Настя Трубачева

Стихи

1991 – 2003

***

потекли винды, засвистел подстрочник -

это роща за мною закрыла рот.

на ветвях возник даниил заточник

и упал кометою мне в живот.

если б только знать, для какого хера

я ношу в себе танковый китеж снов,

я б давно для себя начеркала веру

и по базе данных для всех основ.

образец сожжон, перевод задрочен,

не ломлюсь в подъезд - я забыла код.

впереди неслабо блестит заточка

и летит кометою мне в живот.

поплыла семья мимо глаз пунктиром,

покатился снег земляным шаром.

я смогла бы на дальность плеваться с миром,

если б мне уцелеть хоть одним ребром.

***

дом-звезда на сорок тысяч окон

на полу двор,
на дворе кол,
на колу аполлоническое начало.
оно выкипало, а ты молчала.
кипело и выкипело к ебеням,
стало пластмассовыми слюнями,
я в гневе оденусь в титан и вольфрам
и выйду за дверь боевыми конями.
на лбу звезда, на хвосте ремень,
если есть скорость, неважно, кто ты.
автобус, перекувыркиваясь через пень,
становится сверхзвуковым самолётом.
собака, сжирая говно под кустом
становится человеком в одежде.
человек разбивает воды хвостом,
воздух разреживается, как прежде.
потолок, пол,
в голове кол,
на колу сорок тысяч - кого, не знаю,
вижу только пикселей квадратики,
когда пролетаю,
может, кто-то ими играет в солдатики,
может, цивилизация так умирает,
а они, как крысы, бегут из кончающихся голов,
плывущих резиновой маски тестом,
с наших столов и ваших столов
исчезая в другое место.

***

когда мне на выбор страну или остров, канаву, дубраву, страну и кровать, я, глядя на точные майские звёзды, самим предложу в этот день помирать. коню у реки не преломит колена внезапная жажда текучего льда, плюёт роговица на землю полено, я знаю, что он не придёт никогда. ни веток, ни круглого чёрного сруба в заплывшем от тайного счастья глазу, свисает парча с раскалённого крупа, а мысли лопатами рубят лозу. осталось мне стать только авиабазой и ездить по морю на двух островах, чтоб местные люди, больные проказой, от скорости выли в землЯных домах. чтоб воды кипели от рыб-истуканов, встающих до неба на чорном хвосте, чтоб ближние страны и дальние страны ругали меня в каждый миг новостей, чтоб дряблые боги хватали друг друга за гладких зверей в головных колтунах, а крепкие парни с ненашего юга ходили поверху в пятнистых штанах.

***

видишь, за деньги ведущая в передаче для бедных ест из мисочки пищу для котов и собак, если я стану богатой, то сомневаюсь, что так, а, наверное, так, что за это мне подарят потом нулевые цветы. мне на это насрать, потому что мне будет, о чём рассказать. так что, кошки, собаки, кроты и киты, приходите, поешьте салаты, попиздите о том, как я правильно стала богатой, как я правильно всем показала, что прячу внутри, без особых трудов со своей стороны, без особой страны, без особых налогов, салаты, друзья, это вещь, не бывает их много, ну почти что как рваных кишок, это da, это sein, это кот и мешок, это вечный дизайн, посмотрите, зашили к обеду, я лежу, будто в киев в плацкарте я еду, всё так чисто, меня не противно потрогать. ах, вам всё же противно? а жрать не противно? немного? потерпите. дойдёт и до вас полевая дорога.

***

день прошёл неспокойно, как спид под вопросом,
вот и наша хуйня превратилась в музей,
где арбуз с виноградом грозятся поносом
с дорогущих полотен голландских людей.
здесь замена работает, как у спортсменов,
вот такой многоборческий сраный мешок.
каждый тыкает пальцем мне в синие вены
и в клубки прорисованных чотко кишок.

***

зеркальцо-даун, зачем мне такие глаза?

