В отличие от стихов Кабанова, Ефимова или Маренниковой поэтическая подборка О. Горшкова литературным событием для меня не стала. Именно подборка, которая по всей вероятности от книжки отличается лишь количеством стихов.
Сразу отмечу, что автор неплохо набил руку на сочинительстве. Такие стихи пользовались успехом у читателей, критиков и даже властей. Но во времена СССР. Стихи не раздражают и не утомляют, в них нет провокаций, хотя иногда автор использует остроту нынешнего времени, в них достаточное количество поэтических образов и умных, почти философских мыслей. О. Горшков – поэт не местечковый и вневременной.
Осень в раме оконной
Выставлена иконой.
Влажные краски растёрты
На бледном желтке луны.
И дождь, мешаясь со снегом,
Ложится на дно ковчега…
Так чего я выпендриваюсь, если столько достоинств на одного пиита. А потому что все эти положительные качества перечеркивает один, но существенный недостаток.
У Олега Горшкова нет собственного голоса.
Попробую выразиться вразумительнее. Всё, о чем пишет Олег, - это не его взгляд на мир, а общее, усредненное представление об этом мире НАС – читателей. Вот примерный СРЕДНИЙ взгляд на провинцию: «Провинция. Неброский слепок жизни,/Почти ленивой, сонной, неподвижной./Здесь вдоль плетней ступают важно гуси./Здесь диск луны монетою этрусской,/Затертою, просвечивает тропы/К трактирам и халупам для холопов./Реки моей начало здесь, и течь ей,/И петь потом на тысячах наречий…». Обратите внимание, что это не штампы «розы-морозы», а именно наше представление о средней провинции: с неброской ленивой жизнью, гусями у плетня, монеткою луны, рекой, как началом жизни и т.д. Это не личный взгляд поэта, он пользуется вторичным материалом. Так пишут стих, глядя на картину, а не в окно. Поэтому у Горшкова совершенно спокойно соседствуют трактиры и холопы, город-ГРАНД и город-СКЛЕП, паранормальность и провиденье, франты и тинейджеры…
Я не стал бы обвинять Горшкова в книжности, хотя поводов для этого предостаточно. Пробегитесь хотя бы по названию стихов: «Град обреченный», «Репетиция оркестра», «Неурочная гроза», «Грааль», «Сибирская Сивилла», «За родину болит»… У него, если:
Закат, то нестерпимо лилов или сгорает ало, покой – возвышенный, баловень судьбы – неблагодарный, прихоть – капризная, фарт – безумный, тень – незримая, жизнь – беспутная, безумцы – дерзкие, пируэт – отчаянный, губы – невинные и порочные, крик – надтреснутый, стужа – звенящая, небеса – стылые, время – усердный, алчный жернов, личина – убогая и т.д.
Это и не имитация. Подспудно поэт хочет угодить всем. И угождает.
Трудно сказать: у Горшкова никогда не было своего голоса или он его потерял в процессе. Даже о своем личном, интимном он умудряется говорить ничейным и одновременно всешним голосом: «Мне холодно, папа, мне грустно,/Мне слышится скрипка твоя./В смычке вдохновенном и шустром/Безумство. Смычок обуян/Растущей, полнящейся страстью/Намешанных густо кровей/И предощущеньем несчастья,/Предчувствием смерти твоей».
Мне больно за ордынскую тоску,
За эту допетровскую мятежность,
За слёзную, почти слепую нежность
И ненависть до каменности скул.
За тёмное кликушество её,
За вездесущий дух сивушной браги,
За бесшабашность жертвенной отваги,
Овеянную жирным вороньём…
У Горшкова какая-то непривычная для поэта интонация: ни вскрика, ни всхлипа, ни восторга, ни перехватывания дыхания. Даже когда он говорит о больном или радостном, тембр ровен и спокоен. Как у психоаналитика перед кушеткой с пациентом.
