Осенние элегии, написанные в августе 

*** 

Избранные места из переписки с городом.
Круговорот стихий. Выспренная печаль.
И затруднённый подъём, озаряемый золотом
Солнечного луча... По вечерам молчат
Тени твоей души. Собственные изваяния
В лужах заговорят на языке любви.
Выросшие на дрожжах неподкреплённые знания
Просятся на бумагу. Выключить бы TV.
Слово на языке. Проволокой колючей
Ты оцепляешь азбуку, город, его детей.
И обещаешь дар. То ли заветный ключик,
То ли несметное множество 
Запертых на ночь дней. 

*** 

Братство лета и осени равенство.
Математика пришлых погод.
Я охотник за словом. Мне нравится
Запах риска и опыт погонь.
То и дело свобода мерещится –
неподвластный уму концентрат.
В чувство-лиственном шепоте-шелесте
Слышу голос внезапных утрат.
И янтарная эта акустика
здешних мест подтверждает – сентябрь
Любит выслушать струнную музыку,
чтобы снова придумать тебя.
В перелесках, в проулках прерывисто
Он играет на листьях дождём.
Я охотник за осенью. Истинно
Говорю: скоро мы заживём. 

*** 

...И пуля, знаменуя день курка, 
ловила воздух, метила в предзимье.
Ломались копья, и твоя строка
Не спорила со строчками моими.
... И этот день был холоден и наг,
Ревнующий и в глубине ревущий.
Роса на стол ложилась словно лак.
И даже ложь была не столь колючей.
Превратности – такие же врата.
Иди ко мне, октябрь. Гаси светило.
Лей звёздный свет из громкого ведра,
Чтоб всем его с добавкою хватило.
...А скоро здесь пройдет лунатик-снег.
И день курка закончится височной
Невыносимой болью. Человек
Познает вкус осенних одиночеств. 

*** 

в ритме нам не знакомого вальса
осень движется там, за окном
и деревьям кричит: раздевайтесь
применив запрещенный приём 

слёзы брызнут (ты лук что ли резал?)
или мода на слёзы сейчас?
убывает воскресная месса
за собою минуты влача 

нас так мало осталось и осень
долгий день продлевает не зря
за Марией плетется Иосиф
ангел шепчет что плакать нельзя 

кома танца любовного, пытка
бесконечно-порочных колец
и на сердце тяжелые слитки
возложил беспокойный творец 

ты идешь на любимое имя
слыша звуки скользящих слогов
видя как расплывается иней
по озябшей поверхности снов 

    ..^..



*** 

Вечерами мне хочется выть, не быть.
Полюбив свой сон, не могу испить
Чашу сна, утоляя жажду.
В нашем доме такая стоит пора,
Что вполне банально сказать «пора»
И уйти на пустые пляжи. 

Человек, озираясь, глядит в себя.
На него, сомневаясь, глядит судьба.
За судьбою никто не смотрит.
В нашем доме молчанье – уже не гость.
Мой ответ вселенной: «Меня не брось...».
Муза сфер захлебнулась нотой. 

Мой призыв не слышен, и свет небес
Так устал от странствий, что даже весть
Перестала казаться вестью.
Тайный ужин при свете одной свечи.
Обнажают волны свои мечи -
Сохраняют остатки чести. 

Мы пребудем вместе, пока везёт.
И неспящих птиц нам не чужд полёт.
Из окна – лучший вид на землю.
Но пустует место, где стать святым
Невозможно. Редеют друзей ряды.
И нельстивые рты немеют.
  

    ..^..



Где света нет, где просто связь... 

Где света нет, где просто связь,
Где темнота скрывает окрик,
Там люди, над собой смеясь,
Притихший покидают округ.
Где рэп, где стэп, где просто джаз...
Песок сухой, но берег мокрый,
Который надобно отжать
И как финал рассказа - 
Скомкать. 

Где мозг, где мост, где влаги власть,
Река, вина и винный погреб,
Там кошка с крыши сорвалась
Под чутким руководством Бога. 

А в домоводстве – как всегда.
Король – огонь. И мать – Электра.
Пьют чай. И сетуют при этом
На будущие холода. 

