Елена Элтанг 


*** 

головастиком тритоном 
ухожу поглубже в ил 
в галицийские затоны 
в темень тисы монотонной 
в гул волынки телефонной 
под крулевскую попону 
где бы ты меня любил 

закарпатское мальфарство 
еж ворующий луну 
вшистко едно фарс и барство 
ах омела не лекарство 
сладко львовское коварство 
ухожу в такое царство 
где бы ты меня одну 

ввечеру не выпьем кавы 
из аптечных пузырьков 
то есть панские забавы 
мне попутчик мой картавый 
поднесет другой отравы 
тут и выйдет пот кровавый 
а виновник был таков 


*** 

мастеру пиррону, чинившему инфинитив 

стишок, забытый на качелях, 
намок, в нем ложь, да в ней намек, 
ты отбываешь еле-еле 
свои вакации, как срок, 
и протекаешь между строк, 
как между пальцев в дни веселья 
текут и деньги, и вино, 
стишок намок, немой, немилый, 
иначе - дачный, суждено 
ему раскиснуть, что есть силы, 
и, как слезу, пустить чернила, 
с водой и глиной заодно 
на дно озерное стекая, 
до целлюлозы истончив 
свое обличье, мастерская 
закрыта, мастер был учтив, 
он починил инфинитив, 
быть иль не быть, свинья такая 


*** 

ты утомителен как скептик 
(вещь такова. к чему орать?) 
и скепсис твой как антисептик 
разьел мне руки и тетрадь 
пиррон придурок ради бога 
уж лучше был бы демагогом 
нет клади слаще чем тревога 
(как дым от жертвенной треноги 
что распыляет благодать) 
быть иль не быть вне монолога 
пустое место игры слога 
тебе ли этого не знать 
а у меня уже изжога 
от этих игр ядрена мать 


*** 

а помнишь у фроста:
ты остров он остров
так просто так остро 
хоть локоть грызи
прохватит зюйд-остом 
от марса до ростры
не хватит ли? землю
не видно вблизи
а остров твой дремлет
в боспорской грязи
бесспорною геммой

а помнишь у пруста:
мадленки без хруста
надкусывать грустно
макая в чаёк
из липы безвкусной
французский как устный
зубрить? постепенно
пока невдомек
что церковь мадлены
господний буёк
из пробки настенной


    ..^..



Изяслав Винтерман 


Вариации 


***


Нас вытеснят в туман от моря,
в густые с блеском облака,
на склоны гор. И торе вторя,
мы будем, как песок. Века
мне будет снится море это,
в глазницах пленная вода
играющая светом, цветом
и чем-то большим иногда. 

С колючих гор, терас змеинных
и окольцованных холмов
Бог смотрит страшно на невинных,
сжимает обручами слов.
Нас успокоит только вера
на этих выжженых хребтах,
и россыпь брызг в порывах ветра,
и купол солнца в небесах. 


*** 

Отгонят, как туман от моря,
густые с блеском облака
на склоны гор. И торе вторя,
утихомиримся. Века
в глаз будет биться море света
и на ресницах тлеть вода
воспоминаньем Крыма, лета,
небес бегущих в никуда. 

С колючих гор, терас змеинных,
и окольцованных холмов
Бог смотрит страшно сквозь невинных,
сжимает обручами слов. 

Нас успокоит только вера
в застывших каменных песках
соблазны брызг, порывы ветра,
и купол солнца в небесах. 


    ..^..



Елизавета Михайличенко 


ОСЕНЬ ВОЛКОЛАКА 

Утоли мою ненависть, серый асфальт подворотни,
раствори ее в стертом рассвете,
в бесцветном, безвольном отношении к жизни,
в незнакомом мне небе луна мельтешит, как на корте
мячик теннисный.
В тусклом асфальте луна — несвежая рыба. 

Мокрый пейзаж, подгнивающий воздух устоев
тихо шипит, спотыкаясь о мой перегретый, ненавидящий мир.
Мне видны бытовые устройства, я комик,
заболевший тревожным предчувствием скуки, стерся до дыр. 

Буду взглядом тоскующим тихо лакать закат.
Ночь — белье застирает, пятна покроет синькой.
Мы помянем его — день, что вышел кругом виноват,
был наказан и умер, зарезан — кроваво и стильно. 

