Ева Пунш

ОДЕРЖИМОСТЬ

***

Тонкий, тонкий уровень садизма - оставлять меня в покое, чтобы я вымучилась, вздохнула, поверила в возможность исцеления, и поймать именно тот момент, когда я чувствую себя свободной - взять и напомнить:
- Не бойся - я тебя не забыл! Я тебя никогда не забуду.
И все, я срываюсь, куклюсь, вздрагиваю от каждого звонка.
Как же отвратительно - каждую минуту, каждый свой шаг и движение, беспрерывно и постоянно - говорю ли я по телефону, совершаю покупки, сочиняю письмо Лукасу, иду в кино, сплю, играю в преферанс, рассказываю анекдоты, хохочу во весь свой широкий рот, рисую открытки своему ребенку, скучаю по маме, готовлю еду, ем ее (много и вкусно, очень вкусно - еще хочу!) - но каждую минуту знать, что я могу такое. Что со мной было такое, что я не защищена от этого.

- Понравилось?
- Да.
- Спасибо говори. Руку целуй!

- Если я скажу, что прихожу и остаюсь только потому, что мне жаль тебя - не верь ни слову. Я прихожу потому, что мне самому это нравится.

***

Когда он говорит со мной - меня пробивает мелкая дрожь. Иногда я не могу успокоиться часами, особенно, если он говорит, дотрагиваясь до меня. Когда я отвечаю ему - я начинаю задыхаться. Я предпочитаю молчать. Я не задала ему ни одного вопроса, не сделала ни единого телефонного звонка, не написала ему ни строчки. Но я всегда оказываюсь дома в тот момент, когда он захочет меня увидеть.
Он подходит слишком близко ко мне. И я ничего не могу с этим поделать. Мы ни разу не были вместе на людях, потому что я не могу себе этого позволить. Когда он дотрагивается до меня, я перестаю быть собой. Я становлюсь звенящим, шипящим, жалящим себя изнутри существом. Наэлектризованной куколкой. Таких как я - нельзя показывать на люди. С Царевной-Лягушкой невозможно буднично пить чай, ее противопоказано знакомить с мамой, с ней нельзя просто выйти на улицу.
Я не понимаю - о чем он меня спрашивает. Я не осознаю того, что он мне говорит. Меня бьет больнее, чем электричеством, тембр его голоса. Его голос свистящей плетью разрезает меня на множество кусочков. После его монолога по телефону - я не могу сделать ни единственного шага или движения. Ни к чему разговаривать с РРрррусалочкой - с ней надо научиться молчать.
Когда он уходит от меня, я понимаю ликование растаявшей Снегурочки. Каждый раз я верю, что наступило освобождение, и я не увижу его больше. Каждый раз я возрождаюсь после кратковременной смерти. Каждый раз я становлюсь новой.
Я становлюсь умиротворенно-спокойной, как люди, заглянувшие в лицо смерти и избежавшие ее. Я становлюсь лучше и чище.
Каждый раз после его ухода я начинаю писать свою жизнь и свои искушения с нового листа.
Но он каждый раз возвращается.

***

На самом деле, я могу рассказать вам о любви. Я знаю о любви все. Я знаю все ее градации и ипостаси. Классификацию частностей.

Мне известно все про взлеты и падения, про тайное и явное. Я знаю темное и страшное, я знаю такую любовь, которую не пожелала бы и злейшему врагу. Любовь как болезнь. И я знаю любовь-лекарство, когда у тебя светятся глаза, а из рук твоих струится тепло.

Любовь, которая изжевывается двумя бесконечными монологами, им не слиться в диалог, но они повторяются и повторяются слово-в-слово.

Любовь, которая молчание, потому что она выше слов.

Любовь, которая горячечный шепот. Шепоток.

Любовь – одиночество.

Любовь как чувство голода. Любовь-булимия, потому что надежды на пресыщение напрасны.

Любовь – «на всю жизнь». Самое беспомощное чувство.

Любовь – нежность. Слишком светлое, слишком легкое, слишком ранимое и уходящее.

Любовь – пронзительность.

Любовь – смертельный полет. Солнечный удар, затмение, знамение, буря, ураган, натиск. И безмятежное спокойствие на десерт.

Любовь, которая как большая одежда мешковато сидит на объекте любви. Слишком большое чувство для человека. Любовь не по карману и не по размеру. Подавляющая любовь.

Любовь обязывающая. Влажная, сосущая, черная, кружащая голову, как сливное отверстие в фильмах Хичкока. Она забирает тебя, не спрашивая, и заставляет любить.

Любовь тайная, спрятанная. Свинцовыми молоточками стучащая по вискам.

Любовь – жалость, и любовь – раздача долгов.

В общем, вы меня поняли. Ну не люблю я его.

***

- Не смела и думать, что вы еще захотите меня увидеть...

