***


Всё потому, что является жизнь как раз
Тем, что нельзя оценить или перепроверить,
Я нахожу, что город Галикарнас
Не открывает Мавсолу желанной двери.

Впрочем, и наш-то, тот, что себе воздвиг
Памятник нерукотворный, видимо постарался
Тоже напрасно, тоже, как чей-то крик,
Тает в ночи - не прочнее Галикарнаса.


                ..^..



***


Черёмухи ветки закапав росой,
Июньское утро вступило в права.
Меня удивило: казалось простой
Задачей, о нём подбирая слова,
Остаться счастливым, как в эти часы.
Но дети проснулись - пошла беготня
Из дома на кухню, делёж колбасы
И поиски чайника, чтобы меня
Заставить задуматься, стоит ли мир,
Вообще, похвалы, если может без нас.
Но впрочем, на кухне нарезали сыр,
Открыли сардины и несколько раз
Помочь призывали, а я всё не шёл.
Я думал: черёмуха пишет сонет
О том, как садятся на даче за стол,
Салат нарезают и мажут паштет.
А впрочем, всё было немного не так….


                ..^..



***


Так дожил я однажды до седин.
Окно открыл, и тихо наплывало
Издалека "О, yellow submarine!"
Сел, завернувшись плотно в одеяло,
И слушал, вспоминая: детский сад,
Я в раздевалке дебоширю: "Yellow,
О, yellow submarine!" Какой-то гад
Уже всё доложил и плохо дело.


                ..^..



***


Вместе выйдем из города, пробивая тропу
В поле снежном, где редко ходит поезд на Юг.
Одинокое дерево похоже на вишню в цвету -
Вот и мы такими же точно будем, усталый друг.

Будем, точно так же руки к небу подняв, стоять
За железной дорогой, где сторожка моя была,
Переезд, шлагбаум, который нельзя поднять.
Всё, что нужно получим за наши, мой друг, дела.  

За вот этот рассеянный синий повсюду свет,
За особый, доставшийся даром, дурной почёт.
Вот уже, пожалуй, как двадцать беспечных лет,
Мы бушлаты носим и валенки "скороход".
 
Остановит меня лютый ветер, глубокий снег,
Я своей сторожки здесь не найду и скажу тебе:
"Мы дошли до края, но есть и для нас ночлег -
Это всё, что мы знаем в точности о судьбе".


                ..^..



***


Ну, поплачь, пожалей собачку хромую, вшивую,
Вон, какая жалкая, вся трясётся и сардельку клянчит.
Растолкай людей, забери трёхлапую, посели на даче,
А не то бультерьеры местные, хозяйские изнасилуют.

Вот бомжа не стал бы жалеть голодного или беженца,
Дал пинка бы ему, сказал: "Проваливай, попрошайка!"
Есть легенда о доброте такая: всякую живность жалко -
Балалайка русская наша о том, что не стоит вешаться.

А ведь, правда, что жалко собачку хромую, вшивую.
Встав на лапы задние целые, она у прохожих просит.
Человеку давно бы зубы выбили, переломали кости.  
А вот эту лишь бультерьеры хозяйские изнасилуют.


                ..^..



***


Где автобусное кольцо, за бетонным забором овощебаза.
Разгружал я летом вагоны с помидорами, с виноградом.
Три рубля вагон, и охрана меня задержала всего два раза.
И судили меня за это, как вора, два раза - я буду гадом.

В остальное время с бомжём Алексашкой мы закалялись -
Для погрузчика на поддоны ящики ставили, как чумные.
Были там ананасы и мандарины и, не поймёшь, физалис.
И хурма прозрачная - мы в тропики въехали по пустыне.

Миражами казались даже такие дородные кладовщицы,
Пот слепил глаза и пыль от соломы, но успевали к сроку.
А когда нас уволили  в межсезонье, то рваные рукавицы
О привольной жизни напоминали, брошенные на полку.

Алексашка плакал: там, за бетонным забором, овощебаза.
Там вагоны, вагоны целые с помидорами, с виноградом.
Три рубля вагон, и охрана пока задержала всего два раза.
И судили за это, как вора, всего два раза - я буду гадом.


                ..^..



***


"Уничтожу!" - кричит женщина, на ногу наступившему пьянице.
"Разбомбим!" - говорит президент непокорной республике.
"Киллера найму!" - шутит бизнесмен и пялится
В телевизор, где уже обнаружили труп в реке.

Это инфекция! Да, я понял: это инфекция!
Синдром приобретённого дефицита совести.
Шприцы самолюбия - заражусь наконец и я,
Как наркоман, кайфующий под программу "новости".