Быть обычной дворнягой. Отнять у ребенка игрушку.
Кукле шею свернуть. Мяч прокусить, чтоб знала.
Где та девчонка, что раньше меня за ушком
чесала,
сюсюкала, дура, еще до того, как зАпил,
не приобщился к крови, не стал сильным псом войны,
еще до того, как силу набрал в спортзалах,
еще до того, как начали сниться сны.
Зря я ее… что не тронул — жалел и жалею.
Легкое облачко ходит за мной по пятам
с миндалевым запахом горьким. Когда околею
нет места мне там. Нетместамнетамммм… 

Теперь буду тихо. Пакостить. Гадить. Плакать.
Все, все не совпало. Все мимо. Все в молоко.
А яблоко знания просто на землю упало —
сожрано яблочко внутренним червяком. 


    ..^..



Геннадий Рябов 


*** 

Отпевали полковника. 
Свечи трещали чуть слышно.
А церковное трио печально тянуло слова,
что летели под купол,
где был нарисован Всевышний.
И - бледнее стены – 
над покойным склонялась вдова. 

И в ротонде порхали
печальные ангелы в белом.
За туманом в глазах
их, похоже, не видел никто.
Офицеры крестились 
неловко, стыдясь, неумело.
Им бы водки - 
все легче.
Но пить они будут потом... 

………………………… 

Мне шопеновский марш
проиграют когда-нибудь свыше. 
И слезинки твои
Упадут, обжигая траву…
А пока я живу.
Чтобы чувствовать, видеть и слышать.
И любить… 

Я не знаю, зачем я на свете живу. 


*** 


От ночей из томящих бессонниц
и кошмаров, где сладкая жуть,
от раздумий, тревожащих совесть,
от поступков, которых стыжусь, 
от полетов под мутной луною, 
приносящих свободу и грусть,
и от бед, призываемых мною,
и от счастья, сдавившего грудь,
от восторженной глупости детства
и цинизма в седые года
есть одно стопроцентное средство:
не любить.
Никого.
Никогда… 



*** 

Все повторится:
санаторий «Дюны»,
каморка на последнем этаже…
С тобой мы снова беззаботно юны,
как четверть века не были уже. 

Без лифта на восьмой – ничуть не тяжко. 
И без зонта не страшно под дождем… 

Ты хочешь дочку?.. 

Мы с тобой дворняжку,
собачку – непременно – заведем… 


    ..^..



Лар 


*** 

проплывая меж белых ладей
повсеместно идущих дождей
различаю сквозь веки стекла
стрекозиные плески весла 

не прочитан таинственный взмах
не дрожит веретенце у прях
перекручена нить за бортом
вызревает осенним листом
выпадает водой из морей
у балконных разбухших дверей 


    ..^..



Александр Ефимов 


*** 

Езжай-езжай, езжай в свою Москву, 
она, торговка, приютит сестренку, 
а нам и здесь неплохо на плаву, 
вдыхаю йод, размывший синеву, 
и окунаюсь в невскую зеленку. 

Столичный отдых, срочные дела, 
в Москве – дела, Дела, у нас – делишки. 
Переродилась, вызрела, сдала, 
меня, другого, мне не родила, 
устала жить в моей четвертой книжке. 

Езжай, езжай в Москву и не забудь 
забрать котов – приемных наших деток, 
они семья, а мы уж как-нибудь – 
речного йода на мосту глотнуть 
и помянуть на выдохе Поэта. 

Езжай в Москву и передай поклон 
первопрестольной от меньшого брата. 
Он безнадежно беден и влюблен. 
В сестру влюбленный, с тем и вырос он 
из рукавов Невы, из Ленинграда. 

11.07.2003 


*** 

«как дела?» – «ходил после нас к невесте» 
«а твои?» – «на мужнем не пусто месте» 
по весне лежали бок о бок, вместе 

говорит о чувствах, скажу: детишки 
говорит о детях, скажу: излишки 
говорит о долге, скажу: из книжки 

это нежный зуд между ног у светки 
это воет зверь, охуевший в клетке 
это школьник бритвой свои отметки 

говорю: утешу – смеется звонко 
говорю: паскуда – храбрится, женка 
говорю: подруга, душа, сестренка 

сколько улиц в городе полуночном? 
а мостов – над счастьем твоим проточным? 
этой ночью, лихом, не позже, точно 

оброненных слов – не мудрее утро 
не указ нам – библия, камасутра 
дураку – пофенькать и сделать мудро 

13.07.2003 


    ..^..



