Владимир Антропов
ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ.
(Поэзия Скитальца)
Скиталец. "Последний лист". Стихотворения.
Среди развлечений, долженствующих намекать на стиховедческий анализ, не на последнем месте ютится частотное исследование текста.
Проделав эту нехитрую шутку не один десяток раз, - в конце концов убеждаешься, что в большинстве случаев за стенкой традиционных "небо" "жизнь" "день" умеет скрываться словечко, вдруг высвечивающее подоплеку происходящего в стихе.
Характерность эта тоже отнюдь не ярка - как интересный пример, текущие (эээ... довольно вяло текущие :) ) Тенета - в номинациях ВегоНа "жизнь" встречается несколько чаще, чем "душа", а в номинациях Тель-авивского Клуба литераторов - "душа" опережает "жизнь" на треть.
По большей части, конечно, это забавное упражнение терпения может только добавить нюансов, прояснить атмосферу. Но бывают случаи из ряда вон выходящие, - и очерк разрешает начать себя с находки.
На небольшой сетевой страничке, собравшей два десятка стихотворений, написанных за последние полтора года Скитальцем, среди обычных для каждого текста местоимений и предлогов - явственно вырисовываются: "душа", "тянет", "зов".
Сверхобычно, особенно, если учесть, что автор отнюдь не принадлежит к стихотворцам-новаторам, следящим за нетривиальностью языка.
Наблюдению этому можно довериться и, взяв эту тонкую еще ниточку, попытаться вытянуть у стихотворений - секрет того необычного впечатления, которое они производят.
Освоившись с этим "тянет" - в его замечательном разнообразии смыслов
Что тянет ровный перестук колесиков в часах Ночных полетов тянущий соблазн Очень уж тянется долгое это сейчас Где- то тянется, плутая, Но во тьме не запропав, Та дорожка непростая, Немощеная тропа. Тянет- в горнюю жизнь От строчек загадочно тянет По комнате запахом вишни
Начинаем постигать некоторые секреты опытов этих стихотворений над временем и композицией.
Поддаваясь очарованию этих тянущихся слов - ясно видишь, что композицию стихотворений Скитальца - лучше бы, наверное, назвать - экс-позицией, настолько она напряженно статична и ожидающа.
О, это высокое, подлинное напряжение, нам еще предстоит окунуться, попробовать нащупать силовые линии, протягивающиеся от "душа", "я" - вовне.
А пока по глазам бьет замечательное, мало, наверное, у кого встречающееся, какое-то впрямь невинное, как бы самоподразумевающееся соседство гибкого ритма нетяжелой песенки - и внезапно замирающего внутри стихотворения - движения, времени.
Словно, раз разогнавшись, пение еще почти машинально звучит, после того, как поющий вдруг резко остановился, застыл, в напряженном внимании - и по большей части стихотворения и умеют поймать, этот короткий, почти незамечаемый момент умолкания голоса - и открытия слуха, напряженного слуха, который ловит некий далекий оклик. И этот тонкий предел, плена времени, как бы стоит в стихотворениях, не смея кончиться, только еще вслушиваясь, только еще узнавая, и все еще напевая, бормоча, и как-то по-доброму, очень по-Скитовски - улыбаясь.
И стихотворения - одно за другим - умеют еще разбить уже, кажется, неразбиваемое, атомарное это мгновение - и вместить в эту останавливающуюся, затихающую, вслушивающуюся частичку времени - огромный человеческий мир: эту землю, с ее дождями и запахами, ее невозможно близкую суету, еле слышимый - и все более близкий, становящийся настоянием Зов - и нити напряжения человеческого слуха к этому зову - и опрокидывающиеся связи с земным - и память, спасительную память - в таком же усилии удерживающую по сю сторону - и тянущееся предчувствие Той тропы - все, все огромное, дышащее человеческой жизнью - вдруг вмещается в краткий, почти неподвижный миг, еще освещенный легким ритмом теплой песенки - едва только укорачивающимися окончаниями своих строчек выдающей знание истины.
Тайну выдает вот это характерное:
Мне успеть бы домолчаться И немножечко допеть.
Это противостояние Зова - и человеческого слуха - и удерживающей памяти, легкого земного тепла - делают стихотворения лаконическими, напряжение это и эта направленность слуха уже почти не пускают в стих случайностей быта - а умеют заметить только важное, вцепляющееся в душу, готовую уже уйти вдоль Той Тропы - и каждая деталь, запах вишни или мокрая стена под дождем - внезапно диковинно вырастает в своем значении - и за щебетом мелочей просматривается то самое напряжение удерживания, срывающееся и цепляющееся заново - каждая деталь становится одним из мощных полюсов, в поле которых почти незаметно двигается душа. Остальное, все -
Подобие лесов Не утоляет голод, Пустыни голосов Не разбираю чушь...
