ПРЕДИСТОРИЯ В ночь перешли на веслах водоем, на десяти заветных метрах, ловко заякорившись, ждали мы вдвоем, Андрей и я, лещовую поклевку. Всечасно рос береговой ирис сырого утра - ожиданья тише, а нетерпенья раскаленный диск достиг к полудню точки наивысшей. Когда подняли от кивков глаза, мужик стоял по голень в плоскодонке, не то в воде. “Как звать тебя?” - “Назар. Из местных я” - донесся голос гулкий невесть откуда. Снявшись с десяти заветных метров без улова, где-то до темноты держались мы пути, которым быстро шел он против ветра. “Мне говорил покойный - взмах! - Иван о нем. Назар - еще взмах! - без улова не приходил в деревню” - “Богом дан нюх рыбаку. Места он знает, к слову”. “Нам надо снасти посмотреть - рывок! - он накормил лещами всю деревню с одной лишь ходки”. - “Стало быть, крючок иначе вяжет он”. - “Он знает древний - еще рывок! - отцовский способ”. Взмах! Глухой удар, песчаный скрежет, пусто на берегу. Лесную впопыхах взрывая тьму, погоня шла по хрусту. “Не то, что мы… он ловит для души своих лещей… рыбак из неимущих…”. Навстречу выбегали шалаши из темноты. Ловцы сетями - в кущах справляли праздник, сторожа места. Луг, заманив костром, сомкнул объятья. “Назар к вам вышел, братья?”. - “Ни черта!” - злой уголек сверкнул в глазах у братьев - “Он, кровный брат, на рыбу сбил нам спрос в деревне, он…”. Но мы уже бежали, луг миновав горящий, под откос… Где их ряды торговые стояли, на берегу, у церковки, и там, среди рядов, погромленных Назаром, мы не нашли его, а по пятам, дыша нам в спины, день летел пожаром. Верст за пятнадцать мы нашли его, он в лодке ждал нас, изнуренных жаждой, в его ногах играло серебро лещей, вобравших мир чешуйкой каждой. Он на корму откинул легкий стан и поднял к небу взор, задрав бородку. “Греби, сынок” - Андрей был первым зван, и я, сын божий, взят был в эту лодку. 07.02.99 ..^.. ВСТУПЛЕНИЕ В ТЕМУ Нас окружают темные миры, гирлянды звезд не прояснят нам бездну, шары и блестки млечной мишуры померкнут вдруг и до поры исчезнут. Ни бог, ни вера светлая в него, к границам бездны не проявят тропку. Так новогодней елки волшебство для взрослого вмещается в коробку. Когда лишимся видимых огней, для нас, живых, какой источник света проложит путь среди теней? От опыта других не жди ответа. Не жди ответа от любви, фонарика, лежащего в кармане, все ухищренья и слова твои в свои объятья темнота заманит. Над шатким миром набухает мрак. Одни, блуждая, друг на друга ропщут, других ведет свое лишь знанье, как ходить в кромешной темноте на ощупь. 15.09.99 ..^.. БРОДЯГА. СТИХОТВОРЕНИЯ 2000 - 2001 ГОДА МОЕМУ ПУШКИНУ 1. ПИСЬМО ОБЩЕСТВУ Старый сплетник Геккерн и повеса-француз помоложе, этот с кровью бифштекс из интриг и адамова мяса. По свершенным делам на отцов своих дети похожи. Так по капле наполнилась чаша смертельного часа. И образчик французской любви, романтичной для света, и холодный расчет дипломата, для света - отцовский, нас лишили семейных, в строфу облаченных, заветов, как вы были слепы, Карамзин, Виельгорский, Жуковский! Кто бы мог ожидать от него вот такого ответа? А вдова и сказать ничего до конца не успела. Всенародной оглаской, еще один выстрел в поэта, докатилось до нас им закрытое частное дело. 07.02.2000 ..^.. 2. ПИСЬМО К НАТАЛИ
Ах, Натали… ах, Натали, пораньше встань, запрячь вели… долг перешли за экипаж… по стенкам горничных размажь… Французской пудрой освежи совместно прожитую жизнь и, вспомнив первую любовь, сорочку мужу приготовь. Не нужно книги паковать, тюки веревками вязать. Сорочка, туфли, фрак, его письмо, и больше ничего. А камер-юнкерский мундир… из шкафа на пол, нет, в сортир! А письма к мужу от друзей - камин их письмами набей, письмом Геккерна, Натали, дрова в камине запали. Футляр с оружием - там смерть! - не открывай, но пыль стереть с футляра нынче не забудь. Длиною в жизнь проделав путь из кухни в спальню, разбуди его, и лично проводи.