Олег Горшков 


Маме 

Примеряя у зеркала 
Сшитое на лето платье, 
В отраженных зрачках 
Ты вдруг детскую веру в любовь 
Обнаружишь свою… 
И обронишь задумчиво: хватит 
Шить наряды себе, - 
Вот последняя, сын, из обнов. 
И добавишь, тая 
За уловкой улыбки смятенье: 
Мне теперь бы успеть 
Все обновы до смерти сносить, 
Мне дал Бог бы успеть 
В этом белом, подобном метели, 
Нежном шелке ласкать 
Своих правнуков, сколько есть сил… 
Боль застанет врасплох, 
Оплетет, перехватит дыханье, 
Пошатнет потолок, 
До прожилок ошпарит виной. 
Мама, милая, нет, 
Мы еще тебе скажем «Ле хаим», 
Когда выйдет плясать 
В круг праправнучек будущий твой. 
Мама, милая, да, 
Надо шить, не страшась этой веры 
Беспокойной своей, 
Неразменной и вечной, как жизнь. 
Мама, шить надо впрок, 
Так апрель вышивает на вербах 
Пуховик для весны, - 
Мама, шей!... и любить не страшись… 


    ..^..



Алексей Рафиев 


--- 

Сбежав, сорвавшись, вывихнув мозги…
Все ничего, пока всего в достатке.
Я в этот мир впиваюсь, как москит.
Мне не хватает сил для пересадки 

души, моей единственной души –
той, без которой впору удавиться
в бездушной, остановленной тиши –
до тошноты… Как вольная станица, 

как перебежчик через рукава
Пьеро, похожего на устье Волги,
я вырастаю, как растет трава,
как из людей произрастают волки. 

Я замираю тенью на стене,
волной пшеничной на бескрайнем поле.
…и не хватает силы мне, и не
остановить меня помимо воли. 


--- 

Светает. Меркнет бледная луна,
захлебываясь в сером полутоне.
Жизнь коротка, и вся ее длина
читается по линиям ладони – 

как формула, как взвешенный тупик,
отодвигаемый рукой от края,
когда толпа разорвана в час пик.
…прозрачный город. Жизнь – она такая – 

совсем не то, что видится впотьмах,
совсем не то, что кажется в начале.
Светает. Я почти, как древний маг,
приговоренный днями и ночами 

на свет и тень, на всплеск полутонов,
на оторопь своих реинкорнаций.
Жизнь коротка, и мир не так уж нов,
и нет причин для смены декораций. 


    ..^..



Вероника Батхен 


*** 

Несыплется с неба невидимый снег,
Мешая прохожим спешить,
Развязку дорог иероглифом «нет»
С моста остановок спиши.
По торжищу тихо проходит январь –
Седой аутсайдер в джинсе.
Закат на киоски кропит киноварь,
Пока собираются все
Двенадцать за тайной вечерей в саду,
В тени недозрелых плодов,
По дружески делят слова и еду,
Увы, одоление льдов
Ведет к удалению вверх от земли,
Ветвей и ладоней и грив,
А струи воды оставляют в пыли
Морщинистый глиняный глиф.
Из праха, как водится… Им ли не знать
Апостольской правды времен.
Встаешь, чтобы падать, растешь, чтобы снять
Шапчонку. И дядя Семен,
Вертя в толстых пальцах брелок от ключа
Посмотрит и скажет «Пора
Поставить печать и ожить и кричать
Эвоэ, да здравствует рай!»
Двенадцать весь вечер сидят у костра,
Беседой часы бороздя.
Особенный, пряный, пронзительный страх –
У них оказаться в гостях.
Увидеть, узнать, не остаться немой,
Просить (…попроси и спасен…)
Не яблока летом, не снега зимой,
Корзиночку ягод – и все.
Не хлеба, не чуда, не места у ног...
Корзиночку ягод и все. 


    ..^..



Мурена 



Крымское 

Коралловые нити тамариска,
Глициния на склонах Коктебеля,
У пляжа мелкий бисер одалисок,
Наложниц из соседнего отеля,
Здесь дарит море женщин в час прилива,
В долинах золотого винограда
Резвится Бахус крымского разлива,
Янтарный бог вселенского разврата.
Здесь в волны вплетены тела
Роскошных женщин и мужчин,
Растет инжир и мушмула.
И муэдзин с религиозным фанатизмом
Выводит мусульманский джаз,
О, эта вечная харизма!
О, южно-крымский Монпарнас!
О, эти лунные мигрени,
Стихия, море поэтесс,
Где на секунды омовенья
С души снимается протез.
Ароматическое буйство
Лаванды, туи, тубероз.
О, это хвойное безумство,
Июньский, временный психоз. 


