Слава Месхи

http://www.livejournal.com/users/meskhi/

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

— Хорошо бы сегодня высушить палатку, пока солнце не зашло — сказал Темо, поглядывая прищурившись наверх, — Завтра с утра можем не успеть.

— Давай — поддержал я, — а в доме есть свободные комнаты? Ночью уже морозит.

— Гоглик с Дугласом уже вторую ночь занимают номер в этом отеле. — сказал Темо — Потеснятся.

Мы стояли у своей палатки на краю большой поляны, в Шови, по дороге к Мамисонскому перевалу. Альпиниада уже догорала, дня через два должны были прийти автобусы из Тбилиси, а мы с Темо надеялись, что завтра найдутся два места в машинах тех, кто смывался раньше. Настроение, конечно, было уже чемоданное, хотя ни одного чемодана на этой поляне не было. Все вещи, которые привезли сюда и разложили по своим палаткам восемьдесят человек, будут утрамбованы по рюкзакам.

Мы по очереди вытряхнули на зеленую траву свои спальники, рюкзаки и полиэтиленовые пакеты с одеждой, и я подмёл пол палатки. Потом мы вынули из земли легкие металлические колышки, и выправили погнувшиеся о камни. Растяжки были освобождены от тяжелых сланцевых плит, и палатка повешена на ветку ближайшего дерева днищем к солнцу. На земле остался прямоугольник поблекшей и придавленной травы. Через день и этих следов не останется.

Дом, в который перебрались Гоглик с Дугласом, стоял в нижней части поляны. Это было старое добротное двухэтажное строение, из толстых некрашенных бревен, с высокой крутой крышей, превращавшей комнаты второго этажа в странную помесь мезонина с мансардой. В Глола и ниже видны были последствия снежной зимы — проваленные плоские бетонные крыши новых построек, и на этом фоне целый и невредимый дом на поляне выглядел особенно впечатляюще. Когда то дом был военно—спортивной базой, но теперь, по столетней старушке, живущей в единственной отапливаемой комнате первого этажа, и стайке поросят дрейфующей по поляне, невозможно было понять какому ведомству он принадлежит. Бетонный цоколь сильно обветшал да и крышу не мешало бы покрасить, но высушенные солнцем и морозом деревянные стены были еще прочными и выглядели надежно и внушительно.

Мы затащили рюкзаки на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, и в одной из семи или восьми холодных и нежилых комнат нашли Гоглика, Дугласа, Серегу и Махо. Эта компания окуппировала наиболее симпатичные участки пола, но места ещё хватало. Незаменимый и универсальный полиэтилен, лег первый слоем, а за ним поролон и спальник превратили комнату с косым потолком в вполне сносное логово. Узкая полоска, пола оставшаяся для прохода к двери позволяла не перешагивать через лежащих — стремление к минимальному комфорту учитывалось. Стемнело, как всегда в горах, быстро, без длинных и занудливых сумерек. Свечи в канделябрах из пустых консервных банок осветили комнату, а по стенам и косому потолку пошли шевелящиеся тени. Мы засунули ноги в спальники и расположились поближе к свечам. Появилась початая бутылка разведенного спирта, чудом уцелевшая до этого дня. Глоток из пошедшего по кругу металлического цилиндра из под цветной фотопленки "Орво Хром" завершил увертюру, и стало ясно, что будут рассказы — этот неуловимый и нефиксируемый вид устной литературы, совершенно неотделимый от обстановки и состояния слушающих и рассказчика, словом всего того, что существует в жизни а не на бумаге.

Свеча освещала плотную верхнюю половину гогликиного туловища, упакованную в тельняшку. Ровные крылышки черноморских усов оживленно двигались — Гоглик уже начал травить очередную историю, отбрасывая тени на деревянную стенку. Начало я, как всегда, прослушал, но в таких ситуациях это не главное.

— Комнату я снял у одной бабули, напополам с шахтером. - говорил Гоглик, когда я поймал нить рассказа. — Проходная, конечно, но тогда в Гаграх на большее расчитывать не приходилось. С шахтером мы быстро нашли общий язык, но через несколько дней он забастовал. "Не по русски ты пьешь — говорил он — наливаешь помалу, да и говоришь долго. Завтра выпьем по русски". А надо сказать, что дело было до указа, я был еще холостой, и вечера мы с шахтером проводили так, что дряхлый дед, сосед по бабулиному пансиону, доходил до кристально белой зависти. Он приходил к нам в комнату с маленькой рюмкой, привезённой из дома, выпивал одну - две, а потом сидел весь вечер, раздумывая над тем, стоит ли пить третью.

