Вова Бурый волк

МЕТРОГНОМ

1. Новенький.

У нас в группе появился новый чувак, по фамилии Шеин.

2. Мои прогулки с Шеиным

Мы вышли из здания института по очереди, сперва я, потом Шеин (озираясь по сторонам). Осеннее небо над нами хмурилось, грозя брызнуть дождем. Наши головы были отягощены гранитами науки.
Крыша реально ехала после лекций, а особенно после практических занятий. Я поглядел на засаленную башку Шеина, и мне показалось, что формулы струятся по его волосам, да и по моим, наверное, тоже. Греческие буквы возились у меня под языком – слегка металлические на вкус, так и просясь наружу. Особенно выделялась своей нетерпеливостью буква «лямбда».
Ее-то я и выпустил, увидев поблизости однокурсницу – смазливую Ленку.
– Эй ты, лямбда! – окликнул я ее.
Недолго думая, Ленка отозвалась:
– Сам ты блядь!
Я немедленно почувствовал раздражение, которое Лена усугубила своей очередной репликой:
– И вообще чмо голимое!
– Дай подержаться за буфер, сука! Меня штормит!, – крикнул я и вцепился ей в сиську. Потом отпустил, начал падать, упал, стал корчиться на сером асфальте, напустил слюны в рот, выпустил ее через зубы. Увидев, что каблуки Лены теряются в пространстве, а их дурацкий цокот затихает, я проглотил слюну.
– У тебя эпилепсия что ли? – спросил Шеин, протягивая руку.
– Нет, это я так прикалываюсь, – ответил я, поднимаясь и отряхиваясь.
Теперь я чувствовал себя немного лучше после всех этих институтских загруз. Но все равно тяготила умная голова и сводило от голода желудок.
Мы пошли вдоль вялотекущей Мойки по тропинке, усеянной следами студенческих ног, шпаргалками, гондонами и сплющенными стаканчиками из-под кока-колы. Я обратил внимание Шеина на то, что в Мойке плавает аквалангист.
– Ищет что-то, – отреагировал Шеин.
– Ты откуда к нам перевелся? – спросил тогда я.
– Из ЛИТМО, – ответил Шеин.
Мы дошли до мостика, на котором сидела скучная ворона. Шеин быстро протянул руку и схватил ворону за лапы. Другой рукой он проворно свернул ей шею.
Меня передернуло, и я замер на месте.
– Чего ты? – виновато спросил Шеин и начал оправдываться: – Мне жрать нечего! Денег – ни копейки. Мне свою девушку некуда сводить, средств не хватает.
Он затолкал ворону в сумку.
– И ты что, будешь ее есть? – потрясенно спросил я.
Шеин серьезно кивнул.
Я всмотрелся в него повнимательнее. Шеин производил впечатление неудачника: тощий, долговязый, взгляд виноватый. По длинной шее катался острый, похожий на камешек кадык. «Сколько ж глаз уже проколол этот кадык…», – подумал я. – «Надо держаться от него подальше…»
– Ну пошли что ли? – грубовато сказал Шеин.
Когда мы очутились на улице Пржевальского, я снова обратил внимание Шеина на окружающий мир.
– Смотри, как вульгарны прохожие, – сказал я, – телки все накрашены, похожи на елки, а мужики – на елочные игрушки, они вешаются на елки.
– Угу, – сказал мрачно Шеин.
Мне показалось, что Шеин хочет развести меня на пиво и жратву, но у меня не было денег, поэтому я не повелся.
– Меня больше устраивает серость, – сказал я. – Зачем спорить с природой?
И я простер руку к небу, которое так и не разродилось дождем, но было по-прежнему серым и угрюмым.
Шеин посмотрел на меня как на дурака.
Мы спустились в подземелье станции метро Садовая.
– Преподы злые у вас? – спросил Шеин и тут же поправился: – У нас…
– Да не особо чтоб… – ответил я.
– Эт хорошо…
Шеина толкнула какая-то толстая тетка, и он злобно тявкнул ей вслед. Потом, хлопая глазами, посмотрел мне в лицо.
– Одолжи полтинник до субботы, – попросил он.
– Нету! – смутился я.
После паузы Шеин сказал:
– Эт ничего, – и погрустнел.
В ожидании поезда мы замерли на краю платформы. Шеина колбасило, он буквально не мог устоять на месте. Пробормотав что-то невразумительное, Шеин вдруг спрыгнул вниз и поскакал, как заяц, по шпалам к туннелю, распахнувшему свой черный и страшный рот.
Я хотел его окликнуть, но слова застряли в глотке. Шеин исчез в темноте, а секунд через пятнадцать стены туннеля пожелтели от электрического света, и, стуча колесами, оттуда вылетела большая синяя гусеница – поезд. По-видимому, я рассчитывал увидеть Шеина размазанным по морде электрички, потому-то и удивился, не приметив на ней ни следов крови, ни лохмотьев Шеинского пальтеца. Впрочем, с таким же успехом Шеин мог налипнуть и на стены туннеля.
Изрядно озадаченный, я вошел в вагон и притулился у двери. Поезд тронулся, и возле моего уха зашебуршал газетой пенсионер.
«Шуршунчик», – подумал я. – «Надеть бы тебе эту газету на голову!»