    ..^..



Серхио Бойченко 


QUOTH THE RAVEN - NEVERTHEMSE 


темзы на память главные лейтмотивы
бабочкой карпэ дьем 

был привлекался табачил косил алиби
'льбом раскрываючи предъявляю ксивы
темы на память главные лейбмотивы
осени кланяюсь рыжим сухим лбом 

осени на коленях твоих альбом
палок откуда листочки и переливы
дважды в минутку чио потом бом-бон
дикие абрикосы кислые с ноготок сливы. 

льющееся по ручью щепок
сохнухщее на ветру без скрепок
в лужице мелко бесом играет толк
ноготков перезвон. 

скрипок не заказали седой волк
желтые когти не могут струну трогать
танго чужое поверх чужих поволок
по главмотиву чулка сонно ползет лейбкоготь. 

тут закрывается книга рвется струна
захлопывается одна за одной страна
лопается одна за одной печаль
как на воде дождинки за далью даль. 

20 июл 03 


*** 

ой, летiли дикi гуси
до свiтанку у недiлю дощову... 

атэншн амиго спокойно
у нас уже все позади
отрыжкой неспетые войны
и стон из похмельной груди. 

и море прийдет и отступит
и дважды за сутки предаст
замочит и высушит в каменной ступе
известку и прочий даст. 

гуси летели крылом задели
за синие залетали дали
на кителе осень дожди недели
за взятие бог чего дал медали. 

13 июл 03 


    ..^..



Константин Лебедев 


*** 

В их головах рокочут злые муги 
А по сердцам топочут злые муки 
Им зря твердят, что истина в досуге 
Друзья - врачи и хитрые супруги. 
Опять сказав себе "в моей ли власти 
Забыть о том, что сам себе тюрьма я", 
Они поют "I prophecy disaster" 
И бьют стекло, шнура не вынимая, 
Они плетут небесные канаты 
И в черном шелке жизни видят бреши. 
А с облаков плюются хаттифнаты, 
С издевкою крича "куды грядеши". 


    ..^..



Анна К. 


*** 

Адам был наг. Адам был бог из бога.
Богатым был. И убыл в глинозем.
Из дочерна распаханного бока
Родился тот, кто первым был спасен.
Адамов ад – моргать на мириады
Потомков плоть от пота и труда.
Они огромны, ражи, рыжи, рады.
Они руда для времени когда.
Сминая и растягивая сроки
Спираль под пальцы сыплется струей
Столпотворенья света, звуки, токи
Свиваются в тугое остриё. 
Небытие. Бессонное бестенье.
Вселенная внесенная в клубок
Нитей нетерпеливого смятенья.
Миг. Маятник. И слово было Бог.
...Лениво разворачивалась драма –
Премьера мирового пиздеца.
Потомки неуемного Адама 
Плевали вниз с небес на праотца. 


    ..^..



х 


*** 

Звезды тонкими шпильками давят меня,
Значит жизнь моя сверху сплошная ху…
Значит, шагу свободно ступить не могу!
Наступлю босиком на степную траву:
Стебелёчек, листок, лепесток, - и живу… 
Тайный промысел божий под знаками рыб
Нам моей головой совершает изгиб: 
Блеск лупатых зрачков, пестрота плавников,
Ни сетей, ни крючков, никаких берегов,
На губах - пустота дождевая на вкус 
И я чувствую, что своей кожи стыжусь...
Мимо ходят стада и туда, и сюда,
Шепчут в ухо: пуль.. нуль…
Черных дыр маета 
Пузырьком выпускает меня изо рта,
Я сливаюсь с лимонной румяной рекой, 
Тихо падая вниз желтоглазой росой,
На другой лепесток, на литок, на песок,
На девятый этаж, за трехфазный замок,
Под будильника дико орущий звонок:
«Ну привет, дорогой, просыпайся, гляди! 
Мы проспали с тобой. Время- без двадцати…
Я люблю тебя…»
Я выхожу за порог:
Под скорлупками крыш,
В серых нитях дорог
Этот город-малыш без меня одинок. 


    ..^..