О, я понял это навещая сына, поэтому
Про больницу спросите - не отвечу "страдает вся!"
Вёл за ручку крошку по коридору, такому светлому,
Медсестра подошла и чувствую: как бы мается.

"Гражданин, уйдите, - сказала, - а не то я быстро вам
Приглашу милицию". Вот как! И пожелал я смерти ей -
Скальпель в сердце, в сердце! Потому что выстрадан
И разлукой выверен день свидания и скорбей.

И подумалось к счастью: "Ну, медсестра, ну, сдуру вызовет!
Скрутят, а там и отпустят, менты поганые.
А я-то - убить! А ведь смирял себя сколько лет,
Мясо не ел!" Думая так, спросил я: "Разве же хулиганы мы?"

Я спросил напрасно, объясниться напрасно пробовал.
В пол ногами топала "Уничтожу!" и отделение
Просыпалось: "Кто это, кто это топал в пол?"
И послышалось чьё-то разумное мнение:

"Полечите дамочку!" "Да, - подумалось мне, - сентенция
Очень кстати, как предложение курам яйцо нести".
Это инфекция, вы понимаете, это инфекция -
Синдром приобретённого дефицита совести.


                ..^..


	
***


Напрягается сердце. И недруг
Мне, и друг обещают почёт,
Лишь за то, что в посмертные недра
Словарей, как и прежде, влечёт.

Обещают…Последняя тряпка,
Я подумаю (каюсь потом)
Хорошо бы.…И станет мне зябко,
Липкий воздух не ловится ртом.

Крыши, крыши…и снова, по краю
Походив и качнувшись на миг,
Говорю себе: "Я понимаю -
Хорошо! Но почёт не велик".


                ..^..



***


Она не желает внуков - хватает сына.
Сын под контролем. Тем более что придурок.
Угол ему за шкафом - в углу картина:
Грозный сыночка.… А он, идиот: "Культура!"
Пишет ночами - лучше бы застрелился,
Сколько мороки - квартира ведь не большая.
А риса съедает, Господи, сколько риса!
Нет, в самом деле, она ведь почти святая!
Она стирает бельё на машине "Вятка".
Она телевизор смотрит одновременно.
Овощи режет комбайн, отжимает насадка….
Пятая серия - кончили бизнесмена.


                ..^..



***


"И когда начинается жизнь, кончается литература",-
Так сказал мой приятель - он парился долго на зоне.
С ним теперь не поспоришь - босая, нагая культура,
Как бомжиха с бутылкой пивной на столичном перроне.

У неё по карманам распиханы Чехов, Толстой, Достоевский. -
Всех нашла на помойке - найдёшь там ещё не такое,
Репродукции Репина или Куинджи обрезки…
Нет, об этом не надо, об этом, пожалуй, не стоит.

У бомжихи был нос фиолетовый, в клеточку брюки,
Я спросил её: "Бабушка…" - очень она удивилась. 
"Я не бабушка, я, как бездомные, вшивые суки,
Культуролог. А лучше подай мне, счастливчик, на милость".

Я в кармане порылся и вспомнил приятеля-зэка.
Он ещё говорил: "Никогда не давай без возврата!"
Он стихи не любил и читал поразительно редко.
И не стыдно ему, но и бабушка не виновата.


                ..^..



***


Какая-то странная, зыбкая жуть!
Почти наважденье. А узники плоти
Толкают, дерутся. Скорее забудь!
Подумай: в какой несравненной заботе

На Невском гранитные плиты кладут.
Но если в толпе раствориться - как дико
Себя ощущаешь, как будто бы тут
Ещё не умеют без жеста и крика.

Ещё не родились Гомер и Платон.
Толпа безъязыкая улицы всё же
Гранитом зачем-то мостит. И потом
Всё это разрушит. И страшно до дрожи.


                ..^..



***


Что ни говори, а человечество ещё ничему не научилось:
Ни тебе смысла жизни, ни счастья, ни мягкой булки в киоске.
А вообще-то один знакомый оказал мне величайшую милость:
Продал под Новый Год гвоздей, молоток и доски.

Целый год я готовился к  радостному событию: не ел мяса
Пилил, строгал, читал Библию, а так же истово молился.
Мой знакомый, прораб-нечестивец, всё удивлялся: 
"Вот это бизнес! Да ты, брат во Христе, хитрее лиса".

Между тем, весна наступила. Я всё думал по-прежнему
Об отсутствии смысла жизни, но веселился. А там
Благодетель-знакомый, послал свою работу к лешему,
Выкупил у меня молоток и стал специалистом по гробам.


                ..^..