    ..^..



Милая сущность дурного дня 

Cегодня дурной день.
Кузнечиков хор спит.
О. Мандельштам 

Вот она – милая сущность дурного дня.
Не обращай вниманья. Тьма наступает быстро.
Звёзды, которых не вижу, глядят на меня,
Искренне ищут, но не находят смысла. 

В сейфе открытом наших вчерашних снов -
Пачка банкнот. Мы же с тобой - банкроты. 
Видим друг друга, но не находим слов
Ни для признаний, ни для тупой остроты. 

Вот она – милая сущность прогулки без
Шляпы, очков, зонтика, посоха, сумки,
Без остальных полузащитных средств.
Даже послушная тень прыгает в сумрак. 

Ей говоришь: «В сторону шаг – побег».
Сетуешь слепо на неподчинение схеме.
В хор насекомых втиснулся человек,
Ищущий в стоге иглу и в романе – тему. 

Так запасной герой ищет в душЕ огня,
Чтобы излить на героиню свою азартно
Нежность горячую... Сущность дурного дня –
В тихом «устала», в обыкновенном «ладно», 

В полном согласии с небом, его гримас
Не сосчитать, и миллион оттенков
Не замечается нами - в который (о, Боже) раз... 

Скукой замученный плющ
Лезет на стенку. 

    ..^..



Splinter of Ice 

There is a splinter of ice in the
heart of a writer. 
Graham Greene 

Покуда не стемнело, зеркала
Копируют черты оригиналов,
Творя кумиров, призраков плодя.
Над городом расправит крылья мгла
И обведёт холмы, как по лекалу.
В бокале зазвенит осколок льда. 

Ты слышишь вздох осколка. И стекло,
Чья хрупкая броня боится трещин,
Спонтанно бьется. Мнётся, как фольга.
Но как ни странно – это помогло.
Так ветер помогает слову «вечер»
Стать вечером и не нажить врага. 

В душе ты, вероятно, полагал,
Что зеркала, времён не выбирая,
Из подражанья извлекают смысл.
Но вот перед тобой – оригинал.
Налево – холм. Направо – двери рая,
Где Бог героя вызовет на «бис». 

Не растопить, не растворить, не стать
Глотком воды, скользить подобно льдине,
В гольфстрим души держать невечный путь...
И от попыток выжить так устать,
Что уступить и место на картине,
И в фильме роль. Точнее, соскользнуть. 

А это что? Не айсберг – просто айс.
Монблан вспотевшей крыши, шпиль собора
Готов воткнуться в мякоть духоты.
Зато внутри – почти что кайф. И нас
Встречает на пути Вергилий добрый,
Переходящий с ангелом на «ты». 

Покуда не стемнело, я скольжу
Вдоль кромки, ободка, канвы зеркальной,
В оранжерее льда взрастив цветок.
И сокрушаюсь, видя, что крошу
Стеклянный мир, чей контур снова тайна,
Чья сущность потерялась между строк.
  

    ..^..



Несбывшееся 

Вот еще один рассказик. О чудесном.
О несбывшемся герое одиноком.
Просыпается, зевает день воскресный,
И суббота из ворот выходит боком. 

Тянет ниточку удачи, путь к успеху
Безутешными признаньями усеян.
Расскажи-ка, что же надо человеку,
Состоящему из тихих опасений? 

Что же надо человеку? Кличку «лишний»?
Стрелку в сердце незажившее, больное?
Ты попросишь написать, и он напишет
То ли повесть, то ли слово на заборе. 

Расползаются по швам чужие судьбы,
Словно книги по страницам, по цитатам.
Человека то полюбят, то разлюбят
Нет, не женщины, а музы и утраты. 

Рвутся нити (так положено), и хнычет
Рой героев запасных, сыгравших плохо.
Человеку не хватает: денег, спичек,
Фляги с водкой на последнюю дорогу. 

    ..^..