- Но я ведь так поджимал нижнюю губу, можно сразу было догадаться, что мне понравилось.

Запах. Совершенно волшебный запах его тела. Его запах привязывает меня и держит гораздо вернее любых веревок, кнутов и пряников. Когда я дышу

его запахом, я исчезаю. Вместо меня появляется нечто - с затуманенными, но холодными глазами, с горячим дыханием, с четкими, но медленными движениями. Это нечто, в которое превращаюсь я, пугает меня своей холодностью и отрешенностью. Оно существует только для того, чтобы дышать его запахом.

- Как вы хорошо пахнете!..

- Ну какие же бабы - загадочные существа. Ты тут пляшешь балет, о высоком искусстве беседуешь, стараешься казаться тоньше и умнее. А для того, чтобы тебя полюбили, нужно всего лишь - хорошо пахнуть.

Голос. Тяжелый голос, густой и тяжелый, обволакивающий и обещающий. При длинной фразе на одном дыхании интонации повышаются, взбираются ввысь, до почти визгливых, но потом вся эта конструкция ухает вниз. Внутри

меня тоже что-то обрывается и ухает. Глядя в стенку, заворожено слушаю этот голос в телефонной трубке. Начинаю мелко дрожать. Последним усилием отвожу руку с телефоном от себя. Делаю глубокий вздох - почти вынырнула. Но ухо - магнитом к трубке - и я снова тону.

- Хочу вместе с подругой снять квартиру. Привезти ребенка.

- Неправильная мысль. Нехорошая. Как же я тебя ебать буду?

Его присутствие. Даже с закрытыми глазами, завязанными ушами и заткнутым насморком носом, даже на расстоянии ощущаю его присутствие. Холодное и острое. Обжигающе холодное как искусственный лед. Притягивающее - как водоворот - помимо моей воли. Сковывающее дыхание и движение. Обезоруживающее и ранящее одновременно. Присутствие. Даже на расстоянии.

- Я конечно могу пригласить вас к себе, но если честно, я очень устала. 10 часов у станка простояла. Мне надо хоть несколько минут в себя придти.

- И что именно вам нужно?

- Ну душ, кофе, сигарету...

- Душ?.. Как интересно! расскажи же мне, какая ты грязная гадкая девочка!

Взгляд. Слишком влажный, слишком теплый, слишком светлый, слишком

в сторону. Все время мимо меня. Не поймать. Взгляд отводится не от смущения. От превышенной тактичности. Слишком ищущий взгляд у меня. Колючим взглядом пытаюсь поймать его. И промахиваюсь. Лунный луч

уплывает из рук моих и скользит - туда, дальше. Все время мимо меня.

- Посмотри на меня так! Нет, немного сюда и вот чуть-чуть еще... Так! Вот, всегда на меня так смотри.

Руки. Руки его существует отдельно от его тела. Отдельно от него самого. Волшебство его рук не в легкости. Волшебство его рук в точности попадания. Его руки знают мое тело лучше меня. Его руки лепят новую женщину.

Женщина точеных форм лепится этими точными движениями. Она совершенна. Это не я. Его руки трогают во мне совсем иную

женщину.

- Думаешь, у меня мало было послушных девочек? Думаешь, ты делаешь что-то необычное? Просто мне нравится – как ты это делаешь. Та душа, которую ты в это вкладываешь. Я чувствую, как ебу твою бессмертную душу.

Бог дал дар, дал и смирение.

Язык. Горечь его губит мед моего языка.

- У всех нас с детства особый трепет перед людьми искусства.

- Ну не знаю, у меня никакого трепета нет и не было.

- Заткнись!.. Так вот, я теперь могу гордо отвечать: на хую я вертел эту творческую интеллигенцию.

Имя. Имя его длиною в шесть букв. Душит меня. Имя его не произносится вслух.

***

- Тебе что - неинтересно со мной разговаривать?

Я молчу в ответ. Назидательно вскидывается палец:

- Ну вот то-то!

Все больше разговоров "по душам". Вытряхивание этой бессмертной души из меня. Вытряхивание - в буквальном смысле слова. Меня трясут за плечи и требуют откровенности. Вербальной откровенности. Иной - уже не хватает. Дьявол требует отдать ему душу. Поджимает губу, обижается, дергает за волосы или пребольно кусает за ухо и орет дурным голосом, что я обманула его. Что ему оказывается не менее интересно беседовать со мной. Причем, своеобразная чуткость все же присуща:

- А вы предпочли бы молчаливого партнера, который "поебался-встал-ушел"?

Я вздрагиваю от собственной формулировки. Которую неделю именно эта фраза вертится на кончике языка.

Набравшись наглости, отвечаю:

- Как вы догадливы!