«Как в час последний до крушенья мира,/Себя и Хаос воссоединить,/И превратить в Содом свою квартиру -/Божественно любить, безбожно пить./Весь рай вместив в еще послушный фаллос,/Весь ад до дня похмелья отложив,/Паяцем голосить Леонковалло/И чувствовать, что ты сегодня жив».
Ни книжность, ни имитация… И вдруг я наткнулся на строчку, которая всё мне объяснила. И я нашел определение: «Прощай моя печаль, ты так правдоподобна». Вот это слово, которое я искал. Поэзия Горшкова ПРАВДОПОДОБНА, но не ПРАВДИВА. Как мираж в пустыне – с птицами, фонтанами и зеленью:
«Воздух пахнет гнильцой и миррою.
Ничего во мне не болит…
Ещё любовь, но это, между прочим.
Да и какая, собственно, любовь
И дышит зимний сквер безлюдной чистотой,
Нам оставляя дом, огонь, себя, свободу
И книжный фолиант, и стих очередной...
Но сквозь эту поэзию проходишь насквозь, не обдирая кожу и не обжигая душу.
вырывать строчки из чужих работ не очень хорошо
но я попробую
потому что есть очень показательные штуки
вот посмотрите:
"У Горшкова какая-то непривычная для поэта интонация: ни вскрика, ни всхлипа, ни восторга, ни перехватывания дыхания. Даже когда он говорит о больном или радостном, тембр ровен и спокоен."
Так и хорошо, что непривычная!
"Всё, о чем пишет Олег, - это не его взгляд на мир, а общее, усредненное представление об этом мире НАС – читателей."
А я так не думаю! Это - его взгляд! А что человек не ищет - немедленно - вынь-положь - абсолютно новой, невинной, никем и никогда - метафоры...так ведь не все должны вести эту охоту.
"Подспудно поэт хочет угодить всем. И угождает.
Трудно сказать: у Горшкова никогда не было своего голоса или он его потерял в процессе."
Опять не соглашусь, хотя, конечно - слово на слово...но есть у него свой голос, конечно. И никому он не угождает. Вы сами стихи пишете, я так полагаю. И я пишу, когда мало водки Помните это состояние, когда вот - лист, вот - слова...а дальше, как вы внутри сложились на этот момент, так оно и пойдет.
Я за стихами Олега всегда вижу автора. И мне этот человек нравится. Я не скажу, что моему изощренному слуху его работы представляются совокупностью находок на самом переднем крае поэзии, но они человечны и раздумчивы. И - совершенно свои.
Я слушаю и буду слушать Моцарта. И Бетховена. А вот Шнитке - хоть и иинтересно было по первым разам - слушать не люблю.
И Led Zeppelin я люблю, а Эминем, хоть и забавный мальчишка, конечно, но слушать его - я извиняюсь...не больше 2 минут, и только под пиво.
"Это не личный взгляд поэта, он пользуется вторичным материалом. Так пишут стих, глядя на картину, а не в окно."
Да нет - это как раз личный взгляд. Но он не такой, как у вас, согласитесь. И это хорошо. И он, может быть, пишет стих, глядя на картину, или в книгу. Потому что и картины и книги - это еще какая жизнь.
Есть особый кайф в соблюдении традиций. Есть особое достоинство в продолжении традиций. И когда я начинал читать Ахматову, во мне все кипело - эпигонка! Пушкинистка! А потом я начал проникаться этой идеей - да, мы должны продолжать.
Да, и вот эти строки:
«Провинция. Неброский слепок жизни,/Почти ленивой, сонной, неподвижной./Здесь вдоль плетней ступают важно гуси./Здесь диск луны монетою этрусской,/Затертою, просвечивает тропы/К трактирам и халупам для холопов./Реки моей начало здесь, и течь ей,/И петь потом на тысячах наречий…».
они хороши. И читать их хорошо. И когда я читаю стихи Олега, я временно убиваю в себе метаметафориста с гигиеническим взывпакетом в загашнике. И читаю. Вполне медитативно и с удовольствием. Потому что это - настоящая поэзия.