ГРАД ОБРЕЧЕННЫЙ


Наплыла, как живица, грусть, 
И не выдышишь маету. 
Город выучил наизусть 
Пустырей своих немоту. 

Он вдавился в замшелость стен, 
Он укрылся в подземность труб. 
Сам себя он бежит, но тлен 
В каждый камень заполз и сруб. 

Жгуч со звонницы перезвон. 
Нестерпимо лилов закат. 
Нерв малиновый обожжен 
Колокольного языка. 

Город-призрак сквозит, сквозит. 
Пахнет бромом и прелью лип. 
Света позднего абразив 
Точит башенный шпиль вдали. 

И зайдется в скачке печаль 
Между реберных дуг в боку. 
Каждой гранью своей лучась, 
Заостряется город-куб. 

Так, что мне не ступить за грань, 
Не поранившись о скелет. 
Умирающий город-гранд, 
Умерщвляющий город-склеп... 


                ..^..



Tempera november  


Осень в раме оконной
Выставлена иконой. 
Влажные краски растёрты 
На бледном желтке луны. 

И дождь, мешаясь со снегом, 
Ложится на дно ковчега, 
В дикий кустарник тёрна, 
В туманной лощины льны. 

А выше, над Тем, что Дышит - 
Грубым окладом крыши. 
Стелется сумрак ночи 
Чернью по жести крыш. 

Незримо совсем для взгляда 
Дыхание за окладом - 
Как будто что-то пророчит... 
Яснее не различишь... 


                ..^..



НЕУРОЧНАЯ ГРОЗА


Расстегну воздушную молнию.
Плащ нависших небес распахну,
И взгляну, как из хлябей намоленных,
Ветры хной предрассветной дохнут.

Загадаю себе не желание,
Загадаю, безумец, судьбу.
И с меня, над юродивым сжалившись,
Снимет небо земное табу.

За былое держаться мне незачем,
И взлечу я, заметив лишь,
Как звенит рассыпанной мелочью
Дождь по жести остывших крыш...


                ..^..



ЗАКАТ 

 
По-над великою Рекой,
В закатном свете,
Плывет возвышенный покой 
Тысячелетий.

И пленка времени густа -
Недвижно время.
И слово в медленных устах
Неспешно зреет.

И лишь когда всей сути сок
Впитает форма,
Оно из уст слетает в срок,
Легко, покорно.

И здесь, где вяжет грудь простор,
Не могут люди
Своих припомнить возрастов,
Имен и судеб.

Прибрежный, выпуклый закат
Сгорает ало
У Митрополичьих Палат
И Арсенала...


                ..^..



***
	

Ещё одна размазана зима.
Нелепо, акварелью по эмали.
И марлевый, почти прозрачный март
И призрачен, и так паранормален.

Что в памяти осталось от зимы?
Горчащий вкус бессонницы и кофе,
Стихов, покоя, взятого взаймы,
В счет будущего, холод в апострофе

Метели над строкой моих следов,
Оборванных невнятным многоточьем.
Ещё любовь, но это, между прочим.
Да и какая, собственно, любовь?...


                ..^..



***	

 
Неблагодарный баловень судьбы:
Опять душа болеет укоризной,
На всё пеняет в прихоти капризной -
То белый день не слишком белым был,

То ночь любви не так уж и пьяна,
То по утрам мучительно похмелье.
Восточный дождь, которую неделю,
Как в тар арабский, бьет в карниз окна.

Две пачки самых крепких папирос
За сутки незаметно стали пеплом.
Старею, что ли, рано и нелепо,
Воспринимая всё и вся всерьез.

А между тем, какой безумный фарт
Сопровождал меня незримой тенью,
Когда, дразня судьбу и провиденье,
В который раз я лихо брал фальстарт. 

Как часто жизнь беспутная моя
На волоске немыслимой фортуны
Едва держалась, и бродила втуне
Всё ближе смерть, почти что не таясь.

