***


Время -
это когда чувство беспомощности
становится сильнее
всех остальных чувств.
Время -
это когда всё меньше друзей
и всё больше смертей
в пропорциях твоей жизни.
Время - 
это когда женщины
перестают связывать своё будущее
с тобой.
Время -
это заведомо проигранное
сражение со смертью,
где ты успеваешь заметить,
как начали стареть твои дети,
как в словах
"а потом мы умрём"
постепенно истаивает
слово "потом". 
Время -
это присутствие в этом мире -
если подумать в другом ключе -
всего, 
что было вообще. 


   ..^..



ЛАВРА


Кольцо змеи. 
Песочные часы.
Имён и чисел пыльные стрекозы
пьют мрамор из следов метаморфозы
и холодком предутренней росы
разносят голоса, почивших в Бозе.

Двустишья глаз 
да строки, 
строки 
ног,
как переборы сонного фонтана.
Стучат костяшки - счёты Гештинаны, 
в сетчатке камня каждый одинок
незыблем и похож на истукана.

Не протопить сердцами этот мир
а уж тем паче тот, который выше.
Не плачь, малыш!  
Есть жизнь
и даже крыша, 
и три сестры,  
и сморщенный сатир,
и лишь потом, однажды, станет тише…


   ..^..



***

Где естество земную жизнь итожит, 
испуганная вечностью душа 
решила задержаться и, похоже, 
пошла назад, по лезвию ножа, 
по острию меж будущим и прошлым, 
где, что ни есть, всё слепнет от тоски, 
где страхи с завываньем придорожным 
на каменные падают мешки. 

В ту пору ночь случилась, и на взгорьях 
её сугробов, путая стволы 
в не-Сущее, закладывали порох 
разнузданные демоны зимы, 
на взрыв ползли поземок злые тучи, 
дымились верстовые фитили 
и ментик тьмы, что падший подпоручик 
набросил на периметр Земли. 

Душе казалось, канувшие сроки 
восстали из основ не-Бытия, 
но вещи, как подмостки скоморохи, 
покинули в реальности себя, 
и точкой стал язык времён и странствий, 
первовселенной длительностью в слог, 
её, души, единственным пространством 
с единственно возможным словом - Бог.


   ..^..



***

Я никогда не видел Иудеи.
Мне стали родиной две комнатки с карнизом,
где за карнизом яблони старели
и в кухне крошки стряхивала мама,
и где над нашей крошечной отчизной
рояль соседка гаммами терзала.

Я не молился под Стеною Плача.
В нетридесятом царстве-государстве
встречался в путешествиях на дачу
мне разве Новый Иерусалим,
где тратились советские пиастры 
с одной из тех, кем не был я любим.

Моё "прости" оставленной квартире,
моё "прощай" двум комнатам с карнизом.
Исписанный пергамент ностальгии
среди немодных нынче годовщин
хранит былые чувства как капризы
давно забытых следствий и причин.

Вот голоса. Хлопок дверей в парадном.
Вот по карнизу топот голубей.
Моё "увы" земле обетованной,
квадратным метрам юности моей
по адресу: Москва, Первопесчаный,
тому назад полжизни встречных дней.

Я никогда не видел Иудеи.
Был дом лишь там, где хлопотала мама.
Над пустотой провидца Торричелли
душа бездумно прыгала - кузнечик,
пока резьбу свою за панорамой
накручивало время, словно метчик.

Я никогда не видел Иудеи…


   ..^..



ИЗ ПИСЕМ ДРУГУ

На циферблате - новый юбилей.
Так хочется сполна наговориться,
да где же отыскать 
(и выплеснуть - "налей!")
тебя, мой старый друг?
Ты мог бы объявиться!

Душа не переносит пустоты,
тем более, как мыслится, немного
осталось нам с тобой до немоты,
иначе говоря,
до некролога.

Чем корни глубже прорастают в грунт,
тем больше отдаляются побеги - 
им кажется, 
что мы древней, чем греки,
и заросли, и высохли, как пруд.