А. Ефимов. 08.02.2000
..^.. *** Броди, бродяга, вороши золу наитий, виражи, что повернули круто жизнь, вновь прокрути, все тщетно. Вопрос “что делать?” не решен, и человек, упав, смешон, а время, время хорошо бежит и безответно. Вот и сижу на берегу реки, рыбалить не могу, оптимистичную строку не выдать напоследок. Стоит незыблемо камыш, природу не пересидишь, ее торжественная тишь - ответа точный слепок. 13.06.2000 ..^.. *** Вереницу житейских событий не прервать небесам вопреки, ведь вода не задержится в сите, и не выправить русло реки. Благодетели склонны к обиде, расположен к предательству друг, а еще, безымянный, я видел материнское чрево разлук. И, как яркое солнце в зените, отраженное в сотне зеркал, мой единственный ангел-хранитель перед выбором новым стоял. 02.07.2000 ..^.. ПАМЯТИ ЛАДОЖСКИХ РЫБАКОВ, ПОГИБШИХ 28 ФЕВРАЛЯ 2000 ГОДА 1. Ты говоришь: - О льдине напиши. Двухдневный дрейф по Ладоге на льдине. Я размолол ее в штормах души, из тех людей кого-то нет в помине. Длиною в жизнь - ты говоришь - урок, но если не усвоена наука… пусть кто угодно бурит свой ледок. - Я не уверен, вот какая штука. 2. Море волнуется - раз. Море волнуется - два. В третий раз ты едва сможешь начать рассказ. Море волнуется - два. Море волнуется - три. С неба кричат: “Замри!”, в дар не приняв слова. 3 На Ладоге восточный ветерок и яркое полуденное солнце. На Ладоге моей рванет ледок и вся природа эхом отзовется. На Ладоге прозрачный черный лед, вся Ладога моя из черных окон, из каждого окна, разинув рот, выглядывает хищный, жирный окунь. На Ладоге на солнышко не клюй - обманчива слепящая мормышка, такие дали - мама не горюй, не поминай меня и ты, малышка. Лишь горизонт да эти мужики на ящиках в залатанной овчине, черным-черно, как будто утюги на гладком льду утюжат в складках иней. Лишь горизонт, и вертолет кружит над крепким сном упрямых инородцев. На Ладоге мой новый бур лежит на темном дне и преломляет солнце. 05.09.2000 ..^.. *** По долгам звонят, где же их отыщем, эти сто, в рублях, дармовые тыщи? Что ли - спеть в метро, разгрузить вагоны, или взять ларек, но страшат законы. Все послать к чертям, махануть за город, над упрямой лункой уткнуться в ворот. Понадергать мелочь из лунки зыбкой, не признав, прибрать золотую рыбку. 23.01.2001 ..^.. *** Купить жетон, кружить в подземке, две сотни душ - вагон летящий, случайно вторгнуться в коленки вплотную женщины стоящей. Смотреть, как предана молчанью, глаза спокойные закрыла и уподобилась качанью, и вся зарделась, знать, решила. Читая Кушнера вслепую, его восторги, ахи, вздохи, коленом чувствовать такую стихи ломающую похоть! И строчки в голову не лезут, не пропихнуть их дальше глотки. Сместиться, рубчики-порезы, швы выдают ее колготки. Бежать, очнуться на перроне, мираж, безумие, ошибка, и в уносящемся вагоне поймать прощальную улыбку. 22.01.2001 ..^.. ПИТЕРСКОМУ КЛУБУ РЫБАКОВ В этом доме полно жильцов, постояльцев, хозяев, пришлых, не прикрутишь к двери засов, не повесишь замок, так вышло. На всю стену одно окно, за окном внешний мир широкий, как в воронку, бежит в него, мчат быстрины, леса, дороги. В этом доме грибов полно, свежей рыбы, напитков, хлеба, залезают сады в окно, стаи уток ныряют с неба. Ты зайди, расскажи жильцам о себе, познакомься с ними. Что ты можешь без дома, сам? Все получишь здесь, даже имя. Вдоль окошка дощатый стол, скачут блики, в стаканы тычась. Сколько нас за столом? - все сто, скоро несколько будет тысяч. Все едино: и стол, и быт, на одном языке судачим, всяк, вошедший сюда, закрыт от врученной в миру задачи. Говорят мне: сиди, не рвись, ведь единым порядком лучше. Я пошел, говорю, ирис вон расцвел уже, частный случай. 07.06.2001 ..