Ведь в этом есть неведомый резон,
Незнаемое мною назначенье.
А дождь утихнет в ночь на воскресенье -
Дождей уже закончился сезон...


                ..^..



ПРОВИНЦИЯ


Провинция. Неброский слепок жизни,
Почти ленивой, сонной, неподвижной.
Здесь вдоль плетней ступают важно гуси.
Здесь диск луны монетою этрусской,


Затертою, просвечивает тропы
К трактирам и халупам для холопов.
Реки моей начало здесь, и течь ей,
И петь потом на тысячах наречий,

Но тут, в краю кузнечиков и кузниц,
Она, как все, одна из кротких узниц,
Всего лишь часть унылого ландшафта,
А сам ландшафт лежит доской для шахмат.

Здесь помыслы стареющих нимфеток
Витают между черно-белых клеток.
Пропив талант и скудные таланты,
Гарцуют буквой "Г" седые франты.

Влекущие безумцев дерзких дали
Простерты до восьмой горизонтали.
По маковки церквей здесь пыль, а выше
Свет крестиком над ними вешний вышит.

Здесь поезд, проходящий раз, под утро
Ты ждешь всю ночь, а он тебя - минуту.


                ..^..



ТАНЦОВЩИЦА


Свет на сцену юпитером брошен. 
Еле держат смычки ритурнель,
Но антре состоялось. И ножки
Гениальную кружат метель.

Как снежинки мелькают пуанты,
И, забыв о либретто, миманс
Полудышит взволнованно: "Santa,
Как она только держит баланс"?

Ты танцуешь свои обиды,
В арабесках рассыпана злость.
Как эриния из Аида
Мстишь за все, что уже не сбылось.

Ты танцуешь свои сомненья,
Сокрушая их в каждом жете,
И становишься на колени
Среди сценой распластанных тел.

Ты в отчаянном пируэте
Можешь даже из глаз пропасть.
Ты одна так на целом свете
Перед всеми танцуешь страсть.


Тишина от кулис до хоров.
Ритурнель с тишиною слит.
Изумленная Терпсихора
На тебя, помрачнев, глядит.


                ..^..



***


И твоим заразившись молчаньем,
И проникшись твоим потрясеньем
От невнятных осенних печалей, 
От печалей осенних,

Под укрытье зонта поднырнувши,
Прилепившись к щеке твоей тесно,
В час, когда из небесных отдушин,
Из отдушин небесных

Изливается, глухо и нервно,
Дождь своей тарабарскою речью...
Вдруг, пойму - я твой встреченный первым 
Первый встречный...

Боль к вискам то прильнет, то отступит.
...Шар земной, позабытый богами, 
Как моченое яблоко, хлюпнет
Под ногами...


                ..^..



Музе


Выводи мне мелодию на струне соль. 
Согревай своей кистью живой шелк. 
Карандаш задумчивый свой мусоль... 
Тишина разгорается - щелк, щелк. 

Что за хитрый огонь? - как лиса рыж. 
Волокнистое время в клубки пряж. 
И плывут в черепичном саду крыш 
Дым натопленных зим и моя блажь. 

Не успеешь еще доиграть лад, 
Продышать первым словом листа лед, 
А из жерла печного дохнет хлад,
Тот, что дымною грустью к лицу льнет...


                ..^..



В ПОГРЕБКЕ "У ГРЕТХЕН"

 
День был с ветром. Кофе с ромом.
В погребке пустом, укромном,
Где три лилии на лире
Керамической цвели,

В старом погребке "У Гретхен"
Я сидел за стойкой ветхой,
Слыша голос птицы Сирин,
Сладкий, лепкий вокализ.

Как причудлив зыбкий очерк
Губ невинных и порочных.
Кто там смотрит в шкаф заветный -
Гретхен? Девочка Мари?

Что там? - вин собранье лучших,
Заколдованный Щелкунчик?
Ты себя за кротость, Гретхен,
И за робость не кори.

Я бы пьяным златоустом
Всё о химии предчувствий
Рассказал тебе, но Гете
Я не помню наизусть...