***


Мы построили город, а в городе этом печаль.
И не те здесь деревья, и люди не те. Почему?
Ах, вопрос бесполезный. Сирень бесконечно мне жаль -
Сиротливые ветки к ночному приникли окну.

Вот одну отодвинул, совсем заглянуть не хотел 
В ту квартиру чужую, а ноги промокли насквозь.
Я к стене прислонился и вытер прилипчивый мел,
О какой-то поранился ржавый, изогнутый гвоздь.

В доме женщины, дети, избыток тепла и огня,
И катает младенца отец, посадив на плечо.
А сирень так металась, казалось кого-то виня
За холодную ночь, или может за что-то ещё.
		
Я не знаю, кого мне до слёз истерических жаль -
Сиротливые ветки к чужому приникли окну.
В доме дети смеялись, играл приглушённо рояль,
И за что неизвестно бранил незнакомец жену.


                ..^..



***


За окном стенания снежной мглы
Говорят про грядущее - повезёт,
Как с Тарпейской падающим скалы.
Мы на всё готовы теперь, и вот

На Неве случилась беда - мороз
По чужому соскучившийся куску, 
Вяжет руки.  Ликторов развелось!		
Колосок отвечающий колоску. 

Ветер с ног сбивает, а мы грустим
О германских провинциях. Август крут.
Может, лучше было бы ехать в Рим -
Там таких в легионы  служить берут.


                ..^..



***


Воздух прозрачен. Бессмертие воображая,
Как-то невольно дойдёшь до нервической дрожи. 
Пусть и судьба нас не учит, я знаю, чужая.
Да и своя ничему нас не учит, но всё же:

Жизнь забирает своё. Не могу без восторга
Я наблюдать, как на бронзовых смотрят поэтов
Дети, прохожие, нищие (этих не много).
К счастью, зима начинается. Кончилось лето.

Вот и стою, весь прохваченный ветром и веком,
И понимаю, какая нам доля досталась.
Прячутся птицы, земля покрывается снегом,
И ничему нас не учат печаль и усталость.


                ..^..



***


Четыре стены у дома.
У дома четыре стены.
Когда бы я стал ребёнком,
Рисовал бы штукатуркой солнце.
Но мне, увы, уже за тридцать -
Даже белые вороны принимают меня за собрата,
Седые волосы принимают за белые перья.
Не могу рисовать штукатуркой солнце!
Но пока ещё на меня смотрят дети
И жена встречает у порога возгласом надежды,
Я должен вращать землю тяжёлыми шагами.


                ..^..



***


То гладиатор, то актёр, то кто-то
Совсем случайный.  Флориан, Геренний,
Констанций Хлор - досталась им работа!
Поскольку юмор божий самый древний,

Так уходили быстро, что запомнить
Я не могу, смущённо повторяю:
"О, мамсаогна!" Был какой-то коммит,
А приобщён к божественному Гаю.

Но впрочем, как обычно до расправы.
И правильно - конец его не хуже
Других подобных. Странные забавы.
Таков наш мир - другой не обнаружен.


                ..^..



***


А вообще-то, жизнь вызывает у меня раздражение.
То это не так, то другое, то вообще не поймёшь
К чему эти бредни. Наступают холода осенние,
Грустно. Бомж на скамейке ловит худую вошь.

Тем не менее, я счастлив безумно, хотя чужие
Вши мне почти, как свои. Не говорите, что я
Мазохист. Просто, все мы повязаны, все в России,
Единая, так сказать, организация и семья.

А вот личные заморочки…. но это никого не касается.
Подумаешь, лишился сна и покоя! Переживу.
Что ты смотришь? Проходи мимо, красавица!
Я похож на гнилое яблоко, а ты на розовую айву.


                ..^..



***


Ах, потому и нравится литература,
Что всё возможно, возможно и то - другое,
Не разрешает чего ни сама культура,
Ни представление о порядочности, покое.

Так человечишку кто-то в романе богом
Вдруг называет, а то называет бесом
Юрким таким, что скорее в суровом, строгом
Этом суждении критики с интересом

Ищут Эдипов какой-нибудь комплекс жуткий.
Мне же, читателю, только одно известно
С точностью и достоверно, что эти штуки
По Достоевскому в жизни имеют место.


                ..^..



***


Что своего, припомнится: картофель,
Хлеб "арнаутский", водка или воздух?
Конфеты "Мишка", азиатский профиль,
Гадание вечернее на звёздах?

Всё это наше - бросишься в китайский
Непрочный быт. По ящику кошмары:
И слёзы, и стенания, и ласки,
Убийства, наводнения, пожары,

Любовь-морковь. Тем более, речами
Не удивишь нас. Но, конечно, любим -
О счастье сны холодными ночами.
А что ещё необходимо людям!