Назавтра мы с шахтером взяли пять бутылок водки. "Ну погоди — думал я — по нашему значит не нравится. Посмотрим как ты по русски пить будешь". Первые две бутылки прошли быстро и, казалось бы бесследно - сказывалась технология питья. Допили пятую до конца или нет — не помню, но открыли, это точно. Было еще рано, и мы с шахтером вышли прошвырнуться. Если бы знать, что ему купаться захочется — ни за что на улицу не вышел бы. Но он, только море увидел, полез раздеваться.

— А ты, Гоглик, ты как, раздевался или прямо в одежде — спросил Темо.

— Ребята, а море то было, будь спок, с волнышками. — сказал Гоглик. — Меня тогда еще не развезло, и я сразу понял - шахтер прополаскаться может, но его тогда молотком по голове, и то не удержишь.

— Гоглик, ты его спас конечно, это ясно. — сказал я — Вот только, как с одеждой? Вряд ли ты стал тратить время на пуговицы и шнурки, когда человек в опасности. Зрители на пляже наверно остались довольны.

— Раздеваться не пришлось - коротко закрыл эту тему Гоглик - Очень скоро его вынесло прибоем вместе с мелким штормовым мусором. Некоторое время я откачивал и растирал его, а потом проводил в пансион, к бабуле. Там он затих, а передо мной стала проблема вечера. Все эти морские учения с купанием подействовали на меня возбуждающе. Через некоторое время я уже прогуливался по приморскому бульвару, но со знакомством ничего не выходило — пока я нянчился с шахтером, все кадры были разобраны. Наконец, на танцульках, в каком — то санатории, я станцевал несколько танцев подряд с одной очень симпатичной дамочкой с пышной золотисто-рыжей шевелюрой. Она была постарше меня, и как честный человек, несколько раз намекала на это. После этих откровений я стал относиться к ней еще лучше. Мы немного прогулялись по бульвару, и бросили якорь у одной, довольно уединенной скамейки. Освещение от дальнего фонаря еле пробивалось сквозь листья платана — вобщем все было довольно романтично и спокойно.

— Спокойно и просто, мы встретились с вами, — напомнил я Гоглику, — в душе догорала...

— Во—во, точно — среагировал на романс Гоглик. — И в этот момент, я вдруг почуствовал, что меня развозит. То есть, до сих всё шло нормально, а тут вдруг все эти бутылки, шахтер, купания с потоплением, весь этот сумашедший день навалил, и обстановочка поплыла. Я понял, что нужно срочно прощаться. Не помню чем и как пришлось объяснять поспешное отступление, но дамочка вела себя очень достойно. На прощанье, я обнял ее. Ее голова была в моих руках, я решил посмотреть ей в глаза перед прощальным поцелуем. Она решительно отстранилась, оттолкнувшись от меня обеими руками. И тут произошло нечто ужасное. Я услышал жуткий крик, и почувствовал, что ее голова плавно отделилась от тела и осталась у меня в руках. Все произошло быстро и просто, как в кино. Я выронил голову из рук, и она медленно, как в замедленной съёмке, упала на асфальт. Она упала без стука. Ощущение реальности совершенно пропало. Никогда раньше выпивка не приводила к таким трагическим последствиям. "Хулиган!" — закричала дамочка, — и подняла с асфальта свою голову. На плечах у нее неё была другая голова, значительно меньшего размера, и другой расцветки.

— Ну и как она без парика, — спросил Темо, — лучше или хуже?

— Не знаю ребята, не знаю. — честно ответил Гоглик — До бабули уже на автопилоте дошел.

— Да, Гоглик, не каждый день дамочкам головы отвинчивать приходится — сказал я — Впрочем, ко всему привыкают.

— Достал тебя все—таки шахтер, со своей технологией — заметил Темо.

— Кстати о шахтерах. - сказал Гоглик — Когда я вернулся, бабуля бушевала, а шахтер ходил по дворику с угрызениями совести. Бабуля была беспощадна как политический обозреватель и вещала в том духе, что приличные люди на курорте отдыхают а не пачкают простыни как пьяные свиньи. Как всегда, конфликт был улажен очень просто. Бабуле сунули трояк, и через пять минут она постелила шахтеру новое белье, и ласково посоветовала следить за своим здоровьем, и не злоупотреблять выпивкой.

— Просто ангел, а не бабуля. - сказал я — Такая заботливость, и всего за трешку.

— Так это когда было — сказал Гоглик — Я же тогда, только—только институт кончил. Тогда и на стипендию можно было иногда почувствовать себя человеком.

Мы лежали в согревшихся спальниках, приятно утомлённые гогликиными приключениями. Оттяпанная Гогликом голова казалась реальнее всей этой ночи со свечами, прыгающими по стенам тенями, и захрапевшим под конец рассказа Серегой. Это была последняя ночь в Шови.

Февраль 1989г. Тбилиси

Высказаться?