Мельпомена нам играет снова.

05.12.97


                ..^..



ИЗ ЧАСТИ 2 "СТИХОТВОРЕНИЯ 1998 ГОДА"

...

Это - комната, это - стул,
летних платьев на стуле ворох,
за окном Петербург уснул,
окна настежь, сатина шорох.
Это сумрак, блуждая в шторах,
жизнь твою, Петербург, задул.

И не лечь, не уснуть, во сне
не известно, что с нами будет.
"Повернись, дурачок, к стене,
утром мама тебя разбудит".
Лишь во сне городские люди
к мамам тянутся, страшно мне.

От стены отделился кот,
выгибается тонкой бровью,
тень его на глазах растет,
наливается черной кровью.
Если в спальную дверь открою,
там, я знаю, полынь цветет.

А за нею еловый лес,
мох, брусничник, трясина, кочки,
это женского сердца срез,
все его - до поры - цветочки...
Не поставлю на этом точки,
но и жизни моей в обрез.

Эта местность, где венский стул
тем уместней, чем круче сумрак,
гуще ельник и выше гул
лепесточки раскрывших рюмок.
Это время больших прогулок,
вот и ветер, как он задул!

22.07.98


                ..^..



ИЗ ЧАСТИ 3 "СТИХОТВОРЕНИЯ 1999 ГОДА"

...

Ты спишь, но я измучен весь, ты мне                
напоминаешь девочку-подростка,
улитки губ шевелятся во сне,
а на спине нежнейшая бороздка,           
как под ладонью шелк. Я весь в огне.       
                                                                          
Как мне из сердца вырвать этот груз,
твое во время сна преображенье?
По юности, мне не доступной, грусть
меня снедает, но сильнее жженье
внутри ладони. Нет, не прикоснусь.

Ах, крепко сжатый муравей в горсти!
Укусы кожу обжигают, тая.
Я так хочу тебя, что ты почти
нашла во сне меня, нет, ты святая 
и недоступна, господи прости.

Я так люблю тебя, и ты точь-в-точь
забытый ангел юности, ты больше
для пониманья бытия, чем дочь,                     
с ней вместе долго жил я, но не дольше,
чем до рассвета длится эта ночь.                    

24.07.99


                ..^..



...
   Л.Д.

Тобой - о, месть! - был выношен звонок,
ночной твой снайпер целил прямо в сердце.
Сквозила смерть сама, как ветерок,
в двух телефонных трубках, потолок
от слов твоих, казалось мне, разверзся.

Не представляю - ты была женой.
Представить можно - чьей угодно, но
мужьям так просто не даются жены,
а бывшие... Мне, впрочем, все равно,
нет, раз пишу, не все равно, должно быть.

Когда-то мне открытая душа,
она теперь как занавес железный.
А ненависть твоя так хороша
и так смертельна, только сделай шаг
еще один в глубь телефонной бездны.

О, ненавидеть мог бы я тебя,
не потому, что жил одним: любя,
за то, что в силу христианских правил
в конце того - ты помнишь? - сентября
ради тебя я Ксению оставил.

Я, говорю, не мог из-за детей
порвать с тобой. Пусть связывают дети,
чем мир тобой расставленных сетей.
Из всех известных на земле смертей -
лишь из-за них - пример достойной смерти.

Но поживем. Еще я на губе
горазд играть. И в том же сентябре,
когда не знал, с кем дальше жить, умри я, -
сейчас не знал бы счастья. Ведь тебе -
ты говорила - нравилась Мария?

Прости, жесток. Но больше не звони.
Хотя звонки твои - прекрасный повод
извлечь на свет те чувства из тени.
Коллекционный стих, прожив те дни,
как мотылек, к листу навек приколот.

08.09.99


                ..^..



...

Непроглядный тоннель, поезд мчит, толчея,
сотня душ, все молчат, но стучит колея,
остановка в пути - нагнетается тишь,
ты в одну напряженную точку глядишь.

И стучит мое сердце, как поезд в метро,
и стучатся мне в сердце два ангела: - Кто,
как не ты, в путь последний меня соберет
и последний с водой мне стакан поднесет.

Покачнулся, пошел, оживился вагон,
я ладонью отвел от лица этот сон,
улыбнулся тебе, ты рассеяла взгляд,
непроглядный тоннель, он помчался назад.

Грянул свет ниоткуда, как пушечный залп,
вот конечная станция с тысячью ламп,
лишь один пассажир не покинул вагон,
и газета, как крылья, мелькнула вдогон.

04.12.99

                ..^..