Не смущайся, Гретхен, что ты,
Я ведь сам тебя боюсь. 


                ..^..



М.И. Цветаевой


День бледно-жёлт, как весь пропитан хлором.
Обрывочны и сумеречны сны... 
Елабуга. Мещанский дом, в котором
Почти мертвецкий холод от стены.

Мелодия манка протяжна, клейка,
Искусен в ухищреньях Птицелов -
Сладчайший запах крашеной скамейки
В Трехпрудном переулке, и балов,

Тех самых, гимназических, московских,
Веселый гул, и море наяву, -
Всё здесь. И так отчетливо, так броско
Всё заключилось в этот зовный звук.

Всё уместилось в бледно-желтых сгустках.
А у дверей, срываясь на фальцет,
Запальчивые фразы по-французски
Бросает отрок. Вызов на лице.

Сейчас он скажет страшное, упрямый,
Его решимость смертная прочна.
И ты шагнешь на звук легко и прямо,
Туда, где веет холодом стена...


                ..^..

 

ГРААЛЬ 

 
Я, как грааль, запрятав нежность,
Ищу почти безликих слов.
О, как подчеркнута небрежность
Моих растрепанных стихов.

Стоит монашество деревьев -
Как в рясы, в темную листву,
Одеты кроны ночью. Древний
Колеблется над миром звук.

Желтеет скол на небе лунный,
Опасный, острый, как рожон.
И беспорядок чувств шатунный
Чуть на бумаге прорежён.

Сосредоточенное лето,
Как изготовка на бросок.
Всё ближе к лезвию рассвета
Напрасной жизни волосок…


                ..^..



СИБИРСКАЯ СИВИЛЛА


И сгинула осень, 
В сугроб декабря провалилась.
Метафора - дрянь, 
Но мне слышен надтреснутый крик.

Томимой всезнаньем,  
Раскосой сибирской сивиллой
Явилась зима.
Из невнятных сивиллиных книг:

По росписям стекол,
По выдохам голоса, пара,
Который весомей,
Наверно, чем эти слова,

По росчерку санных следов,
По толчкам в капиллярах
Горящих висков,
По уже различимым едва

Кустов разветвленьям,
Навряд ли узнаешь о сути
Урочных пророчеств,
Навряд ли расслышишь посул.

И время - судья, 
И у каждого времени  судьи.
И так уж закручен 
Земли электрический стул.


                ..^..



А ТЕБЕ ВСЕ АПРЕЛЬ


А тебе всё апрель,
Несмотря на звенящую стужу,
На слепящие льды,
И на стылую ясность небес.
Напевает Жак Брель 
Вальс весенний. Пластиночка кружит,
Что затерта до дыр.
Старый томик ростановских пьес
Не закрыт на столе.
Я не думал, что это читают -
Разве только в апрель,
Чтобы грезам простора придать.
Ты закуталась в плед.
Льды, согретые музыкой, тают.
Напевает нам Брель
О весне по-французски опять. 
Всё апрель у тебя,
И глаза неуемно лучатся.
И маняще зовут
Прикоснуться губами к лучам.
На рефрене "tres bien" 
Заедает пластинку всё чаще.
- Не сочтите за труд,
Трубадур, всё сначала начать…


                ..^..



ДИПТИХ

 
1.
 
О, времени усердный, алчный жернов,
Как спор и скор
Твой вечный механизм!
И в быль, как в пыль,
По зернышку,
Проворно
Размелется отсыпанная жизнь.

Какою там зачерпывают мерой,
В Палате Высшей
Всех весов и мер? -
Неведомо.
Но станет, вдруг, химерой
День завтрашний,
Химерой из химер.

Подспудный страх
Из глубины наружу  
Прорвется 
И свинцово слепит рот,
И выкрикнуть
Уже не сможешь ужас, 
Который сердце
Разом
Разорвет.

И света ослепительного всполох
Объемлет мир.
Но не увижу я,
Как ненасытно
Всасывает молох
Последнюю песчинку бытия...