Риторика прощанья (Сан-Франциско) 

Город, в котором облако дыма клубится,
Не изменился. Лишних две-три морщинки.
Из-за кулис кучевых смотрят на землю птицы.
Cледствия заглядываются на причины.
Город, в котором жила, вывернут наизнанку
Памятью, чья волна шепчет устало: «Вольно»...
Кровь предзакатного солнца течет из ранки,
Падая капля за каплей в тугие волны.
Шахматные фигуры готовятся к новой битве.
Сны в совокупности напоминают улей.
Город на троне. Прошлому позавидуй
И удирай побыстрее, чтобы не затянуло.
Алая лента моста – видно, к открытию мира.
То, что в нём нет тебе места, тебя не смущает.
Настоящее, познавая себя, познаёт и климат,
Сопровождая крик чайки
Риторикою прощанья. 

    ..^..



Happy...To You 

О.М. 

Еще не вечер, но уже не день.
Тот странный час, когда меняешь кожу.
Когда снимаешь джинсы, чтоб затем
Прохладным платьем вечер подытожить.
Когда изъяны «иней» не видны,
А недостатки «яней» совершенны.
Тот странный час, когда душа – в тени.
А мы – на стыке твоего рожденья
И нашей общей жизни. И строка,
Подозревая собственную краткость,
К познанию самой себя близка.
И я найти оправу ей пытаюсь. 

Чего же боле? Фонари зажечь?
Из циферблата выпустить на волю
Живые числа? Между нами – меч
Убрать, услышав голос в изголовье?
А, может быть, вздохнуть и прочитать
Тебе письмо? В нём выношены мысли.
Где ты, где я, где тонкая черта – 
Свет одиночеств, темнота единства. 

Что я могу сказать? Что жизнь в пути
Куда быстрей топтания на месте.
Что сущность мира в том, что он – один.
Миры другие нам не интересны,
Поскольку нас в них нет. Идти с тобой
Вдоль окаймлённых пустотой окраин,
Четвертый день наполнен тишиной,
И сумрак внешний 
Внутреннему равен. 

Неподалёку дышит океан.
Пускай он глух, но все равно услышит
Симфонию, что льётся из окна.
Он оживает так скоропостижно.
И настигает нас (верней, тебя).
Твой день рожденья... Нет, скорее вечер.
В твоих глазах читается опять
Уже не мудрость, но ещё не вечность. 

Мы выйдем в люди. То есть посетим
Бар на углу (задолго до закрытья).
Мы выберемся вновь из паутин.
Вот так Тезей, держась за нить наитья,
Из лабиринта выбраться спешил.
Зла не держа. Обиды не запомнив.
Держись, душа, за край другой души.
И мы покинем анфилады комнат.
И, выйдя в свет молочный фонаря,
Подыскивая новый заголовок
Своей любви, вдруг обнаружу я,
Что вечер рядом. Синий. 
Нет, лиловый. 

Другой! Чужой. Открытый ветру, мне...
Вы оба ждёте точки. Окончанья
Последней мысли. Окончанья нет.
Спокойствие, скреплённое печатью,
Договоренность, дружеский контракт,
Подписанный в конторе безразличной.
Аккорд финальный – яростный закат –
Тьму, отделив от света,
Станет притчей. 

«Другой!» Татьянин возглас слышу я.
Гостиничный балкон. Душою русский,
Ты заключён в объятья бытия.
(А между строк – в объятья странной грусти).
Так простодушно на тебя смотреть.
Молчать о том, о чём молчать – законно.
И спрашивать, и спрашивать не сметь,
О чём молчит сей сумрак заоконный.
И, мантрою туманов огласив
Рельеф холмистый, что красив по-женски,
Ты, город, принимаешь мой наив
И отвечаешь мимикой и жестом. 

И вот ночные всадники летят.
Волхвы с дарами движутся навстречу.
Твой мимолётный, но серьёзный взгляд
Ловлю, как день. Как часть бессвязной речи
Сирен и шума, дыма до небес,
Бесед домашних с кучей недомолвок.
Пространства много. Времени – в обрез.
Как мало нужно...Да, совсем немного
Для счастья, запрещающего нам
Смеяться или плакать в одиночку.
Из вестибюля мы шагнём в туман,
Соединившись с августейшей ночью. 

    ..^..



