|
  |
ЧАЙНОЕ
А она, действительно, такая пряная и терпкая, Что, когда плачет, слезы, наверное, черный чай. И ей идет все коричневое и карее. Редкое Совпадение, но мы совсем не похожи. Не скучай, Мой вымысел, положенный на музыку люминесцентной лампы. Наконец появилось, к чему преложить треугольник будущего. Жизни мало оказалось для тех, кто скрывался за рампой, Пока мы исполняли напряженное тремоло ждущего Вечно. Меня, не знаю, спасет она, или обидит, Так приторно, мелко, но въедливо, четко, как финальные ноты, Не знаю. Мы видим друг друга, но она меня вряд ли увидит. И когда-нибудь все-таки задаст мне вопрос: «Кто ты?».
..^..
ЛЕСНАЯ
Лесная, Озера глазастые, синие, акварельные. Мы мечтаем с жестокими, боимся с сильными. Сказкой за откровение? Хотя, кто знает…
За руки? За руки. В самый оранжевый час, Под хруст сигаретной бумаги, Уведи меня в сказку зыбкую. Незачем? Не навсегда Пусть люди забудут нас, Все растает как кошки с улыбками. Отвлеклась.
Я, наверно, лесная. Листья нотные, тихие, незаметные. Выдали нам, как костюмы не из тех ли, ли- внями золотомедными что рассыпают? Не знаю…
Города оставляю, меня оставляют, Я, наверно, взрослею, Я, наверно, лесная.
..^..
МАТЕ
зеленые бутылочные осколки от постоянных волн стали округлыми. посмотри, посмотри – самоцветы. И не врезаются, не ранят, не выгорают. как без тебя, для тебя, о тебе… малазийский ветер, друг ли ты мне? прочесываю твои волокнистые потоки пряного палевого влажного ветра. Аут, солнце мое! Забери, добеги, звучи – не звучи, умирай не спеша, верь: рей над моей головой для корабля, для отчаянья, для одиночества хватит. уплыву под тоскливые песни старых хмельных испанок, закрыв пинком дверь. delamoc. anda. Cмогла (жара) слету. Бутылочного стекла осколками, пальмовым маслом гладит твой голос.
..^..
СДАНО В НАБОР
И писать бы тебе последнее письмо, да страшно - не выдержу. У надежды моей и так не голос, а писк и шепот. Боюсь, подведет: умрет первой. Оставит мне воздушную рыжую Сетку лучей, мол: «Вон где силки, что сдерживали твой ропот».
Да… Что-то, чувствую, запахло вокруг безысходностью. Хотя средство есть – побывать на одном из краев света. Ты – будь спокоен. С моими-то талантами и способностями Еще проще теряться в толпе таких же зимующих лето.
"А из забывших меня, наверно, можно составить город". * Или, того колоритней, музей абсолютно чужих фотографий. Ты же сам понимаешь, чтоб найти тебя, мне все реже обязателен повод. И видеть бы чаще, да боюсь фамильярных заглавий.
И писать бы тебе последнее письмо, да рано: не к поре, не к времени. Воля моя и так что-то между верой и неверием среднее. Боюсь, выстоит ценой слишком уж тяжкого бремени. Так что читай мое размашисто-скорое, но не последнее.
--- * - И.Бродский
..^..
ЧАЙНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ
1.
Пора останавливаться. Сейчас мы пишем римские элегии, а потом родная пустыня не узнает. Фонари будут светить не как надо, а как всем, и трамваи перестанут ездить кругами. Но все-таки, как спокойно там, куда уходят праздники и последний самолет с друзьями. Хотя и наступает время считать облака и читать чужие письма, а вами
Написанные так берегут, что, глядя на все это со стороны восточного окна, Некоторым хочется бросить, и снова окунуться в барханы своего стеклянного песка, А иногда до боли в горле тянет посчитать самодельные, ненастоящие звезды. Но виной всему – шум холодного моря. Он манит и привязывает к себе. И уходить становится невозможно – поздно.
Поэтому бросайте скорей писать элегии И бегите спасаться, держитесь за пегие Гривы коней, которых мысли еще от тишины не остыли, И которые еще помнят запах родной пустыни.
2.
А я бы хотела иметь там дом. Старик-японец построил бы мне сад камней На сторону восходящего солнца, И мы бы оба смотрели на свои мысли.
Звери-фрески с его штукатурки поздравляли бы нас с новым годом, Время от времени сменяя друг друга и сообщая о смене февралей. И мы бы передаривали один и тот же бонсай, Который с каждым разом становится все ближе. Знаешь почему? – Я устала от бешеного прибавления слов и чисел.
А я хотела б иметь там дом. Окна, затянутые плотной бумагой с журавлями, И, несмотря на свою любовь к урбанизации, Чтоб из них не было видно ни машин, ни дорог, ни наполовину спиленного ельника.
И когда уже с трудом Читаются любимые книги, выход – поменяться ролями И зависнуть где-то около утра, в межсезонье, в долгой триоли акации. И, на время, примерить широкое кимоно отшельника.
..^..