Смеркается. 
Но это не напасть.
Напасть - любовь, 
где разница под тридцать,
где сердце от тоски
не в состоянье биться,
поскольку изучило эту страсть
и понимает - 
жизнь не повторится.

Пью в одиночку. 
Время, старый друг,
над вещным миром в вечности смеётся.
Предположить занятно, если вдруг
и Время в одночасье оборвётся.


   ..^..



ТЕОГОНИЯ


1

Дождь.
Умерла Галатея.
Не оставляют в покое
запах воска,
сырой земли,
хвои.
Водостоки воют
сорванными бельканто.
Не хватило таланта.
Не хватило таланта.
Остановка.
Зябко-презябко. 
Дождь.
Дождь -
тембр шагов.
Дождь
в стансах часов.
В глазницах канализационных колодцев
дождь. 
Дождь -
это место,
где однажды основа
обрела парадигму
и стала Словом,
где бедный Пигмалион
сумел с душою жизнь соединить,
да время не сумел остановить.
Дождь.


2

Куда я?
Сумрак капель.
Хаос.
Прости, что смертна,
девочка,
я каюсь.
Я создал мир -
с погибелью зари
в развязке дождь
шлифует пустыри
и постранично
ветры рвут псалтырь
листвы, где я
всем пустырям пустырь.
Свет не струится -
еле-еле брезжит.
Ночь впереди.
Над бабочками крыш,
где смерти ты,
не мне,
принадлежишь,
сочится кровь,
стекая к водостокам.
Невыносимо
быть богом! 


3

Силки домов.
Дождь -
пойманная птица,
раскинув крылья,
бьётся на асфальте,
сбивает сердце с ритма,
на пути
пожизненное путая прости

с посмертным
однокорневым
прощайте.
Стучится дождь.
Стучится клювом в дверь.
Вчера не возвращается в теперь.
Уходят судьбы 
(души?)
за подмостки.
Дождь.
Остаются
замыслы и сноски.


4

Умерла.
Умерла Галатея.
Возвращаю земле
земное.
Небожительница листопада,
как мне выжить теперь со мною!? 
Тьма со светом - скрещенье сабель:
Галатея…
искра…
фрагмент…
Смерть во всех  криптограммах капель:
звук металла…
искра…
и нет…
Звук металла -
в груди 
дожди 
сотен осеней на пути,
бьются насмерть
закат с восходом…
Невыносимо
быть!
Богом.


5

От остановки
до
остановки,
мимо переполненных урн,
мимо оцарапанных стен,
в заплесневелый подъезд
изо дня в день,
изо дня в день.
Его вселенная
божьей коровкой
лежит на ладони.
Бесприютно
на опустевшем перроне. 
И цвет теряют в сумерках цветы,
поскольку тьма
сильнее красоты.
                     

6

Сырость.
Надо выпить.
Тоска.

Галатея,
не умею жить без тебя…

Опять почтовый ящик сломали.
Поймаю - 
ноги…
Впрочем, 
кроме рекламы…
Тоска.

Милая,
всё равно,
пусть замкнулись уста,
земля - 
тобой не пуста!

Сырость.
Лампочка перегорела.
В слякотном этом мире
если рукописи и не горят,
то лишь потому, что сгнивают.
Сухо - 
разве в потире.
Тоска.

Скорее надраться.
До одури.
До святотатства!
Даже хрип застревает в горле…
Надраться!
И выплюнуть -
что там в горле - 
истокам:
Создатель,
невыносимо!
Невыносимо
быть богом!

Быть богом…


   ..^..



НОЯБРЬСКИЕ ПИСЬМА


1

Время суток, погода
и та пора года,
когда
не видна ни одна звезда,
когда пронзительнее,
чем то либо когда,
камертоны окон
без меры и срока
озвучивают всеобщее "одиноко",
фактура дорожных покрытий - мрамор,
и каждый прохожий - мавр,
когда
от яслей тоскующего бытия
бокал пригубя,
мозг прозревает, 
поняв, что судьба -
это не столько ты,
сколько,
тебя…

Зябко здесь.
Ветер обухом бьёт из мрака.
Здравствуй, однако!