^.. ПЕСЕНКА Ну, как тебе судьба? вся - удаленье нерва, стихи - детальный план последнего маневра еще родной души, голубушка, Минерва, не лавры ждут тебя - невропатолог, стерва. И он же примет там, на олимпийском троне, хочу судьбу свою найти в любом законе, не обращались к ней ни Бродский, ни Петроний, читаю Бытие, давно не до ироний. Искать себе богов - занятье не для слабых, а если Их нашел, считай, в железных лапах твоя мирская жизнь, стерильна, как в палатах, хотя Они всегда у наших в виноватых. Возможно, коротка, как строчка между прочих, доступна, как строка без скобок, явно срочник, я говорю, нельзя впихнуть ее в подстрочник, из росчерков ее я исключаю прочерк. А как дается жизнь другим - нам не известно, и в русском языке, признаюсь, мне не тесно, не может повар знать, каким на сей раз тесто получится, жених - кому дает невеста. Но и сказать, что дрянь, о жизни не посмею, не надо просто жить, а надо жить умея. Пред замыслом ее, лишь загляну, - немею, стихом не охватить - бредовая затея. Я этот разговор затеял в полвторого, заканчиваю в два, не ожидал такого напора слов, а он, похоже, ради слова, а жизнь, а жизнь, а жизнь, проговори все снова. 27.02.2001 ..^.. *** Зреет, зреет, зреет книга, натиск быстрых не сдержать, натиск диких строчек, иго кольцевидных не разжать. Небо, спи! Душа ведома. Книга - вот кто проводник. В парк Шуваловский из дома умыкнул меня язык. Бредят прошлым и на небе, но в золу погасших строк - почки, лопнувшей на вербе, уголек подброшен вдруг, проявился парк вокруг. январь 2000 ..^.. СТИХОТВОРЕНИЯ 2002 - 2003 ГОДА К РОДНОЙ РЕЧИ Я забыл тебя, из себя лепя, я избыл тебя, зло твою любя во все буквы плоть, ах, нагую, зло я пыхтел впотьмах, две губы вело, тот же вкус, горька, та же горка, бля, этой двойки сгиб, эти три нуля, этот век, он кончил причет, с конца ободок снял мокрый, упал с лица, да и черт с ним, с веком, вот истый черт, твой язык, открытый как бездна рот, этот высверк бездны, скупое “да”, эта падаль неба, пади, звезда, мертвый свет, пади, кисло-горький вкус, вот конец, голимый, как правда уст, ну, раздвинь, раздвинь, искази свой лик, дай принять мне на руки этот крик. 25.04.2002 ..^.. *** Черной Ладогой, льдом, стеклами черными, битым стеклом рваный торос, торными тропками через проем трещины, урнами праха, вдвоем. Ладога, бур, баян ящика, спой-ка нам, вещий, восточный, пьян, выпростай окуня нам на тропу, баклан крутится, буримся, первая кровь - стакан. Черная Ладога, долг, вроде бы малого не одолеть мне, толк крепкого, шалого ветра, сплошной восток, дети, долги, Шувалово - к черту! не смог, не смог! Окунь, плотва, елец, рыба вся около наших (мотыль) сердец, Ладога екнула, в Черном качнулся лес, трещина буркнула, Костя, мотай, пиздец! Ладога, трещина, бег, буры, как факелы, воткнуты в снег, за полночь, где же вы, ангелы? Мамочка, солнышко, я - твой Санек, лопасти ангелов цокнули, Господи, я - человек. Окунь, елец, плотва - мерзлыми все курганами, страшно, плывет братва, библиями, коранами не воскресить, слова. Костя, когда? - В четверг, сумерками ранними. 23.12.02 ..^.. *** Шесть дней, те, зашивался горячий цех, Бог продукцию гнал по госту. В проходной шестидневных вех у вертушки скучала темь, та дорожка вела к погосту. Шел снег, снег, я смотрел на снег из окна, по двору шныряла собака, по дорожке шел человек, а за ним вился сатана завихреньем снежного мрака. День, два дня шел снег, бел, накрывая дворы, деревья. Вот пристроили и меня, вот и я, пешегуб, у дел, а под пологом - мрак неверья. Производство собак, детей, пост охраны “Рога & Ко”, госты, качество, план, управа… Человек произнес: “Семь дней…”, свистнул суку, открыл пивко и с дорожки свернул налево. 31.12.2002 ..^.. *** Не только люди - глядишь, моря, глядишь, не только моря, не только миры над нами, они не зря светили столько, глядишь, моя любовь уходит, слаба заколка. Упавшие звезды так не жгут, мелея, море не так уж крепко цепляет берег, как дрогнет жгут, простынку ветры вразлет сорвут, пружинку веры сморгнет прищепка. Не только звезды - пыль сдунешь с них, не только море - дольешь, присолишь, не только люди - распыл твой стих, не только этот прощальный стих, всего лишь стих, ты права, всего лишь. 07.01.03 ..