3. Обеденный перерыв.
Я пришел домой и повел гулять собаку. Она не хотела гадить, она была голодна. Взаимно раздраженные, мы вернулись в нашу скромную квартиру, и я насыпал псине жратвы под названием «Чаппи», а сам похавал лапши «доширак».
Потом я сел за секретер, раскрыл учебники, вынул из тайничка траву и забил косяк. Только хотел приступить к занятиям, как в хату ввалился мой младший брат. Был он чуть более соплив, чем обычно.
– Ну че еще? – спросил я.
– У меня отняли деньги, – дрожащим голоском промямлил брат.
«Мудак», – подумал я, – «больше никогда ему денег не дам». А вслух сказал:
– Знаешь, что надо делать, если у тебя хотят отнять деньги?
– Что?
– Вот это! – ответил я и ткнул ему кулак в поддых. (Не сильно). Брат скорчился, и было непонятно, то ли он плачет, то ли смеется.
– Ладно, на вот тебе, пыхни, – я раскурил косячину и протянул ее брату.
Тот несколько раз затянулся.
– Топай на кухню, пожри, – распорядился я, отняв косяк и повернувшись к столу.
Брат свалил. Я раскрыл тетрадь с лекциями по схемотехнике, вспомнил закон Киркгофа, еще какой-то, заглянул в «ответы», решил нехитрую задачку. Но до этого покурил.
Совершенно непроизвольно мысли мои вернулись к Шеину и его загадочному исчезновению в туннеле метро. «Что ж это за место такое странное», – подумалось мне. – «Куда ведет этот туннель, в какие неизведанные глубины?.. Неспроста ведь Шеин туда побежал».
Эти мысли повергли меня в меланхоличное состояние, и я решил написать стихотворный некролог.
Удалось сочинить только одну строчку:
«Своими гнилыми зубами мне в голову вгрызлась печаль…»
А потом приперся брат и включил телевизор. Показывали школьный телесериал «Простые истины».
– Саша, иди на хуй, – сказал я. – Ты мешаешь мне заниматься.
Но Саша лишь засмеялся:
– Занимается он! Как же!
И я подумал, что когда-нибудь его убью.

