12.05. исполняется 70 лет Андрею Вознесенскому…

   Мне кажется, что разгоревшаяся на Палубе ВеГона дискуссия последних дней, по поводу одного из стихотворений Насти Трубачевой некоторым образом имеет посылы и к тем положениям, какие в свое время (лет 30 - 35 тому назад) высказывались в спорах, сопровождавших появление книг Вознесенского.

   Я позволю себе привести некоторые фрагменты статьи Валентина Катаева, предваряющей книгу Андрея Вознесенского "Тень звука" - 1970 года издания.

Владимир Луцкер

   Он вошел в сени, как всегда в короткой курточке и меховой шапке, осыпанной снежинками, которая придавала его несколько удлиненному юному русскому лицу со странно внимательными, настороженными глазами вид еще более русский - может быть, даже древнеславянский. отдаленно он напоминал рынду, но без секиры.

   Пока он снимал меховые перчатки, из-за его спины показалась Оза, тоже осыпанная снегом.

   Я хотел закрыть за ней дверь, оттуда тянуло по ногам холодом, но Вознесенский протянул ко мне беззащитно обнаженные узкие ладони.

   - Не закрывайте, - умоляюще прошептал он, - там есть еще… Извините, я вас не предупредил. Но там - еще…

   И в двернуюю щель, расширив ее до размеров необходимости, скользя по старой пленке и по войлоку, вплотную один за другим стали проникать тепло одетые подмосковные гости - мужчины и женщины, - в одну минуту переполнив крошечную прихожую и затем застенчиво распространившись по всей квартире.

   - Я думал, что их будет три-четыре, - шепотом извинился Вознесенский, - а их, оказывается, пять-шесть.

   - Или даже семнадцать-восемнадцать, - уточнил я.

   - я не виноват. Они сами.

   Понятно. Они разнюхали, что он идет ко мне читать новые стихи, и примкнули. Таким образом, он появился со своей случайной аудиторией. Это чем-то напоминало едущую по городу в жаркий день бочку с квасом, за которой бодрым шагом поспевает очередь жаждущих с бидонами в руках.

   Гора шуб навалена под лестницей.

   И вот он стоит в углу возле двери, прямой, неподвижный, на первый взгляд совсем юный, - сама скромность, - но сквозь эту мнимую скромность настойчиво просвечивает пугающая дерзость.

   Выросший мальчик с пальчик, пробирочка со светящимся реактивом адской крепости. Артюр Рембо, написанный Рублевым.

   Он читает новую поэму, потом старые стихи, потом вообще все, что помнит, потом все то, что полузабыл. Иногда его хорошо слышно, иногда звук уходит и остается одно лишь изображение, и тогда нужно читать самому по его шевелящимся побелевшим губам.

   Его аудитория не шелохнется. Все замерли, устремив глаза на поэта, и читают по его губам пропавшие в эфире строки. Здесь писатели, поэты, студенты, драматургии, актриса, несколько журналистов, знакомые знакомых и незнакомые незнакомых, неизвестные молодые люди - юноши и девушки в темно-серых полуверах, два физика, шлифовальщик с автозавода и даже один критик-антогонист, имеющий репутацию рубахи парня и правдивого малого, то есть брехун, какого свет не производил.

   …

   Настоящая поэзия начинается тогда, когда поэт перестает ощущать сдерживающие его условности формы, метрики, традиции вкусов, то есть, когда сбросив с себя все навязанное ему извне, чужие, заштампованное, он вдруг в один счастливый миг делается самим собой: вот он - совершенно новый, неповторимый, дерзкий, и вот перед ним его свободно выбранная тема, его свободная мысль - и между ними нет никаких преград, их ничто не разделяет, не тормозит их взаимовлияния и не препятствует полному, самобытному воплощению идеи в слове.

   Я вижу основное качество Вознесенского - раскованность, самое ценное, что может быть в поэте.

   Вознесенский прошел замечательную школу современной русской, советской поэзии - смею сказать, лучшей в мире - и воспринял ее не только как талантливый ученик, но и как прямой ее продолжатель.

   У Вознесенского оказалась изумительная способность, начав свой творческий путь учеником великой плеяды современных русских поэтов, полностью сохранить свою самобытность, свое неповторимое творческое лицо и стать в ряд со своими учителями.

   Русский язык - его стихия: и, свободно плавая в его необозримом океане, он сделался поэтом для других языков, в то же время оставаясь прежде всего русским, ярко национальным.

   …

   Вознесенский поэт -мыслитель. Но в не меньшей, если не в большей, степени он живописец и архитектор. "Окончил Московский архитектурный институт, много занимался живописью", - пишет он в своей автобиографической заметке. Отсюда его остроживописное восприятие мира, его снайперский глаз архитектора, привыкшего свободно распоряжаться пространством, располагая в нем сторительный материал по принципу высшей целесообразности, а следовательно, и красоты.

   Я думаю, что никто другой в русской поэзии с такой ясностью всем своим творчеством не подтвердил предположения о том, что

    Поэзия не прихоть полубога,

    А хищный глазомер простого столяра… -

   хотя Вознесенский далеко не простой столяр.

    Его строительный материал - метафоры, смонтированные на конструкциях свободного ритма, не связанного никакими правилами канонического стихосложения и подчиненного одной-единственной повелительнице: мысли.

   Поразительны метафоры поэта! Он никогда не унижается до упрощенных сравнений, не требующих от читателя творческого усилия. Читать Вознесенского - искусство. но, по всем признакам, этим искусством вполне овладели массовые читатели. Его книг никогда не бывает на прилавках. Распроданы.

    Вот он читает, и белый лес прильнул к черным ночным окнам, изредка роняя бесшумные пласты инея. Ледяной колокольчик вздрагивает в голубом нарзане.

    …

   Вот он кончил читать и неподвижно стоит в углу, там, где у нас обычно стоит елка, как бы ошеломленный самим собой, тем, что он создал и подарил людям.

   Аудитория рассеивается как дым. В опустевшей комнате холодок сквозняка, запах хвои, две или три снежинки, залетевшие сюда из лесу.

   Он продолжает стоять неподвижно, напоминая чем-то новогоднюю елку - стройную, смолисто-сухую, такую русскую, всю разубранную инфракрасными шарами и ультрафиолетовыми свечками, недоступными для зрения и все же существующими.

    Валентин КАТАЕВ.

* * * * *

   Что я хотел бы добавить от себя.

   Просто напомнить, что сам Катаев прошел школу личного плодотворного знакомства с И. Буниным и Маяковским, с другими его современниками - отошлю к "Траве забвения", к "Святому колодцу", к "Алмазный мой венец", "Волшебный рог Оберона"…

   А еще Катаев был первым главредом "Юности" и уж он-то достаточно хорошо мог знать все то, что говорил о самобытности Андрея Вознесенского.

   Ну, и, наконец - к сведению: начитаны новые записи - стихотворения Вознесенского. Пока это

ftp.ellink.ru/clients/kirtkele/ptica.mp3
ftp.ellink.ru/clients/kirtkele/molitva.mp3
ftp.ellink.ru/clients/kirtkele/yaz.mp3

   Пока - в смысле адреса. Но, так надеюсь, они с помощью Радуги вскоре окажутся среди прочих записей на silence.ru/sound.

Владимир Луцкер