кругосветка 

В тихом нью-йоркском баре, видя, что убывает
В треугольном бокале чуть горьковатый мартини,
Я забываю нас, собираясь в дорогу. Забавы
Памяти таковы, что родственны паутине. 

Дождь пронесётся мимо. На всякий случай.
Мечтая о кругосветке, я все же боюсь возврата
К пройденному отрезку. В скважину вставив ключик,
Я не открою дверь. И не нарушу клятвы. 

«Дзинь»... издаёт латунная ложечка, упав на стойку.
Материя на глазах становится отвлечённой.
Я забываю нас, надеясь на будущее, поскольку
Прошлое, уходя, сливается с небом чёрным 

И с пустотой, которая, как мне кажется, глубже
Смерти. Из угла доносится имитация джаза.
Как хорошо, что некому бросить в лицо: «Послушай!»
И необычно, что некому мне сказать:
«Закончи фразу...» 

    ..^..



Чтение в темноте 

Иноземец читает меня между строк.
Мне поэтому так и легко.
П. Барскова 

Было время – читали другие. Читать
Приходилось во тьме по слогам.
Открывалась, как дверца, чужая тетрадь.
Залетали в неё облака.
Было время – молчали. У сложных натур
Молчаливость – понятный язык.
Два-три слова возьми.. ощути остроту...
Ты к изыскам морфемным привык.
Было время – скучали. Звонили. Звенел
Колокольчик по мне и иным.
Быт, знакомый до слёз, удалившись от дел,
Был изнежен и слишком раним.
Проводи меня до... Полюби меня за...
Находился повсюду предлог.
Было время – и я рисовала пейзаж,
Забирая у солнца тепло.
Подари мне на память... А дальше – провал.
Только рифмы холодный маяк
Наведёт синий луч на такие слова,
От которых рассеется мрак.
Остальное расскажет герой по пути,
Дополняя сюжет плутовской
Полнозвучным «прощай», 
Невесомым «иди»,
Тишиной и глубокой тоской. 

    ..^..



*** 

Поскольку так бестелесен друг,
Поскольку непробиваем враг,
Войди-ка в сферу моих разлук...
Из плена лета – в предзимний страх.
Из круга ветра – в квадрат дождя.
Тетрадок школьных косой разбег.
Я здесь проживаю почти шутя,
Серьёзно думая о тебе.
Поскольку лето к рубашке льнёт
Спиной, не знающей больше ласк,
(Сегодня – влажно) сотри налёт
Фальшивой ржавчины с тусклых фраз.
Смеёшься... Видишь ли, мой герой
Почти бесплотен. Его портрет 
Стареет быстро. И спрятан мной
От глаз ненужных. Его здесь нет.
И всё, что начаться готово здесь,
Частями расставлено по местам.
Частенько по-волчьи смотрю я в лес
С таким знакомым названьем «Там».
И счастье, милый, маячит вновь,
Летя окурком с балкона вниз
В ночную тьму, в неглубокий ров,
Не уставая стремглав нестись. 

    ..^..



*** 

Двухкомнатное будничное море.
Волна чужая в зеркало глядится.
Воскресный день, родившись в коридоре,
Готов вот-вот перевернуть страницу.
Причалы снов и камеры попыток.
Кафе открыто. Темнокожий мальчик
На мостике разглядывает рыбок. 
Закрыл бы кто Пандоры 
Хитрый ларчик. 

Закрыл бы кто ворота в этот город.
Устроили бы ярмарку тщеславья.
Трехмерное изысканное море
Становится давно знакомой явью.
Метафоры теряют спецэффекты
И выгорают на июльском солнце.
И больше ничего не остаётся,
Как в дальний угол
Зашвырнуть газету. 

    ..^..



тренировка памяти 

Ты помнишь «Монастырскую избу»,
Калейдоскоп глухих дворов московских?
Ты помнишь, как пеняли на судьбу
С тобою мы, нелёгкие подростки?
Впадая в детство, ненавидя тех,
Кто старше был, уверенней, сильнее...
Ты помнишь, целовались в темноте,
И поцелуи, падая, звенели.
Не рай, не ад, не кольца, не круги...
Лишь скучные расплывчатые тени,
Что легче пуха, тяжелее гирь
Ложились на перила и ступени
Подъездов, где ни света, ни тепла...
Увы, я вспомню только половину:
Округлости Крылатского холма,
Да город, исчезающий из виду. 