4. Подружка Шеина.
Утром Шеин не пришел.
Началась лекция по философии, а его все не было. Алекс Гротов застрял у зеленой доски, мял в пятерне ненужный мел и мычал – типа делал доклад. А публика зевала, обсуждала насущные проблемы, забивала под партой косяки. Некоторые потягивали пиво.
После практических занятий в огромной аудитории началась лекция.
Бородатый «философ» сновал по рядам и кричал о Беркли. Ему и Беркли сочувственно внимали.
Вдруг тихо скрипнула дверь, и в аудиторию прошмыгнула девушка – маленькая, незаметная… да и сама – серая как мышка.
Она начала шастать по аудитории.
Ее сердечко стукнуло возле нас, и мы, человек 5, обратили на мадемуазель внимание.
– Вы не знаете Пашу Шеина? – шепнула девушка, и староста кивнул головой.
– Саша, ты вчера шел с ним домой, – серьезно сказал он мне. – Иди разберись.
Мы вышли в коридор.
– Вы знакомы с Пашей, да? – спросила девушка.
Не успел я ответить, как она начала стремительно лепетать:
– Я – Лена, как бы девушка его. Паша пришел вчера домой очень поздно… Он очень странный… Паша мой… Я его даже и не узнала сперва: глаза запали, блестят. Есть хочет… Ну, он всегда есть хочет… Я накормила его. Спать легла рано, потому что устала на работе. Засыпаю, смотрю… Я вам пояснить хочу один момент: дело в том, что Паша очень стеснительный, поэтому он всегда переодевается за ширмочкой в углу комнаты. Вот и теперь он стал там переодеваться, а кроме него за ширмочкой еще лампа стояла, и пашину тень было видно очень хорошо. Ну, я-то смотрю так спросонок, и вижу вдруг, что это… это… не Паша как бы.
Девушка Паши замялась. Ее глазенки, и без того постоянно бегающие по сторонам, забегали еще быстрее. Она захлопала ресницами. И вообще вся невзрачная такая была, в самом деле на мышь похожа. Полевку.
– Ну так что это было-то, если не Паша? – спросил я заинтересованно.
– Ну не знаю… Тень была какая-то странная. Во-первых ниже, чем Паша, во-вторых – толще. А в-третьих, что самое ужасное, с головой у него что-то было не то.
– Я уже заметил, что с головой у него что-то не то, – съехидничал я, но девушка Паши не просекла прикола. Она взволнованно продолжила:
– Она была похожа на… шляпку гриба. (Я заржал). Или нет, скорее, было похоже на то, что на голове у него была фуражка… Да, точно! Фуражка! На голове у Паши была фуражка – и это-то и есть самое странное! Потому что потом он вышел из-за ширмы, полез в постель, и это уже был мой Паша, нормальный. А наутро, пока он спал, я перешарила всю комнату, но никакой фуражки там не нашла! Не было у нас никогда фуражки! Такое ощущение, что она выросла у него прямо на голове!
Девушка замолчала, и ее блеклые глаза с застрявшим в них знаком вопроса, остановились на моем лице. Я почесал переносицу, потом неуверенно предположил:
– Тебе наверное это все приснилось. Приглючилось, так сказать. Ты же сама говоришь, что устала за день… А сквозь полудрему и сон и не такое почудиться может!
– Да не спала я! – горячо воскликнула девушка Паши. – Это все наяву происходило. Скажи, тебе Паша вчера ничего не говорил? Вы с ним никуда не ходили?
– Мы с ним ходили в метро, – сказал я. – Потом он зачем-то полез в туннель, и с тех пор я его не видел.
Девушка Паши переваривала информацию, которую я залил в ее уши. Видимо, ей не хватило разрешающей способности, так как она переспросила:
– Куда он полез?
– В туннель, откуда поезда выезжают, ну и въезжают тоже. Че он там забыл – не знаю.
В это время в дальнем конце коридора нарисовался Шеин собственной персоной. Его долговязую фигуру за версту можно было узнать! Лена тоже его сразу приметила. И сразу же схватила меня за рукав и оттащила на лестницу. Мы потеряли Шеина из виду, а он нас наверняка даже не заметил.
– Мы не должны показываться ему на глаза, – зашептала девушка Шеина мне на ухо. – Он очень подозрителен, а больше всего ненавидит, когда за ним шпионят! Он бы мне такие разборки устроил, если б узнал, что я тут с тобой болтаю!
Ну и тип этот Шеин!
– Пожалуйста, я тебя прошу: последи за ним, – чуть ли не со слезами на глазах попросила Лена. – Я его очень люблю, и мне необходимо знать, что с ним происходит!
«Делать мне больше нечего», – подумал я, но решил все-таки согласиться – исключительно ради того, чтобы потом не сдержать обещание.
– Дай мне свой телефон! – потребовала Лена, и я покорно нацарапал его на листке блокнота.
– Спасибо тебе! – проникновенно сказала Лена, пряча листок в карман джинсовой куртки. – Я знала, что у моего Паши есть настоящие друзья!.. Он очень хороший, мой Паша, – добавила она зачем-то.
«Охуенный просто», – подумал я.
Девушка Шеина свалила, а я вернулся в аудиторию. Мое место занял наглый Шеин, и мне пришлось сесть на неудачное место, возле которого постоянно отирался философ. От его философии поднимался ветер, в котором сквозили интонации гнилых зубов.