покажи-ка мне лучше созвездие кассиопею.

пусть у меня будет их семь, а не два.

пусть я ими в тебя посмотрю и совсем охуею.

***

Гадала цыганка по пяткам немытым,
По двум головам да по медну корыту.
Молчи, я сама погадаю, цыганка,
На красную банку и чорную банку.
В одной моя прежняя тонкая кожа
В другой пулемёт и масонская ложа.
На самом верху веверица играет
И с шеи в толпу ожерелья швыряет,
Сорвётся, согнётся и кровью зальётся,
А кожа по банкам, она остаётся.
Кто пиздит на кладбищах ночью цветочки?
Старухи да бабы, да ихние дочки.
А после дурак забредёт неостывший.
На бедную кухню с остывшею пищей.
Стоит и картошку горстями пихает,
А внучка на блядках, а бабка глухая,
А мать не услышит, ведь мёртвый не дышит,
Но кто-то увидит, возьмёт и запишет.

***

вот вам мой аутический портрет.

я тот парализованный сосед,

который всё доделает за вас,

востоковед индустриальных вед,

бесценных слов китайский адидас.

***

как поступить? ну как, как поступить? может, на хвост ему наступить? он не почувствует. он бесчувственный. на шею вешаться страшно, хватать его под руку стыдно. куда-то с ним ехать опасно. а вдруг он глупОй и заразный? а если взять и булавку заговорить и засунуть? куда-нибудь там в карман ему? или что там можно придумать? а если надеть босоножки? или короткую юбку? а есть ещё штука на блошке, похожа на чорную губку. ну что, говорят что двадцатых. при этом почти что не ношена. а если е-мейл мой сосватать? но так, чтоб совсем осторожно? а если он будет смеяться? ведь вон же какой бездуховный. а если предложит остаться? я буду краснеть, как поповна. а если остаться не скажет, а сразу потащит в подсобку? а если там чем-то измажет, а если придавит коробкой? а если мы в лифте застрянем, то все же подумают дурно? а вдруг к батарее привяжет?
а я бы хотела культурно...

***

как латунная трубочка в отсыревшем лесу,
приживлённая дудочка заиграла в носу.
сколько их ни обманывай, притворяясь травой,
электронными рамами нарушают покой.
отрывают лопатами, очищают от сна.
лепит мирные атомы на ресницы весна.
я обычная женщина, я простой человек,
не вулканная трещина и не икс-не игрЕк.
но не верят товарищи человековолков,
разрывают влагалища заливных берегов,
вместо тины и прочего запускают огонь,
в пустыри заболоченны и в московскую вонь.
как бесчувственный к падали электронный прибор,
я встаю и, не падая, превращаюсь в собор.
из земли ими вызванный, он стоит на луне.
с черепами на изгороди и с крестами в окне.

***

голуби, копошась, стремятся стать твоими ногами.

корпорация хочет твои цифровые мозги и время.

только чорно-жолтая женщина на рекламе,

видно, больна, раз мечтает быть сразу всеми.

она пытается, вырвавшись из бумаги,

задержать на себе ухищренья света,

и, порвав себя на кривые флаги,

подойти к тебе и сказать вcё это.

***

печальная кто угодно,
в обычном таком пальто.
безграмотного автограф
поставит на ней авто.
пальто поступает в продажу,
дважды звонит экзорцист.
ты был командир экипажа
теперь ты слепой баянист.
чужая надежда греет,
чужое пальто молчит,
а в нём, рукава серее,
чужая рука торчит.
молчит, пятернёй кивает,
стесняясь твоих двоих,
обои со стен срывает,
повешена возле них.
я просто не вижу смысла
и дальше винтить винты.
как я в рукаве повисла,
так скоро повиснешь ты.

***

культуре нравится, когда об неё вытирают ноги.

смотрит преданно, вытирает, готовит ужин.

культура, я называвшись мосгазом, стою на пороге,

ты же так любишь читать про сэкс и про всякий ужас.