2. 

Жизнь в сумятице вся растратится.
В этот ярмарочный бедлам,
Вдруг, нагрянет беда-захватчица,
Оглушительная мадам.

И уже черт-те что мерещится:
Разрушенья, война, пожар...
Правда - вечная перебежчица,
Сумасбродная госпожа.

Всё, даст Бог,  еще образуется.
Остановится круговерть -
Но как пристально смотрит с улицы
Вновь Ее Величество Смерть. 


                ..^..



АРЛЕКИН

Плотью врос Арлекин в надоевшую маску. 
Сколько реплик потешных ещё до развязки?
Комом в горле растет ощущенье провала.
Буффонаду уже не сыграешь с начала.

Ограничится действо текущей премьерой.
Слава Богу, достало, хотя б, чувства меры,
Чтоб понять, наконец, как постыдно не схвачен
Грубой маской был этот характер. Иначе,

Всё иначе теперь под личиной убогой, 
За мгновенье, за выдох до монолога,
До последнего. Взять бы, на выдохе этом
Спутать разом суровые нити сюжета. 

Что с того, что экспромт небывало рискован? -
Лишь бы пломбу сорвать с амплуа плутовского.
Только б чертов апломб не держал эту пломбу.
Лишь уйти за кулисы не вечным шутом бы...


                ..^..



ФАНТАСМАГОРИЯ

 
Небо безумно сдоблачное и мягкое!
Температуры воздуха понежнение.
Черный кот мой взирает задумчивым  Кафкою  
В снега с неба сонное снисхождение.

Снисхождение к сладости слабости,
К  ватной вольности рук опущенных.
Стали "надо бы" мне без надобности
Пуще прежнего, прежде пущего.

Льется музыка фортепьянная, форте похмельная.
Западают на что-то клавиши.
Выпью чаю. Цейлонской камелии
Аромат так свеж и взаправдашен. 

Жизнью прежней прельстившись досыта,
Отпускаю соблазны в сумраки.
Снега синие сонные осыпи
Остаются во мне и музыка...


                ..^..



ИНВЕРСИЯ


Всеми радугами цвета,
Всеми душами струны,
Сторонами паритета
Зазеркалье входит в сны.

В нем вино из господина
Пьет вечернюю печаль.
В нем, в златую середину,
В окончание начал

Циферблат ползет неспешно,
Отмеряя вечность-жизнь
Против стрелки. И кромешный
Рай за вечностью лежит...


                ..^..



РЕПЕТИЦИЯ ОРКЕСТРА


Из оркестровой ямы городской
Светающая россыпь смутных звуков,
Ещё туманных, зреющих, не гулких,
Друг друга заслоняющих легко.

С колес машин срывается дискант
Разбитого шоссе, и прочищает
Дорога глотку газовыми щами,
Пьет выхлопы, шлифуя свой талант.

Борей, свихнувшись, вечный бас-кларнет
Настраивает свой, приблизив осень.
Как бубны двери хлопают. Несносен
Камлания начавшегося бред...

А, помнится, в глубокой тишине
Летел с небес аккорд свободной трели,
И птицам в такт листвою шелестели
Деревья за окном. Потом в окне

Являлся луч, как палочка маэстро.
Пел времени задумчивый гобой.
Мелодия манила за собой,
А я был невозможно молодой,
И всё не мог найти от счастья места...


                ..^..



ЛЕТНЯЯ ИНТРОВЕРЦИЯ


Ну что за вздор - об осени грустить
У лета в истомленном средоточье?
Трещит полудней ярмарка сорочья.
Бульвар звенит монетами в горсти

Фонтанов подле. Весело поёт
Мороженщик осанну в честь пломбира.
И кажется, что липы пахнут миррой,
И солнца льется всюду желтый мед.