5. Метротрип

После занятий мы с Шеиным пошли к метро. Мой новый одногруппник был молчалив, как никогда. От его молчания у меня началась зевота. Я сказал, зевая:
– Шеееин, поведай мне о своей девушке.
– Зачем тебе? – огрызнулся Шеин.
– Интересно мне. А я тебе о своей расскажу.
– Да ну тебя.
Вот как с такими типчиками разговаривать? Ну, я и не стал.
На подходах к метро Шеина опять стало колбасить, словно он шел не в метро, а на передовую. Костяшки его пальцев напряглись, кожа на них натянулась, побелела. «Если он сейчас начнет скрипеть зубами, у меня заболит голова», – подумал я, но Шеин решил не издеваться надо мной. Он только упрямо наклонил голову и попер вперед еще быстрее, чем прежде. «Танк, нахуй!» – подумал я и прибавил ходу.
Так мы вломились в метро, а потом блядский Шеин совсем уж по-спринтерски ускорился и почти полетел вниз по эскалатору. Я – за ним. Попутно я задел какому-то пацану по руке, в которой покоилась почти полная бутылка пива, и он окатил напитком стоящую впереди старушку.
Ругань осталась позади. Мы вылетели на перрон. Тут Шеин, ни говоря ни слова, прыгнул на рельсы и почесал в туннель. Я, скорее по инерции, чем из-за любопытства, бросился за ним.
Но Шеин бегал быстрее.
Через минуту я потерял его из виду и остался один-одинешенек, на рельсах, в темноте, разбодяженной светом редких и тусклых фонарей. Туннель был похож на декорации к фильму «Чужой». Я пошел дальше, потому что впереди была какая-то ниша, а еще впередее стучал колесами состав.
Вот я дошел до ниши и шагнул в нее.
Покрутив головой, я увидел, что из стены что-то торчит. Неожиданно загорелась маленькая лампочка сбоку от этого «что-то», придав этому «чему-то» вполне определенные очертания и ясность. Это была большая трехпалая рука, с которой каплями стекал жир.
Я охуел. Вдруг в голове моей пронеслось секундное видение: зеленый холм, на самом верху которого сидят серолицые старухи, обхватывают сухими голыми ногами ступы и толкут в них человеческие души, сжимая тремя пальцами пестики. Другая рука, оказавшаяся позади меня, схватила вашего покорного слугу за шею и впечатала в стену.
В голове у меня щелкнуло, а глаза резанул свет. Зашатавшись было поначалу, я быстро уравновесился и протер зенки.
Я стоял на большой зеленой поляне, под ярчайшим голубым небом. Поляну окружали могучие деревья неизвестной мне породы. Может, это были буки, может вязы, а может и дубы – чем черт не шутит. Их листья были насыщенно-зелены, а стволы – уперто серы. Под ними рос ярко-желтый папоротник и прочие растения, известные лишь старательным ботаникам.
Трава подо мной была мягкой и податливой, как жировые складки борцов сумо. Приглядевшись, я различил в этой чудо-травке следы. Несомненно, это были следы Шеина. Не знаю, почему я пришел к такому выводу, не знаю – врать не буду…
Я решил пойти по следам и вывести, наконец, Шеина на чистую воду. Что еще мне оставалось делать?
Вдруг мощный порыв ветра пригнул траву к земле, и по поляне пробежала «волна», как бегает она, порой, по стадиону «Петровский» во время аншлагов; на поляну легла тень. Задрав голову, я снова охуел.
Надо мной неподвижно висел дракон. Казалось, что вырезан он из неба, причем неаккуратно, большими портновскими ножницами. Был он похож на космос, своей черной, густо-насыщенной, но бесплотной массой продавившей небо. Бесшумен он был и огромен, как Гулливер в стране лилипутов, и грозен как стеллс. Я приссал! Я просто охуенно стреманулся и заметался по поляне как таракан по кухонной плите.
Решил спрятаться среди деревьев, прекрасно сознавая всю бессмысленность, искрометную тупость этой затеи. Побежал в лес. Вдруг из дерева прямо передо мной высунулась трехпалая рука. Я схватился за нее, и она впечатала меня в дерево. На этот раз произошла ошибка: рука что-то сделала не так, потому что несколько секунд я ощущал удар от соприкосновения с жесткой корой. Потом передо мной замелькали огни – мимо хуярил поезд. Я снова был в метро. Меня трясло! Да и кого угодно затрясло бы после такого...
Не дав оклематься, трехпалая рука снова впечатала меня в стену. На этот раз все было сделано четко – без болевых ощущений я очутился на поляне, а главным плюсом оказалось то, что дракон съебал.
Следы Шеина, впрочем, никуда не делись, и я пошел по ним…