Мы можем угадать за стихотворениями истоки этого тянущегося напряжения: судьбу человека, - сущность, ориентация мира для которого - в настолько дальнем, скрывающемся в высоте, в памяти - не-сущем в смысле посюсторонней суеты жизни, та - дальняя, страна, то, дальнее, время, тот, дальний, высокий Голос.
Пространство стихотворений Скитальца чрезвычайно направленно. Дорога, тропа, даже просто вглядывание - словно вытягиваются в струну вдоль текста - и даже сигаретный дым, подчиняется этому тяготению:
Сигаретный дымок парусом Потихоньку плывет В сказ...
И даже колесики, олицетворение милой суеты происходящего - создают иллюзию этого движения. Зацикленность, закрытость - становятся главной боязнью стихотворений, символом удушающего безликого в настоящем.
Мы обнаруживаем отсутствие резких границ - тропа как-то почти незаметно обрывается, а гроза по-будничному "выключает свет" - и кажется еще шаг, еще движение, и...
И человек, склоняясь, колеблясь в этом силовом поле - то просит слов, то пугается их замкнутости, границы, потери слуха на невысказываемое. Это и "заколоченный лаз", и - "небесное вещание"...
Мы начинаем понимать метафизику происходящего в душе - для которой нет уже Границы, которая уже не видит - и не желает - предела, а только резко, внезапно, как умеет человек на самой грани бытия - чувствует, что за кажущимся краем земного существования - предел не высоты, но - пустоты, зияния, бес-словесности. И ближе всего к ней человек в моменты бессловесности собственной - и лишь слово, слово умеет удержать еще на этой грани - умеет помнить и умеет вопросить.
Отсутствие этого предела и высоко и страшно для души. Оно смещает точку зрения по обе стороны отсутствующей границы. Даль - уже не ужасает, не требует населить себя теплой жизнью, - но уже населена паче мира поднебесного. Населена дорогим, и цена, которую должен уплатить посюсторонний мир, чтобы остановить на себе уже полу-отсутствующий взгляд, оставить человека на своей стороне - очень высока - и кто знает, сумеет ли настоящее когда накопить той теплоты жизни, той ее высоты, чтобы встать вровень с эти зовущим окликом.
Что отрадно - человек предчувствует подлинную цену настоящего - иначе откуда это отчаяние в отсутствие слова - сразу отзывающееся, сгущающее и все остающееся в реальном мире:
Все тише, все мертвей Во мне кукушка- слово. И пластика ветвей Привычней немота. Под тоннами небес, И в синеве свинцовых, Свернуться бы в себе, Не раскрывая рта. Оборвано небесное вещание. Молчит душа, повисшая, как плеть. Не пишутся... не жгутся... не случаются...
Это далеко не тот кокетливый испуг пишущего перед подступающей временами аграфией.
Откуда эта щемящая выпуклость присходящего:
Замерев под дробь у окна, Глядя в разноцветие глин, Удивляяюсь влажным стенам, Точно незнакомой дали.
Словно, уравновешивающая, заговаривающая, оставляющая по эту сторону?
И вот, отразившись от невидимой, но чувствуемой грани, высветив всю таящуюся, скрыто тянущуюся к человеку прелесть настоящего - слово приносит главное:
Говорю "вечность". Но вырывается из Губ- "небытие".
Характерна эта замечательная вынужденность признания - еще почти слабость, еще почти вина. В этой почти виноватой почти обмолвке - на мой взгляд, таится будущее поэта и человека. Жизнь, предстающая в свете, бьющем с той стороны - во всей своей исчезающей трогательной, смертной нежности - вопиет о возвращении поэта в мир. С тем Словом, тем изменившимся навсегда взглядом, который только один и способен выровнять страшный крен мира, склоняющегося перед торжеством разрушения и убийства, противостоять времени, умудрившемуся выкинуть самое светлое - за грань небытия.
Сборник стихотворений Скитальца - высокое свидетельство роста человеческой души, и мне кажется, страницы этой книги далеко еще не дописаны - предсказать движение души в этом огромном силовом поле, в этом напряжении сил "сейчас" и "никогда" - не решился бы никто. Я надеюсь на Возвращение. Есть долг и жертва поэта - не уходить...