    ..^..



*** 

Я научилась жить в тепле... А, может быть, еще учусь.
Я говорю «прощай» тоске и отвечаю «здравствуй, грусть».
Покуда щуплый календарь себя листает в темноте,
Я привыкаю к мысли той, что мы не те и дни не те. 

Я научилась тихо петь, но голос вязнет в духоте.
Ты можешь многого хотеть, а мне не хочется хотеть.
Прозрачным шлейфом тишина асфальт метёт. И все равно
Недостижима тишина и залпом выпито вино. 

В чужих местах, в которых нас не может быть, не может быть
Находят счастье на бегу любимцы лета и судьбы.
В родных местах, где продан дом, где боль в виске не истребить,
Ты продолжаешь плыть назад, а время вспять не хочет плыть. 

Я научилась жить в тепле и предъявлять задаче икс,
Вступая с игреком в игру, записывать сырой ремикс...
Покуда буквы танцевать готовы на бумаге вальс,
протянутая мною нить не порвалась, не порвалась. 

    ..^..



Несказуемое 

Не сказуемых длинная ржавая цепь
Обвивает рифмованный текст,
А улыбки метафор на бледном лице,
Предвкушающем сладкую месть.
Там, где рыба-печаль бьет хвостом по воде,
Там, где воздух теплей, чем вода,
Начинается долгий, немыслимый день –
То ли пятница, то ли среда.
Мы не ищем значений уставшим словам,
Обновляющим наши стихи.
Мы, читая, уснём и проснёмся сперва
На краю самой мягкой строки.
Выбирая то счастье, которого нет,
От которого хочется выть,
Перед сфинксом держать неизвестный ответ,
Вникнув в шелест бессонный травы.
В рамках смуглой жары, поглощенной игрой,
Мы – пейзажи ночные без звёзд.
Рассчитаемся снова на «первый-второй»,
Наступая комете на хвост.
И кидаясь на ласку, как зверь на капкан,
Гимн любви променяв на скулёж,
Я смотрю на чужие сейчас облака,
Ожидая то манну, то дождь. 

    ..^..



Рисунок простым карандашом 

Мы зажаты в кольце двух бульваров и трех городов.
За поля убежать по Садовому, сильно рискуя
Обломать карандаш. Нас сегодня с тобою рисуют
На Арбате художники с помощью красок и слов. 

Если есть самолет, значит, в тёмной аллее ковёр
Разложила восточная осень, но с западным лоском.
Я веду со стеной беспощадно-глухой разговор,
За стеной улыбнутся соседи, за окнами – звёзды. 

Я пишу не письмо, я пишу, что совсем не твоя...
Но.. туманное «но» проскользнёт и споткнётся о строчку.
От метафор изысканных клочья останутся, клочья.
Всё наследство любви – отголоски да сны февраля. 

Мы зажаты в кольце сквозняков, обнажающих суть,
Вызывающих видом бездомным знакомую жалость...
Если мы не спасёмся, то сутки немые спасут,
Возвращаясь к себе, убегая и вновь возвращаясь. 

    ..^..



немного сюра в холодной душе 

в глубокой чаще треснувших зеркал
двойник войну готов вести без правил
вглядись в себя – увидишь там зверька
плод снов цветных и сероглазой яви 

простор души богатства пустота
так тихо что становится неловко
разжав свои холодные уста
покой нарушить возгласом коротким 

в глубокой яме зыбкого песка
по виду – снег по вкусу – соль земная
растёт вовнутрь бескрайняя тоска
своей печали не осознавая 

вот бабочка с поломанным крылом
вот ветер сам собою унесенный
сегодня в баре самый вкусный ром
а может эль с закускою соленой 

мы выпустим на волю облака
из помещений с плотными дверями
ты кинешь мне стеклянное «пока»
и я его прибью к стене гвоздями 

и если есть возможность вместе быть
то надо приручить возможность эту
как зверя что ворвался в тихий быт
пятнистого медлительного лета  

    ..^..