Неожиданно все превращается в шутку. Поверить в подобное он не способен. Слушаю пространное наставление про то, как мне должен льстить его интерес. То, как высоко он оценивает меня. Я должна быть безгранично счастлива, что меня ебут как личность. Как творческую, одаренную, интеллектуальную, мятущуюся, тонкую, непонятую, но такую восхитительную личность.

Подумалось, что в следующий раз он начнет жаловаться мне же, что я его не люблю.

***

В постели уже на излете кричу, задыхаясь: «Ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!!!»

***

Хочу запереться как в фильме "Trainspotting". Забить дверь в свою квартиру намертво. Вырвать телефон из розетки. Или вырвать себе руки, которые так и тянутся к этому телефону. С мясом и костями, с плечевыми суставами - выдернуть. Марширующим шагом хожу по комнате. Или мечусь нестройными рядами. Или падаю на пол и разглядываю простенькие узоры ковра.
Готовлю огромную кастрюлю еды. Проблемы надо заедать, да?

Дурнота подступает при мысли, что сейчас накрою на стол, положу салфетки и приборы, поставлю в синюю вазу пластмассовые цветы с подсветкой. Тошнота наступает на горло. Кастрюля еды выкидывается в унитаз.
Лежу на кровати, вжимаюсь в спинку этой кровати, стараюсь быть незаметной на этой кровати. Скулю на омерзительно-высоких тонах. Нюхаю подушку, хранящую запах. Иду плакать в душ.
Горячий, очень горячий душ. Холодный. Ледяной. Теплый. Теплый как слезы или свежая кровь. Теплый как человеческие руки. Горячий, очень горячий.
Раскладываю пасьянсы, смотрю телевизор или разговариваю с другими людьми. По телефону или вживую. И вдруг чувствую, как меняется мой голос, как прерывается дыхание и звучит на новой округлой ноте. Глаза становятся влажными, а губы - сухими. Чувствую, как напрягается позвоночник и слабеют колени.
Да нет, я даже не думала. Я не вспоминала. Не хотела даже вспоминать. Это не я. Это мои губы, глаза, руки, позвоночник - вспоминают.

***

Меня тошнит четвертый день подряд.

А сегодня ночью мне снились очень нежные и романтичные сны. Далеко выходящие из реестра "задуманных желаний". Мне снилось, что я сплю у него на плече. И его дыханием сдувает все время прядку волос, и она щекочет мне ухо. И простыни не сбились влажным комком у нас в ногах после многочасовой ебли, а были такие прохладные и тяжелые, будто накрахмаленные. И на окнах висели плотные шторы, не пропускающие свет.
А потом мы ехали в какой-то чужой огромной машине. Мы были вдвоем на заднем сиденье и пытались заняться любовью как-то уж очень нежно или даже осторожно, будто при первой встречи, узнавая друг друга, или после многолетней разлуки - не узнавая друг друга.
И было лето и горячий сухой ветер. И бескрайнее поле. И пустой прохладный каменный дом. Гулкая такая пустота. И дом как церковь.
И он держал меня за руку, и говорил мне нежные глупости.
А проснулась я от ставших уже привычных рвотных спазмов.

***

Расставаясь с некоторыми мужчинами, я сожалела о том, что не успела с ними пережить - о вещах, пошлых, банальных, романтичных, пронзительных. Сожалела о многом - о том, как мы не поехали на море, как мы ни разу не провели все выходные вдвоем и наедине, как мы не ходили в мое любимую латиноамерканскую кофейню, как мы не танцевали танго - (а мы вообще - успели потанцевать с ним?) - вполне реальные вещи и осуществимые, просто мы не успели их пережить. Бывает, что эта несовершённость мучает меня больше самого факта расставания. То есть, продлить бы отношения, чтобы успеть отыграть. Даже если отношения прерывались по моей инициативе и в связи с их невозможностью - я жалела о том, что не успела человека долюбить.
Если же говорить о моей последней жизни, то с ним не хотелось ничего - ни прогулок по осеннему лесу, ни полнолуния, ни медленной изысканности и молчания, ни рассказов о детстве и первой любви, ни совместных мечтаний, маниловских планов, ни признаний, ни обещаний. С ним не хотелось читать одинаковые книги или целоваться на последнем ряду в ночном кинотеатре. С ним не хотелось, что-то успеть, переиграть или отыграть - несбываемое раньше. С ним не хотелось ничего.
С ним хотелось только ебаться, собственно говоря - это я и делала.
Делала с большим удовольствием и с полной самоотдачей, растворялась в этом полностью - не успевала переводить дыхание, не успевала оживать после маленькой смерти.
Делала до тех пор, пока это не стало больше меня, сильнее меня, пока я не решила, что это чересчур даже для меня. Пока я не изблевала это из себя в течение трех дней. Пока я не умерла единожды. Умерла, чтобы никогда не воскреснуть.

Высказаться?