Ольга Седова (c) .

Вечерний Гондольер | Библиотека

Ольга Седова

ОТРЕКАЮТСЯ, ЛЮБЯ

Ольга Седова родилась в 1965 году в Барнауле.

Училась в Литературном институте (отделение поэзии).

Осенью 1995 года ушла в монастырь (г. Малоярославец Московской области).

* * *

Постели мне на полу,

В комнате сырой и тесной.

Превращается в золу

Даже этот день воскресный,

Что висел на волоске

Лампы, только что погасшей,

Замершей на потолке

Тенью – день уже вчерашний.

Этой ночью я умру.

Пес наш воет на крылечке.

Брошь остывшего к утру

Дня ты выгребешь из печки.

Буду молча из угла

Со стены смотреть портретом.

Остается лишь зола

От всего, что было светом,

Да иконка над столом,

Да блины по воскресеньям,

Да молитвы перед сном,

Да надежда на спасенье.

Будут бабочки в окно

Золотым дождем стучаться.

Мне за просто так дано

Незаслуженное счастье.

Если плачу, если вру,
Если вижу стены эти…

К худу воешь, пес, к добру? -

Всё к добру на этом свете.

* * *

Я бы гладила тебя по голове,

Просто б гладила тебя по голове…

Много ль надо, если рук - всего лишь две

На задумчиво-беспечной голове?

Ты всегда ничей, и крошками слова

Мне роняешь, голова твоя трезва.

И шагает сквозь окошко синева,

И легонько гладит нас по головам.

* * *

Чем запомнится этот день?

Лишь тоскливым ленивым ливнем.

И по стеклам струится лень.

От дождя раскисаешь глиной,

Из которой слепил Господь

Нерадивую нашу плоть.

Так и катится день с утра -

На водичке и пшенной каше.

Я ведь из твоего ребра…

Целый день пролежим, обнявшись,

В тихой заводи полусна,

Будто в этом и есть спасенье.

А в Тбилиси сейчас война,

В Ашхабаде землетрясенье…

Ну давай из Москвы сбежим

В глухомань, где скучней и тише,

С пустословия – в просто жизнь.

Нарожаю тебе детишек,

Сына – след твоего следа,

Капля в каплю! (мои – лишь скулы)

…Я ведь в детстве-то никогда,

Никогда не играла в куклы…

За тобой – точно за стеной.

Покупай мне с кистями шали,

Строй ковчег и не ной, мой Ной.

Как мы в комнате надышали…

Всё как есть, всё как мир старо.

Только ноет твое ребро.

* * *

Светлая моя тоска…

Всё проходит, всё на свете.

Ты в застиранных носках

На некрашенном паркете.

За стеной скулит щенок.

Всё так пусто, всё так глупо,

Точно так же одинок.

В коридоре пахнет супом.

Пыльных рыбок не вспугнешь,

Ненароком хлопнув дверью.

Зря сегодня падал нож,

Зря я верила поверью.

За окном крахмальный снег.

Ничего мне здесь не жалко,

Только кто же на окне

Будет поливать фиалку?

Век бы гладить для тебя,

Хоть не руки – так рубашки…

Отрекаются, любя.

Может быть, возьмут в монашки?

Светлая моя тоска

С белым снегом, с белым храмом.

Ты в застиранных носках,

С тоненьким над бровью шрамом,

С тонким, как щенка скулеж

В комнатной тиши глубокой.

В каждом слове будет ложь,

Если слово не от Бога.

Буду целый год молчать,

Раздарю подругам платья.

…Чьих просивших губ печать

от помады на Распятье?

Что просить? Прошу: прости,

Мне ведь ничего не надо.

Чтоб запомнили – уйти

Хоть на все четыре взгляда.

Он и Сам все видит! Грех –

Зацелованные стопы.

За меня же в ноябре,

В день рожденья выпей стопку.

* * *

Промокнув, слоняясь весь день по дождю,

Греть руки над «вечным огнем» – не кощунство.

К промокшему, в птичьем помете вождю

Испытывать теплое чувство.

На розовой клумбе – три белых цветка.

(Кто по семенам разгадает различье?)

…А в Древнем Египте душа – двойника

Нашла бы из тысяч обличий?

Но чист, кто безвестен – вельможа, плебей

Иль жрец. (Непонятная метаморфоза,

Как символом солнца мог стать скарабей,

Катавший комочки навоза?)

Всё хлюпает дождь. Со слезами лицо

Из камня - живей и похоже на лица

Людей. (Не хотелось бы, став мертвецом,

Служить только пугалом птицам!)

Оставив дождю барабанить в зонты,

Сбежать на окраину с рыжим трамваем,

Где ветер трепещет в осинах, где ты

Естественен, раз неузнаваем.

* * *

Вот-вот прольется туча – чуть задень!

Сережки тополей взорвало пухом.

Сегодня Троица, великий день

Отца и Сына и Святого Духа.

И в церковь принесли стволы берез,

И у Распятья воск накапал слез.

И нищие галдят, как воробьи,

Бросаясь из-за милостыни в драку.

Я их бедней, но здесь они – свои

И «Аллилуйя!» подпевают дьяку.

И сено на полу и в алтаре

Растоптано на плюшевом ковре.

И пахнет лугом свежая трава,

А от ладоней – ладаном и детством,

И птицей рвутся пленные слова

Под купол, чтобы в росписи глядеться,

Под люстры перевернутое вымя –

Всего три слова:

Господи, прости мя!

* * *

В ложке лицо

Изогнутое

Перед концом

Песок буду есть

Перед концом

Вскипит вся вода

Перед лицом

Отца-Господа

Сумасшедшая мне

Все совала дневник:

«Увидала во сне,

будто я – твой двойник!»

…Я скребу мумие

амальгамы зеркал,

только в ложке ее,

вот ей-Богу – оскал

Больше я не смогу

Ни рыдать, ни любить

Кто-нибудь, кто-нибудь

Согласитесь убить,

Положите в футляр –

мягкий склеп, тихий склеп.

Ритурнель, ритуал

Мне хватает на хлеб –

Угощаю борщем

За свой счет, за свой счет

Ну полней! Ну еще!

Ну больней! Горячо.

Где тут был

Со ставнями – розовый дом –

Голубыми. Топил

Папа печку углем.

И в углу – мой стол,

А на нем – герань,

Чтоб боялась моль.

В такую рань

Мама булки печет –

Значит, Новый год.

* * *

Курантам бить, курсантам пить,

И луковки церквей горчат.

Ну разве можно нас любить?

И разве есть за что прощать?

Века за водкой поминать.

Эх, жаль, земля не на китах!

И время елки распинать

На перламутровых крестах.

Ну что наемный Дед-Мороз

Несет? – в фольге блестящей грусть.

И плачет над землей Христос,

И я боюсь, что я сопьюсь.

И белят черно-Белый дом –

Я видела, как он чернел.

Не смоешь копоти дождем

Из слез и голубых чернил.

И красен Кремль, и в звездах кровь

Горит на столько верст и лет!

…Лишь пьяная моя любовь –

Мой сон, мой сын, мой слабый свет.

Звенеть в Сочельник бубенцам,

И Рождества недолго ждать.

Идти с востока мудрецам,

На запад солнцу западать,

Где храмы петухи хранят,

Не знающие топора.

Куранты бьют, курсанты спят.

А мне пора.

Высказаться?