                ..^..



***


На лестницах последних этажей,
Где поцелуи слаще и нежней,
В домах чужих, где логово уюта,
Встречались мы, и каждая минута
Была, как бы военно-полевой
Роман, где пролетит над головой
Снаряд и разорвётся - хлопнут двери,
И люди, эти вражеские звери,
О наших преступленьях закричат.
И доблестный милиции отряд
Уже бежит восстановить порядок.
И миг любви томителен и сладок 
На лестницах последних этажей,
Где поцелуи слаще и нежней.


                ..^..



***


Имя твоё пахнет степью,
Кровью воинов и стенами разрушенных городов.
Я люблю твои азиатские глаза,
Похожие на пламя свечи в келье отшельника.
Посмотри на сердце моё, вынутое из груди, -
Оно принадлежало тебе ещё во времена Ахеменидов,
Когда царские лучники поразили упрямого скифа,
Умевшего только править конём и предсказывать ветер.
Тогда ты приказала своему повару
Приготовить сердце с пряностями индийскими
И  горькими травами,
Чтобы посмеяться над гостями из Македонии,
Угостив непривычным кушаньем.
Но повар твой был плохим рабом
И хорошим чернокнижником.
Он сварил сердце в смоле ливанского кедра
И крови семитского младенца,
А потом сжёг, сотворив чудовищные заклинания.
Гости же из Македонии съели сердце телёнка
И, подивившись персидским обычаям,
Прочитали ультиматум Александра, сына  царя Филиппа.
Так и поколебалась власть династии Ахеменидов,
Родился в Вифлееме чудный младенец,
Раскололось человечество на верных и неверных
И залило кровью землю от Рима до полуночных стран.
А сердце моё осталось жить вечно вместе с именем твоим,
Запахом степей и горных долин,
И напевной речью персидских воинов,
Которых уничтожить хочет Новый Свет
За прегрешения Бен-Ладена.
Возьми же снова любящее сердце,
Сердце упрямого скифа,
Испорченное семитской кровью и смолой ливанского кедра,
Возьми себе на память о нашем прошлом,
Ради счастья в будущем.


                ..^..



***


Потому, что не каждому эта честь,
Не меняется имя твоё и Бога.
Потому, что всего лишь мы гости здесь.
Потому, что любви не бывает много.

Потому, что любовь - это тоже ты,
Телефон от разлуки меня не лечит.
Просто: сердце срывается с высоты -
Отвечает "ушла" твой автоответчик.


                ..^..



***


В ресторан ходил я два раза в жизни,
Никогда не мылся в отдельной ванной.
Я - простой и сказочный мишка Вини,
Сочиняю песенки я забавно. 

Я нигде для этого не учился,
Никогда в серьёзных я не был сказках.
Не любил большие с нулями числа,
Потому не смыслю в любых дензнаках.

Не умею строить на завтра планы.
Я - слегка потёртый медведь из плюша,  
Посетить мечтаю другие страны,
Обожаю тайны чужие слушать.

Ухожу обычно я на рассвете,
Не имея больше вернуться права.
Я - игрушка, любят меня лишь дети.
Я для взрослых женщин одна забава.


                ..^..



***


Ты совсем рассердилась, быть может.
Ах, не надо семейных трагедий!
Понимаешь ли, что растревожит
Это плюшевых, грустных медведей?

Наших рук дожидались на полке,
А теперь ты уехать готова,
Захватить лишь бельё и заколки -
Я сказал неудачное слово.

Что такого случилось, подумай.
Разве ты навсегда разлюбила?
Я теперь отвечал бы угрюмо:
"Бес попутал, нечистая сила!"

Ты совсем рассердилась, быть может.
Ах, не надо семейных трагедий!
Понимаешь ли, что растревожит
Это плюшевых, грустных медведей?


                ..^..



***


Я видел закат, я стоял на земле.
Я вереск держал, как державу цари.
В тончайшем над стрелкой овальном стекле
Холодные тучи куда-то текли.

А стрелка была неподвижна. К восьми
Она приближалась, и что-то никак
Свой путь совершить не могла - но пойми,
Что это был вечности видимый знак.

Я вынул блокнот, я хотел записать
И дату, и время, но таяло всё.
Я думал, что ветер подует опять,
Вращая наш мир, как вода колесо.

Я думал напрасно - был вечер, огни
В домах зажигались. Я вышел к шоссе.
Огромное небо по центру земли
Стояло, как лошадь в бесхозном овсе.

Тянулись деревья и там, за холмом,
Где солнце пропало, имел при себе
Я только часы с потемневшим стеклом,
Блокнот, что подобен озёрной воде.


                ..^..