^.. *** Потому что там, где стояла елка, там елозит фикус и квохчет лейка, где твоя любовь покрывало шила, там игла твоя навострила жало, не прервать ли песню? - Довольно? - Мало. Потому что долго стишок мой вился, а стежок (вот - горло!), он сразу взялся, там, где брата, брата искала Герда, рассекает Каин пространство гордо, этот Кай, в тебе он откуда взялся? Потому что люди - не сестры-братья, а по полу шарики скачут ртути, где к моим губам маркой липла мурка, там мокротно дышит зверье, так жарко, как ладонь прижег поцелуй окурка. Потому что если не ты, то кто же мне под кожу впрыснет “прощай” и скажет небесам о кровных делах удавных, потому что нету сильней любовных о тебе стихов, и тебе нет равных. 15.01.2001 ..^.. *** В. Антропову (Радуге) То, что начерно было сказано, то, что стало для всех как белое, то, что затемно будет смазано, - отступило. Взыграло спелое. То, что делаешь, делай, делая. Занимать ли веслу у почерка, и корма гондольеру - сцена лишь, в беге росчерков - Winter, Бойченко - всё задержки дыханья ценны лишь и сухое родство источника. Океанскими или узкими, с утонченными или скотскими, мандельштамами или бродскими, европейцами иже русскими, черной бездне мы будем сосками. Не воронками, и не выменем, мы ей полыми будем касками, легионами всё без имени. Лучше здесь - именами, масками, семенами, мазками, красками. 19.01.03 ..^.. *** (З.Е.К.(у)) Всё прописными, всё понятыми, так вторник случится, стакнутой двери стук, все-то чужими, “вровень как дети будем - обрящем” - з.е.к, царства небесного ворвань, все-то благими. Вторника ждешь ты, весточки с почты, почт, сколько их, дольних, перекладных, как туч, вторник обрящьте, дольник-подельщик, ключник (сердечник), зряч, кодами с оттиском пальцев, ха, не маячьте. Тварь, нагулявшись, всё барабанит в дверь, воздуху съевши, в двери стучится тварь, не разобравшись, хмарь из шестнадцатой перекрестилась - вор, “истинно будем как дети”, молча рождавшись. Дольняя весточка, вторник-повесточка, стынь, небо античных героик, заслуженный сан, каждая веточка нежно кивает, как мама-ровесница: Сань, вырастешь, вырастешь, вьюнош, презумпция, деточка. Под барабаны, слышится мне та дробь, затемно, рано, к букве четвертой трап, будто с экрана, вот он, разменный, россыпью звякнул рубль, мелочь чужую будто в ладошку сгреб ангел мой светлый, сунул во тьму кармана. 09.02.2003 ..^.. *** Д. Паташинскому (цун(у)) И. Винтерману (winter(у)) Дураком живу - дураком и помру. Стократ. Утюгом плыву - утюгом и взлечу. Игра. Говорю тебе, это игра в блаженных. Видишь, товарищ, кущи? - дыра, по мне так дыра, вспомни Володю с Надей и Карла с Женни. Говоришь, в назначенный час, в нереальное, в не-сейчас? Отступать, действительно, некуда. Сзади строфы ЕГО, что танки. Акушерок прожженных видел? как выбрасывают в таз мертворожденных деток? Полые стучат болванки. Говоришь, ломаюсь, о себе строчу. Ну о ком же, рОдный, завтра к тому врачу- зубодеру, ми`к`ро-хирургу, в очередь за Сократом. Сам, кого хочешь, вылечу, залечу, на кончик языка взлечу, отскочу горбунком-матом. Вспомни-ка Жили-Были, там ведь сплошной разбой, тест на выживание, это игра с тобой, это я горячо дышу, тебе в затылок. Вспомни-ка Девицу в черном, ей-то, браток, на кой твоя задница, жизнь, череда твоих слез, ухмылок. 13.02.2003 ..^.. БАЛЛАДА (ПОСЛЕСЛОВИЕ) О. Горшкову (посвящение 2003 года) Этот мир начинал с цветка. Человек начинал с того, что заметил цветок, рука потянулась сорвать его. Только сзади шумящий сад, точно гул отступавших вод, понудил посмотреть назад человека на дикий плод. Отражался тот сад в реке. Сплюнув яблочно-кислый вкус, человек ощутил в руке острогу, не шумел тот куст. Только кость от того леща он из горла изъял с трудом, и уже ощутил колчан всей спиною и всем нутром. Человек уминал гуся, тек растопленный жир со стрел, и сказали ему: “Нельзя одному. Так Господь велел”. Но сказал человек: “Мое. Не по мне эта вещь, любовь”. Он в руке ощутил копье, на губах же - чужую кровь. Запалил он чертог врага, уходя, взял себе жену. Задержалась его рука на кифаре, задев струну. И, покамест он шел назад, понял истинный свой удел - возвращаться туда, где сад над лещовой рекой шумел. И, на берег реки придя, взяв высокий струнящий слог, он дитяти сказал: “Дитя, вот начало начал, цветок”. 05.05.2001 ..^..