Казалось бы, возьми уже, умри
От счастья созерцания сиесты.
Окрест оркестров выспренное престо.
И номера порядкового Рим

Не знает этот. Вызревшее лето
Порочною сияет красотой.
И, как сказал тинейджер бы, в отстой
Сливать пора печаль пустую эту.

А ты опять об осени грустишь,
Её каком-то вдумчивом покое,
О небе, текшем мутною рекою
По толевому дну покатых крыш.

О разговорах, выраставших из
"Взбрело на ум, чего-то" и не боле,
Из тех, дождей стихающих бемолей,
Что каплями стучались о карниз. 

О слове, что искалось наугад
Под блюз бесед неспешного застолья.
О, как терпело время, если стольник
Был на такси - терпело всё подряд.

Лишь осенью оно изволит, вдруг, 
Вот так заснуть пресыщенною молью.
И ты расслышишь сам себя в бемоле
Дождя, почти затихшего к утру. 


                ..^..



АВГУСТ

 
Чем глубже август, тем больней вдыхать
Грузнеющего лета хворь и влажность,
Тем тишина навязчивей, протяжней  
Во всём, и даже в замысле греха.

Самодержавье самозванцев-снов,
Снов-деспотов не свергнуть до полудней,
И монотонно, как гребцы на судне,
Работает механика часов.

Ещё одни закрыты времена,
Как холодают зреющие следом.
В чём умысел и цель природоведа?
Гипотез нет. Лишь дымная луна

Едва очертит рамкою пейзаж,
В котором всё плотнее слитность фона.
И набирает в толще заоконной
Страницы Вечной Книги Метранпаж. 


                ..^..



Агате


Мой графолог благородный,
Раскусивший Чайльд-Гарольда,
С лицедейки, со психеи,
Разом, разорвав вуаль,

Не тревожься, не печалься.
Такова планида Чайльда -
Радоваться во грехе и
Не засматриваться вдаль.

В этой прописи прилежной
Ученичество и нежность.
В ней от альфы до омеги
Ожидание толчка.

Видишь, в строчках многоточья.
Я еще домыслю, впрочем,
Жизнь, написанную бегло,
Спьяну, сдуру, с кондачка...


                ..^..



***
	

Здесь взять бы верный тон до малого акцента,
До выдоха в строке. Унять, унять, унять
Диктаторскую спесь печали и абсента.
И не писать диктант, диктантов не писать.

Ну что теперь с того, что зрелая зима
На кухне, в церкви, дне, ночи и разговоре?
Ну что с того - зима? Она не априори
Темна и холодна. Прощай самообман.

Прощай моя печаль, ты так правдоподобна.
Пусть в кущах декабря свет приглушен и тих. 
Но тишина, она... просторна и подробна.
По ней гуляет Бог, и с Богом в ледяных,

Продрогших городах присутствует природа,
И дышит зимний сквер безлюдной чистотой,
Нам оставляя дом, огонь, себя, свободу
И книжный фолиант, и стих очередной...


                ..^..



К ***

 
Расстрижены ветром просторы.
Обрезками неба в лицо
Мне осень хлестнула. И город,
Пустеющий, дышит свинцом.

И время, наполнившись гулом,
По узким проулкам бежит.
И день, отступая сутуло,
Щербинами света дрожит.

Мне холодно, папа, мне грустно,
Мне слышится скрипка твоя.
В смычке вдохновенном и шустром
Безумство. Смычок обуян

Растущей, полнящейся страстью
Намешанных густо кровей
И предощущеньем несчастья,
Предчувствием смерти твоей.

Как сбивчива, папа, как колка
Механика в левом боку.
Она и ко мне втихомолку
Подступит, Горбатая. Вкус

Осеннего сумрака солон,
И влажны от ветра глаза.
И слышится, слышится соло,
Звучавшее вечность назад...


                ..^..



***
	

За родину болит, болит, болит... 
И тем больней, что как бы неприлично 
Об этом вслух. Болит, что стала притчей 
Земля моя в языцех всей земли. 

Мне больно за ордынскую тоску, 
За эту допетровскую мятежность, 
За слёзную, почти слепую нежность 
И ненависть до каменности скул. 