Минут через десять резвой ходьбы по лесу я добрался до маленькой поляны, над которой мерцали большие, почти прозрачные и как будто нарисованные звезды. Были они совсем невысоко – на уровне верхушек деревьев – и символизировали таинственность места. Под могучим дубом (да-да, это был именно дуб, под ним валялись желуди!), росшим прямо посреди поляны, чернела ямка, а возле ямки стоял грубый глиняный горшок.
Когда я подошел совсем близко, из-за дерева вперевалку вышло странное человекоподобное существо, застегивающее ширинку.
Оно было низкого роста, широкое в кости, с толстыми ногами и не менее толстыми четырехпалыми руками. На нем был задрипанный синий костюм с двумя рядами тусклых медных пуговиц. Голову увенчивала синяя фуражка с двумя скрещивающимися молоточками на околыше. Из-под головного убора выбивались рыжие жесткие кудри.
Лицо же его вызывало наибольшее отвращение. Чрезмерно крупные черты лица… Нос так вообще картошкой-чемпионом… Огромные губы выпячиваются, почти не скрывая острых треугольных зубов… Их беспрерывно поглаживает мерзко-розовый язык… Глазенки смотрят нахально и злобно. На меня. При всем при этом я узнал Шеина, узнал своего одногруппничка в этом монстре!..
Я перевел взгляд на горшок и увидел, что он доверху набит золотыми монетами. Шеин метнулся к горшку, схватил его, прижал к груди и завизжал:
– Не трожь!.. Не смотри!..
– Бля, ну ты гоблин, – я отшатнулся.
Шеин облизал зубы и злобно сказал:
– Я тебя сожру, тварь!
Из шалаша на краю поляны, сложенного из веток и сена, выползла девушка Шеина. Это была не совсем Лена. Это был смутный объект желания. Девушка Шеина встала и, прикрывая глаза рукой, уставилась на нас.
– Вы… вы тут живете? – растерялся я.
– С милым и в шалаше рай! – осклабилась девушка Шеина.
Шеин начал равномерно размахивать перед моим лицом рукой. Гипнотизировал, типа. На мгновение все вокруг меня помутнело, а когда обрело привычно четкие очертания, я увидел, что окружающий мир изменился. Вокруг порхали райские птицы с длинными золотыми хвостами, а на деревьях сидели трехголовые обезьяны (их головы были расположены одна над другой) и жрали орехи. Из леса вышла огромная свинья с пролежнями, подобралась к дубу и стала копать рылом землю.
– На хуй, блядь! – крикнул Шеин и пнул животное. Свинья флегматично ушла.
Шеин пошарил рукой в кармане мундира и выудил оттуда большое красное яблоко.
– Съешь яблочко, – сказал он мне.
Я взял фрукт и повертел в руке. Оно было надраено до блеска и в нем как в зеркале отражалась моя физиономия, естественно искаженная, благодаря выпуклой поверхности яблока. Я вонзил зубы и немедленно почувствовал во рту битое мелконакрошенное стекло. В то же время я почувствовал, что лишился половины лица – словно откусил сам от себя. Я начал стыдиться своего лица.
Шеин довольно засмеялся, а его девушка даже схватилась за живот. Им обоим было охуенно смешно.
Потом Шеин снова помахал рукой, и мир вернулся в предыдущее состояние. Со мной снова все было в порядке, а яблоко куда-то делось.
Я перевел дух и сказал, глядя прямо в наглые шеинские глазки:
– Тебя сгубила алчность!
– Алчность! – Шеин ухмыльнулся. – Кто такая алчность? Я не знаком с ней. Познакомишь?.. А вот тебя сгублю я! И я стою прямо перед тобой!
Он раскрыл пасть пошире и выпростал свой длинный розовый язык. Кончик языка раскрылся как бутон тюльпана и оттуда выползло тонкое раздвоенное жало.
Я испугался и начал давить на эмоции:
– Шеин, ты чего, спятил что ли? Я же твой друг, я твой друг, Шеин!
Девушка Шеина опять зашлась в приступе смеха и, сквозь слюни, выдавила из себя:
– Друг! Ой, не могу… друг… Слышь, друг, насери вокруг!
Но Шеин неожиданно убрал и жало и язык, посерьезнел и сказал:
– Ты будешь моим учеником… Подожди-ка.
Он взял прислоненную к дубу саперскую лопатку, аккуратно поставил в яму горшок и закопал. Потом протянул лопатку мне и указал на другое место возле дуба:
– Копай!
Я начал копать и через некоторое время лопатка обо что-то ударилась. Я покопал еще и обнаружил набитый землей глиняный горшок. Кроме земли там ничего не было.
– Это твое, – сказал метрогном. – Теперь закопай обратно.
Я закопал.
– Иди на хуй отсюда, – сказал Шеин. Потом пояснил: – Иди по своим следам.
Я поплелся по своим следам и когда уже подходил к той самой большой поляне, откуда начался мой вояж, из дерева передо мной высунулась трехпалая рука и дернула меня в наш мир.
Выбравшись из метро, я вернулся домой.

