Вечерний Гондольер | Библиотека


Игорь Петров (Лабас)


Пути, ведущие из Рима

   Совсем повечерело. Собрались возвращаться в свою деревню. Рим опустел, даже около вокзала остался только сумрачный ларечник с безумными ценниками на пожухлых дарах природы. Возможно, рядом висела мемориальная доска "Самые дорогие фрукты в мире", я не присматривался. После десяти минут совокупления с автоматом по продаже билетов (сначала я не мог понять, что надо тыкать пальцем не в кнопки, а прям в экран, а потом бодро отвечал на все вопросы "да", пока мне не предложили ввести идентификационный номер члена общества "Анонимные железнодорожники", тогда с испугу перешел в немецкое меню и ответил "нет" в нужном месте) мы ринулись к электричке. Судя по таблу, она уже 2 минуты, как отошла с 18 пути, но мы надеялись на лучшее. Прибегаем на перрон. Находим 17 путь, а справа от него 19. Через полминуты интенсивного верчения головой надпись "18 путь ----> 400 м". Метров через 100 я осознал бесполезность нашего героического похода, но решил-таки идти дальше для очистки совести. На указателе "200 м" моя совесть полностью очистилась, о чем я не преминул сообщить Знакомой Девушке. Она посмотрела на меня как капитан на последнюю крадущуюся к трапу крысу, и прибавила шаг. Вокзал остался далеко позади. Его огни тускнели на глазах, и только фосфоресцирующие на лавочках бомжи слегка освещали наш путь. На отметке "300 метров" я выразил здравую мысль, что электрички и поезда - это рудименты цивилизации, и при наличии достаточно удобного перрона можно и пешком добраться до любой станции назначения. Наконец, дошли. 18 путь начинался здесь и вел в незнаемое. Теплые, как парное молоко, рельсы гудели успокаивающе, как чужая похмельная голова. Уехали на след. электричке через час. В ней кроме нас было еще человек шесть. Приехали в наш Фраскатти. Полная темень. Только здание вокзала робко светится. Впереди стайка англоязычных девушек юркнула куда-то в кусты. Мы поднялись по лестнице ко входу в вокзал. Дверь закрыта. На ней табличка "Все ушли на фронт. Выход синестра". Спустились вниз. Пошли к кустикам, в которых скрылись девушки. За кустиками совершенно инфернальная картина: уходящая вверх кирпичная стена, причудливо покореженные деревья и кострище, оставшееся от вудуистского, кажется, ритуала.
   - Мда. Тут идти некуда, - кратко излагаю я свои наблюдения за природой.
   - Сразу было ясно, - говорит Знакомая Девушка тоном убийцы Ивана Сусанина.
   - Но девушки-то сюда зашли...
   - Ничего подобного. Девушки свернули гораздо раньше и перешли через пути.
   Некоторое время посвящается беседе о девушках в частности, о девушках вообще, и о семантическом поле идиомы "слепая тетеря". Выбираясь из кустов, я гордо замечаю:
   - Между прочим, я знал, что "синестра" это значит "слева".
   - А почему же мы пошли направо?
   - А почему какие-то жалкие закорючки на ободранной вокзальной двери должны лишать нас Свободы Выбора?
   - Да, конечно. А тебе не сложно будет в дальнейшем проявлять Её в более освещенных местах?

   Выходим во Фраскатти. И вдруг - после пустынного Рима - на улицах толпы народу, все кафешки забиты до отказа, на рыночной площади мясники режут бревна окороков тонкими ломтиками... ощущение точно, как если поднимаешься по мрачной пустой темной лестнице, открываешь дверь в квартиру: а там свет, карнавал, брызги шампанского и через пять минут трудно поверить, что где-то бывает мрачно, пусто и темно.


Москва-96. День города.

   У меня зазвонил телефон.
   - Здравствуйте, это вас беспокоят из Союза Писателей России...
   Молчу обалдело.
   - Ваш телефон нам дал Б.
   (Тем летом я совершенно случайно познакомился с Б., он прочитал мою книжку, сделал какие-то замечания, мы договорились, что когда я вступлю по его рекомендации в Союз , я угощу его в ЦДЛе... Но бегать с бумажками мне было, как обычно, лень, рекомендация не потребовалась, и я больше никогда не увидел Б., он умер в прошлом году.)
   - Вы понимаете, у нас проблема. Надо выступить с чтением стихов на Дне города. А все поэты такие несговорчивые. У кого дача, кто простыл... А вы человек молодой, здоровый... Вы нас не выручите?
   Я, борясь за внесение в бочку жизни ложки здорового абсурда, согласился.

   В назначенный час я прибыл к кинотеатру Россия. Праздник шел полным ходом. На площадке между двумя рядами ступенек располагалась импровизированная сцена, где плясали какие-то ряженые. На заднике безымянным последователем О.Бендера было накарябано "МОСКВЕ - 849" Внизу разогревалась пивком рабочая молодежь.
   Я пробрался за сцену и нашел распорядителя.
   - Так, от Союза, - пробормотал он и поставил галочку, - ага. Готовьтесь. Три самые ударные ваши вещи. Чтоб мороз по коже... Сейчас театр моды, и за ними поэзия. Проректор Литинститута, вы от Союза Писателей и ЛИТО при газете "Гудок", их там человек восемь.
   