За тёмное кликушество её, 
За вездесущий дух сивушной браги, 
За бесшабашность жертвенной отваги, 
Овеянную жирным вороньём. 

За неизбывность бунта и тоски, 
За блажь уродцев в шапке Мономаха, 
За крест пророков в латаных рубахах, 
Веригах и лоскутьях шутовских. 

За обречённость вечную свою 
Искать несуществующие смыслы 
И бредить во хмелю великой высью, 
За этот смертный хмель, который пью, 

И пью, и пью. Так больно мне... 


                ..^..



ИМПЕРИЯ САДА


В этом яблоневом запустении
Есть нежданная благодать.
Белым, мягким, чистым застелено
Ложе сада. И время спать.

Что за дивная осень, снежная,
Уготовила саду сон?
Как окутала кроны бережно
Тишина минувших времен.

Во всезнающем зябком шелесте
Листьев съеженных так бредов
Проблеск жизни моей. Крушение
Всех Империй и всех Садов -

Вот извечное устремление.
Вот вселенский императив.
За отчаянье в царстве тления,
Боже правый, меня прости.

Под вибрато осенней мистики, 
Вдруг, к ногам моим упадет
Недоступно-манящей истиной
Ярко-красный, горчайший плод.

Плод последний былого царствия,
Обреченного кротко пасть.
Над велением жить и властвовать
Усмиряющая есть власть.

Воздух пахнет гнильцой и миррою.
Ничего во мне не болит.
И мороз ночной бальзамирует
Омертвевшее тело земли...


                ..^..



ВЕЧЕР

 
За тонкою стеной, сердясь, шипит 
Какой-то аромат на сковородке, 
Перебирая строчки, словно четки - 
Читаю карту вин. Уже разлит 

Прохладный вечер в суточный графин, 
И важных дел отпущено собранье. 
Осталось только чуда ожиданье, 
Дурманящее будто бы морфин. 

Сейчас её, беспечности,  черёд. 
Горнист урочный вновь кладёт на полку 
Свой зычный горн, находится иголка 
В стогу сомнений, и безбожно врёт 

Себе душа; и вот, белее снег, 
Теплей огонь и женщины изящней, 
И кажется, что, наконец, обрящет 
Себя давно искавший человек.


                ..^..



ТАКОЕ ДЕЛО


Понимаешь, какое дело,
Тело чувствует оголтелость
Бега в зыбком покое мига... 
На изломе всего и вся.

Равноденствие. Осень. Охра.
Тлен в простуженных хриплых бронхах.
Лимб луны. Увяданья стигма. 
Гнев Ахилла почти иссяк.

Надо ль длить конец илиады?
Трою тронуло оспой хлада,
Покачнуло... Да шут с ней, с Троей,
Сладость быть покачнуло вспять.

И ответной грозит осадой,
Помрачневшая Муза града.
Сокровенный свой страх открой ей,
Дай понять, чем тебя пытать.

Миновать бы, избыть скорее
Строф сквозящие галереи,
Жар стихов остудить в гортани
Исцеляющей немотой?

Понимаешь, какое дело,
Миг тягуч у черты предела.
Самый срок прикоснуться к тайне 
Уязвимой своей пятой...  


                ..^..



***


Ни творчества! Ни прочего!
Мне просто важно быть.
Забыть бы  даже отчество,
Отечество забыть.
Не вспомнить роду, имени,
Отметин на пути.
Прохожий, помяни меня,
Нет имени, прости.
Ты тоже ведь без имени
Для всех ветров окрест,
И ты через калинники,
За старый переезд,
За речку обмелевшую,
По полю, наугад,
Пойдешь тропою пешею
Сам от себя назад -
От имени, от отчества,
Отметин на пути.
Такое время - хочется
Куда-нибудь уйти.
Не мучиться утратами.
Не тщиться сущим днем,
И мыслью виноватою
Не жечь себя живьем.
И в этой безымянности,
Неведомости всем
Счастливым стать до странности,
Стать странником совсем...