6. МЕТРОГНОМ

Брат: «Дай пыхнуть!» – «Сейчас по мозгам тебе дам, долбоеб мелкий»
Гротов: «Слушай, старик, одолжи стольник до вторника». – «А отсосать тебе не дать?»
Моя девушка: «Что-то цветов ты мне давно не дарил…». – «Каких еще цветов? Я и слов-то таких не знаю».
Моя мать: «Сынок, сходи за хлебом. У тебя деньги есть?». – «Откуда? Давай полтинник». Она: «Хлеб меньше червонца стоит». – «Не знаю… Не знаю…»
Староста: «Пошли пивка дернем». – «Я не пью!». Староста: «О, смотри: шаверма! Ну че, схаваем по шаверме? А то жрать хочется». – «Я не ем! Шаверму…»
Петя Н. (мой дилер). «Ганджубасу подвезли, пиздатого». – «Я сказал наркотикам НЕТ! Забудь мой номер телефона».
Декан : «Всем сдать по сорок рублей на корочки для бакалаврского диплома». – «Вы обнаглели, Иван Андреич. Мы, между прочим, находимся на бесплатной форме обучения».
Мои ботинки: «Мы просим каши». – «Хорошие ботинки… новые почти…».
Мой дипломный руководитель: «Саша, только не печатай на обеих сторонах листа!». – «Буду! Буду печатать на обеих сторонах листа! Если вообще буду…».
Безногий ветеран чеченской войны в метро: «Люди добрые, помогите кто чем может.» Я (сквозь зубы): «Бог тебя покарал, убийца чеченских ублюдков!»
Моя соседка на лабораторных занятиях (хватает меня за рукав рубашки и тот рвется): «Ой, прости!». – «Сука блядь ебаная, пизда гнойная, уебище лесное, нитки денег, блядь, стоят, гнида! Тварь!»
Гротов: «У меня день рожденья завтра. Приходи и ты». – «Приду. Но без подарка». Гротов (улыбаясь): «Тогда останешься и без угощения». – «Иди ты на хуй, жлоб!»

Я прыгаю как козел через турникеты метро, а через некоторое время буду просачиваться сквозь них, так как соблюдаю диету. Я не езжу на маршрутках, а хожу пешком, так что ноги у меня теперь как у страуса. Я отлично прыгаю в высоту и отлично бегаю. У меня не осталось друзей и меня бросила девушка. Ну и похуй, блядь. Группа «Ленинград» правильно поет: «В пизду друзей, в пизду подруг, я сам себе пиздатый друг». Родители уже почти готовы выгнать меня из дома, а младший брат меня ненавидит. У меня отличное здоровье, так как я не пью спиртного и не употребляю наркотиков. Иногда меня принимают за бомжа, но те, кто так считает, - идиоты! Я отощал и шикарно побледнел. Меня называют «настоящим студентом». Но я-то знаю, кто я на самом деле.
И каждый день я хожу заветной тропкой к тому самому дубу, выкапываю горшочек, и с удовольствием отмечаю, как там неуклонно растет эквивалент моей денежной экономии – золотые монеточки.

Высказаться?

)