культура, ты закончила филологический,

ты хотела выйти замуж за итальянца,

ты знаешь, я герой не такой лирический,

так что со мной обойдёшься без грязных танцев.

это мой скальпель, он лечит бессонницу

даже после приёма экстази и иного прочего.

у меня лицо молодой поклонницы,

перед самым выходом приколоченное.

***

я вышла, шатаясь, на каменный двор,

фригидное небо, тупая застройка

а там, позади, затяжной коридор,

казённые стены, железная койка.

пришло нежелание кем-то там стать,

и сердце заныло, почуяв неволю.

мне страшно тебя было за руку взять,

что всё замигает и станет другое.

я выползла рыбой на берег москва,

прорезались руки, пошло разложенье,

и рядом внизу замелькала трава,

за мной, как мудак, повторяя движенья.

природа к затылку приставила ствол.

всё это затем протекло без гондона,

чтоб кто-нибудь банку поставил на стол,

сказав «я принёс вам живого тритона».

***

непрозрачные плёнки

на глазах вместо век.

засыпай на клеёнке,

привыкай, человек.

на железных пружинах

перебитых костей,

как больная машина

оголённых идей.

агитпоезд просветов

в приоткрытой двери.

на ветвях туалетов

не свистят снегири.

только лампа в пол-света

тупо пялится в пол.

позабыл там газету

и уполз на укол.

в коридоре свиданье -

оба в синих кругах,

как печальные зданья

в предвечерних снегах.

в непотребных халатах,

в сигаретном дыму.

всё, что было мне надо, -

это быть одному.

***

отравилась маруся колёсами волги, покосились кусты, разрыдались двустволки, убежали на север от холода рельсы, а по ним зашагал возрастающий цельсий. на оби будут пальмы, в иркутске павлины, а у нас будет жизнь и рабыни из глины, просыпайся, маруся, усилья не фачат, молодые колени чего-то да значат.

из Части космической

провалился в биологический туалет.

вернулся через тысячу световых лет.

летающие дома, машины и лодки.

металл и хрусталь. прямо как в серванте у тётки.

тридцать четыре балла в постели.

небольшие перебои в речевой карте.

человек последней модели,

из юбилейной партии.

с клейкой лентой и лупою он к ней лез. она считала, что для этого ещё молода.

иголка – тупая, пинцет – слишком жирный.

так и не встретились никогда

последняя женщина с последним мужчиной.

хотел, пока её нет, отыметь её в мозг,

хуй застрял в пробирке, как будто бы врос.

тело с раскрытою головой

наподдало ему, вернувшись домой.

***

загорелась лесная звезда над рекой, кто-то дышит сквозь трубки сухих тростников, только топот идёт по деревьям такой, будто гонится стая немых дураков за сорокой, укравшей у них голоса. я закрою глаза, из которых текут по щекам муравьи, я закрою глаза на проросшие пни, на сырые огни, на умение ждать. приходи ночевать.

***

(посвящается питерским товарищам и товаркам)

в лупу всё глупо: нос, как тарелка супа, рот, как пара шпрот, глаза как варёные яйца, лоб, как задние ноги зайца, а у вас во Питере все святЫ святители – где глаз? где нос? один мозг.

***

всё внутри меня как-то перегорело, не хочу больше я ничего такого. может,

сердце на камне фрезой запело, может, прибита судьба подковой. может быть,

просто спалились пробки.

ночью бывает - земля летает. ночью бывает - найдёшь коробку. лезет по

стеночке птичий коготь, лезет царапать, противно трогать, веточкой быстро

спихну обратно, снова ползёт, аккуратно, внятно, и не проснуться - удержит

что-то, видеть - это моя работа. синие пятна, зелёные пятна.

встала по холоду в полшестого, руку об руку себе согрела.

сильно горело, да перегорело, не хочу больше я ничего такого.

Высказаться?