                ..^..



СУМЕРЕЧНАЯ ЗОНА


Вот так вот взять, и посреди недели
Уйти в запой, все узы разорвать
Забот своих насущных - канители
Благих трудов, долгов, которых рать.

Как в час последний до крушенья мира,
Себя и Хаос воссоединить,
И превратить в Содом свою квартиру -
Божественно любить, безбожно пить.

Весь рай вместив в еще послушный фаллос,
Весь ад до дня похмелья отложив,
Паяцем голосить Леонковалло
И чувствовать, что ты сегодня жив.

Что там, окрест чумной моей природы?
Зима? Россия? Двадцать первый век?
Но чтоб дойти до мусоропровода
Мне скоро нужен будет человек,

Подобный Моисею, чтобы вывел
В блужданьях по пустыням этажа.
А там, окрест, луна лежит на иве,
На ветке, как на лезвии ножа,

Там нервно искривляются пространства
Под грузом снегопадов и теней:
Подруга спит, а я титаном пьянства
В Тартар низвергнут, я забыл о ней,

О веке, о зиме, о жизни, смерти,
О выпрыгнувшем в форточку коте.
Лишь бегают зелененькие черти
По мною же измышленной черте:

Мы снова слиты - я и Хаос вечный,
И кто готов побиться об заклад,
Что, протрезвев, я встречу в жизни нечто
Разумнее, чем этот чистый чад?


                ..^..



КАТУЛЛУ


Не ты ль под хвост веронскому коту
Засунул долг? Открой секрет, Катулл,
Как посвятить жизнь жизни, ей одной,
К Романуму встав жо: id est спиной?

Не ты ли чашу поднося ко рту,
Мог космос из нее сосать, Катулл?
Не ты ли в дни виналий нашептал,
Забавы ради, Цезарю финал.

Какой бы с Палатина ветр не дул,
Не ты ль собою был всегда, Катулл?
Не ты ль пророчил - Риму не упасть,
Пока им движет сладостная страсть.

Что ж, не оракул, может быть, Катулл.
Но что есть Рим, презревший красоту?
Жужжит, как улей, а вглядишься - мертв!
Где Лесбия? У Лесбии был мед

И на губах, и между смуглых ног.
Ты прав, Катулл, Аравии песок,
Скорее, по крупице перечтешь,
Чем красотой насытишься. Так что ж,

Жив или мертв Рим еще, Катулл?
:Рим чистит пыль имперскую с котурн,
Чтоб поступью подмостки сотрясать.
А космос в нем кому теперь сосать?

Кто крикнет звездам, разрывая грудь:
"Odi et amo" - вот за что умру!


                ..^..



БЕЗЗВУЧИЕ


И дрогнут лады, и октавы иссякнут.
Он болен беззвучьем, несчастный писака,
Усталый, глухой созерцатель событий.
Нет в мире гармоний, в поэтах наитий.
Интриги изучены. Фабулы смяты.
Собою сменяют себя те же даты.
Спрессовано время - не высечешь мига,
Который бы мог стать завязкой интриги.
...С купели Востока растет и восходит,
Слепит и лучится...
Уже на природе
Поэты,
Собаки,
Художники,
Дамы...
Вот где пастораль
С красотой,
Пилорамой,
С заброшенным прудом,
Со сплетнями,
Дремой...
Круг замкнут, и может ли быть по-другому?
И он повторяет урок, что был пройден.
И чувствует меру подвоха в природе.
Всё в ней для него предрешилось, как будто.
Собою себя же сменяют минуты.
Закат. Слышен благовест дальнего храма.
И мир необъятный вмещается в раму
С наброском графическим автопортрета,
В строфу -о своем и туманном- поэта,
Во взгляды собак, заскуливших под вечер
О доле собачьей...
Гармония. Вечность.
Лады отзвучали, октавы иссякли.
И пишет, себя же не слыша, писака...


                ..^..