   Я огляделся по сторонам. Невдалеке стояла группа мрачных людей пенсионного возраста в одинаковых пальто. Один держал на коротком поводке гитару. Я хотел было познакомиться в плане обмена опытом, но тут произошло изменение диспозиции. Ряженые похватали разбросанный за импровизированными кулисами реквизит и испарились. Их место заняла толпа девушек. Девушки начали споро сбрасывать с себя одежки. Я посмотрел на соратников по литературе. Они, демонстративно отвернувшись, изучали фасад кинотеатра Россия. Некоторое время во мне шла борьба воспитанности с вуайеризмом, но последний победил нокаутом. Девушки раздевались, одевались, выбегали на сцену, возвращались, раздевались снова... Все они, если говорить мягко, были несколько худощавы... (Это наблюдение за жизнью стоило, кстати, мне разрыва отношений с подружкой без права переписки. Подружка тоже была не кустодиевского типа и зачем-то приняла фразу о том, что я впечатлился худыми неодетыми девушками на пару лет вперед, на свой счет). Рядом нарисовался молодой человек с блямбой ПРЕССА и стал активно щелкать затвором фотоаппарата. Я попытался убедить его, что здесь как бы гримерная, а сцена с той стороны задника, но он, кажется, не поверил. Гудки сперва косились на нас с фотографом с нескрываемой завистью, но потом стали понемножку вращаться вокруг собственной оси. С одним, который был помоложе, я даже познакомился. Естественно, он тоже закончил физтех. Глупо читать стихи на Пушкинской площади, не закончив физтеха. Не успел он ввести меня в курс патриотического дискурса, как театр моды иссяк и появился потный распорядитель.
   - Так, там народ внизу требует дискотеку, так что давайте покороче. Каждый по два стиха, недлинных.
   Первым на амбразуру пошел проректор Литинститута. Некоторое время доносился свист, потом все стихло. Проректор вернулся назад изменившимся лицом. "Ну как там?" - робко спросил один гудок. Проректор бросил в ответ взгляд, который запросто мог бы испепелить несколько гектаров джунглей. Вторым пошел человек с гитарой. Стало слышно скандирование "НА-ХУЙ-НА-ХУЙ. ДИС-КО-ТЕ-КУ".
   Распорядитель,делая круглые глаза, командовал:
   -Давайте, по одному, самому короткому, 5-6 строчек, не больше...
   Четвертым пошел я.
   Хотелось бы сказать, конечно, что гул затих, я вышел на подмостки, но это было бы поэтическим преувеличением. Мои будущие слушатели явно жалели, что не взяли с собой гнилых даров природы... В этот момент я впервые в жизни понял, что значит "дрожат колени". То, что было до этого, оказалось так, подрагивание... А теперь они вибрировали в такт моей душе. Когда я переносил тяжесть тела на одну ногу, вторая начинала подпрыгивать - со стороны казалось, наверное, что я танцую шейк. Я оттарабанил стишок, но даже слово "оргазм", на которое я возлагал особые надежды, не нашло отклика в черствых сердцах зрителей. На пятом гудковце, зарядившем от полноты чувств поэму строк на пятьсот поэтическая часть была прервана под угрозой линчевания чтеца и распорядителя в тандеме. Началась долгожданная дискотека. Гудки, тщательно обходя толпу, пробрались к метро, где достали из сумки бутылку водки и пластиковые стаканчики.
   -За поэзию, - сказал тот, который читал поэму.
   К ним подошел бородатый мужик с картонкой "СОЧИНЯЮ СТИХОТВОРНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ, ЦЕНА ДОГОВОРНАЯ" и сказал, что тоже пишет настоящие стихи, а не только эту муру, хотите послушать?
   Я купил пива и поехал домой.


Не смог.

   Zurfreude написал: /некто/ "... пытался изнасиловать стюардессу в личном самолете, но не сумел".
   Наверное, теперь это цитата из какого-нибудь усатого анекдота. Но немедленно вспомнилось слышанное собственными у.
   В 88 году служил я на Камчатке. Началась тут предвыборная компания: мол, первые независимые выборы, ездили доверенные лица кандидатов, агитировали... По нашему округу, как и следовало о., баллотировался енерал, командующий Дальневосточным ВО. Приехал доверенный полковник, нас согнали в клуб, и полковник понес традиционную для тогдашних начальников политотделов пургу, слабо отличимую от заснеженного камчатского пейзажа. Единственный раз он заметно оживился на текущем моменте отечественной истории.
   Развели тоже тут, говорит, гласность всякую, газеты невесть что начали писать об армии. Как статья про армию - так клевета, грязь, оскорбления... Вот возьмите, разворачивает, свежий "Камчатский комсомолец". Раздел "Происшествия" - читаем.
   "Майор N, служащий в в/ч xxxxx в Петропавловске-Камчатском, был доставлен вчера в нетрезвом состоянии в отделение милиции. Гражданка M была вынуждена вызвать милицию после того, как майор без спросу вломился в ее квартиру и предпринимал неоднократные попытки ее изнасиловать".
   Видите, как оскорбляют армию, продолжал полковник.
   Во-первых, майор в нетрезвом состоянии.
   Во-вторых, вломился без спросу в чужую квартиру.
   В-третьих, пытался кого-то изнасиловать.
   В-четвертых, неоднократно.
   И в-пятых... (пауза, во время которой Станиславский от зависти переквалифицировался бы в рабочего сцены, гробовая тишина, зал внемлет)...
   и в-пятых, не смог.



Высказаться?

© Игорь Петров (Лабас)