2

Зябко здесь без тебя.
Ветер, как руки за спину,
заламывает зонты.
Впиваясь холодным взглядом
в глазницы града,
часа ждёт своего,
дабы забрать тех или то,
что перестало держать тепло. 
Сыреет туч полотно.

Ворон имеет вороново.
Темно.

Ноябрь 
бесконечней,
чем упомянутое уже бытиё,
впитав в себя контуры зданий,
больше не хочет менять
ни поступи, ни очертаний.

Песочные часы
пересыпают из пустого в порожнее.
Пятна окон -
как пятна больного рожей.
Озноб от кожи на обуви
поднимается вверх
по собственной коже.
Следы за бурьяном окраин
теряются в бездорожье.
Отчётливое до дрожи,
даже у самого лютого атеиста,
срывается с языка
имя Божье.



***

Мой сир, твой старый сенешаль 
уверен, что не лечит время. 
Нас всех преследует печаль - 
скелеты держатся за стремя. 

Заря едва раскрыла высь 
и в муравейник слов упала. 
Не крылья, чтобы вознестись, 
а солнце нужно для Икара. 

Любовь, отечество, война 
над смертью не имеют власти, 
как ни пронзительна зурна, 
ни медоносны пчёлы страсти. 

В чём суть отечества, мой сир? 
Всем вместе, сидя на насесте, 
петь гимны? 
Нет. 
Скорей, могил 
своих не рыть на новом месте.


   ..^..



***


Монисто разлук-городов -
за спину не сбросить балласт.
Гепарды моих поездов
стучат в барабаны пространств.

Вдавило в стекло.
Мотылёк
дыханья забился сильней.
И вот уже врос в мозжечок
тоски окаянный репей.

Вернётся лишь эхо за мост - 
не выйти из мёртвой петли.
Сильней притяжение звёзд,
слабей притяженье земли.

У вечности время в плену,
у времени - всякая твердь,
где жизнь в каждом кадре 
по сну
на сон приближает 
смерть.


   ..^..



***

всех тех 
кого не смог принять 
среди рассветов и проталин 
кого терял за пядью пядь 
в тысячелетиях печали 
всех 
не услышанных в ночи 
в беде 
грехе 
и покаянье 
среди набегов саранчи 
и бесконечных состязаний 
кого ни хлебом ни вином 
на обезлюдевших дорогах 
не поддержал 
и всех о ком 
порой судил чрезмерно строго 
всех 
по кому не заказал 
прочесть молебен расставанья 
и тех 
кому не подавал 
к кому не ведал состраданья 
кого не спас 
не защитил 
не показал пути в обитель 
кого отверг 
хотя любил 
в развёрстой пропасти событий - 

их всех 
вернёт мне бумеранг 
соединяя вместе доли 
из плачей 
снов 
и рваных ран 
костром неукротимой боли...


   ..^..



***


Словно бегун перед финишем,
задыхается Город,
намертво застёгивая сострадание
пуговицами глаз.
Сердце становится затихающим звуком,
и нет возврата,
как к раковине у моря,
засыпанной пеплом Везувия,
или ять,
утраченному русским правописанием.
Все больше кажется, что ты - 
фрагмент росписи,
затерявшейся где-то под куполом церкви.
Она плотнее и плотнее
обступает непроницаемостью озера,
и уже нет 
ни окрашенной кровью осеннего божества листвы,
ни вавилонских очередей в храм Милитты
из желающих отдаться чужестранцам, 
ни толкований слов 
о толкованье Слова,
ни Герострата,
ни Геродота,
ни…
Только Время, 
лишённое своей завершённости,
а значит бессмысленное,
как третейский суд однообразно,
как гулкий дождь разводами луж,
идёт,
нанизывая за звеном звено
фигур и душ.


   ..^..