|
  |
Стоянье в пробках усмиряет плоть... Стоянье в пробках усмиряет плоть... Но если б можно было прополоть мне Ярославку, словно грядку с луком, - я б этот август взял и проредил, а что осталось - щедро наградил прапамятью, празрением, праслухом. Я б слушал теплый и живой живот и прозревал, хоть ночь без звезд, бесовка! - что жизнь моя совсем и не живет, так, мельтешит, актерствуя в массовках, запоминал до боли, как белье с балона только - пахнет свежим ливнем... И луковое счастьюшко мое закусывал прополотой полынью. Камские каникулы 1. Плескаться в протоке, согретой июлем и сном, с ленцою водить по тускнеющей бронзой коленке и править на запад неструганым грубым веслом, на запах парной молока и вареньевой пенки... И будет теченье на ржавую баржу нести, но станет рука продолжением страха и воли и, только уткнувшись в песок, обнаружит в горсти горячую клейкую жижицу лопнувшей боли. А церковь, которая с речки казалась: маяк, потушеннный в прошлую ночь разыгравшимся штормом, - закрыла все небо... И каждый испуганный шаг, как вздох, отдается в невидимом куполе черном. И чудится: вот он, покой, и тебя занесло туда, где ты нужен, при этом не должен ни цента, и ястреб над домом - великое самое зло, и всё впереди, и тобою не правит весло, и гладят и ластятся теплые волны плаценты. 2. Текло полнеба по реке и утекало в направленьи известном тем, что, к сожаленью, о нем не знали в городке. А через реку по мосту стучал состав легко и споро без остановки (он ведь - скорый) то из Москвы, то на Москву. И мальчик, сидя под мостом таким же мошкариным летом, воображал себя поэтом, безвестно сгинувшим притом. ..^.. И NИ NИ NИ NИ NИ N 3. – Что с тобой? – Ничего… Не бойся! “Ничего” – это так, не страшно, просто взгляд в паутинный воздух. Ничего у меня не спрашивай. Это будет игра в прятки – будто кто-то из нас выжил, а другой навсегда вышел и оттуда следит украдкой. Если будем смотреть прямо, то сойдемся в одной точке, где, по-своему, были правы, и, по-своему, – так жестоки. Я устала смотреть в корень наших зол из любой точки. Как невольнице аллегорий, мне пристало и днем и ночью, задаваясь твоим вопросом, однозначно и многострочно рефлексируя и пророча, в паутине качать воздух. А “люблю” – это так просто… 2. Что со мной? – Ничего не бойся! На беду я смотрю в воду, на беду я сама – воздух, ты вдохни и живи! – Поздно… 1. – Подари мне мое сердце! Я же знаю, что ты выжил, ты себя у меня выждал. Сердобольный ты мой, – стерпим, мы с тобой эту боль слюбим, мы ее на меня спишем, будем чище, мудрей, выше, в паутине-то – сплошь слюни, и качай-не качай – пусто, а скучать по тебе – сладко, ты бы не был таким слабым, если не был бы мной попутан. Ну понятно, с кем не бывает – ты же помнишь – упала с неба, и была изо льда и снега, дымотканная, огневая, из речного была песка я, отраженная, недопетая, и какая еще – неведомо… Но и я не была из камня, отпусти меня! – Отпускаю… ..^.. Как разум – вещий сон...Я так зову тебя. Вся вечность – склеп, где сложены молчанья как попало” Татьяна Литвинова
Как разум – вещий сон, как твердь – траву, я чувствую, что все уже случилось… Пошли мне, Бог, молчание как милость. Я ни за что тебя не позову. Мой вещий сон, неволен и нелеп, перебинтуй молчаньями тугими. Кто знает все, как я была с другими? (Как знает вечность, если вечность – склеп.) Не будь со мной – ни с горя, ни с тоски. Не пребывай. Не прибывай, как лава. Как мне смолчать? Слова мои – отрава. Я только знак на линии руки. ..^.. ЦВЕТКОВ Неважно у нас обстоят дела в экономике. Мешают дороги, погода да пьяницы-алкоголики. Поэтому утром и тянет к духовной сфере Значительно больше. Цветкова, по крайней мере. Хоть сфера и круглая, он, несмотря на это, Книжки читает чаще всего в туалете. Привык, наверно, ведь ежели разобраться, Какой там дух! Пусть даже минут на двадцать Припасть к источнику знаний Цветков и сможет, Но вряд ли напьется досыта, да и негоже В его-то годы, недели, часы, минуты Отдыха, пусть и законного. Потому-то За завтраком думает он, что ничто не вечно, А вечно жена попрекнет чуть не первым встречным За то, что ленив, за привычку ее не слушать, А ночью к ней лезть (хорошо еще, что не в душу). Но дух Цветкова, привыкший не падать духом, Парит над чашечкой кофе свободной мухой, Жужжащей, что все ништяк, ну, без малой толики – Хорошей погоды, дорог и может быть, экономики. ..^.. Игрок Дождливые, крапленые дни. Проигрыватель: в ящик игра, и тишина, в которой мы одни, царапает винил…et cetera. Прости меня за то, что я - поэт: сегодня я - люблю, а завтра - нет. Какое бесконечное сегодня! Вот - душевая, холл, вот - преисподня, налево - спальня, справа - кабинет… И пахнет воском выключенный свет. Вытягивает шею динозавра красиво вымирающее завтра, А я люблю, еще люблю тебя! Из свежераспечатанной колоды сдают листву. Бубновый дождь холодный - бубнит о котировках октября. ..^.. Письмо из Азии (ответ)эпиграф 2 Капризом почты - упадет в ладони Конверт, видавший виды дальних странствий. Обратный адрес - Волга. В Волге тонет Бурлачья песнь - скифическое "здравствуй". И кровь проснется, и жестокой руной Восстанет память в изумленных генах. Там - ни одну не обошли коруной. Там - несть цариц в сарматских диадемах. Под Измаилом, на стрелецких казнях, В монастыре и при посадском бунте - В моей короне не хватало камня. И не хватает. И хватать не будет. Закон как дышло, повернешь - провисло... В гнездо для камня вставлен глаз монголки. А под Москвой пирующий Владислав, Смеясь, к гостям выходит в треуголке, Не понимая, что трава в Рязани Неопалима... О, родная раса! Тебе наказ, а может, наказанье Дано - окаменеть в политых красным Чумных болотах в междуречье Буга И Индигирки... чтоб в Путивле, рано, Твой древний камень - заурядный уголь - В моей короне снова стал центральным. ..^..
Два ястреба парили над рекой... Два ястреба парили над рекой, а я лежал в траве лишённый зренья, и на земле такой царил покой, как в пятый - трудный день от Сотворенья. Сплетались ветки елей и дубов, светилась даль - сплошной эдем, но в просинь летели листья и обрывки слов, что скоро умирать и скоро осень. Вонзались стебли в тело, и земля, казалось, тяжёло дышала - пряла меня из диких трав и рун с нуля, с мизинца, с волоска, сначала… Я ощущал её нелёгкий труд - рождение и муку, сопричастный букашке малой, жившей сто минут, и ветеркам в ракитах, полным страсти. И утекали мысли сквозь песок, неслись к реке и дальше небом к плёсу, где прорастал боярышник в теньке на островке с названьем грозным "осы". И я, беглец, запутавшись в шипах, познал себя листком, слезой сосновой, тенётой лёгкой, обращённой в прах, и гусеницей - бабочкой багровой. Невидимый тобою, без венца, я тосковал среди упругих сучьев, и ты, любимая, простила б мудреца, когда бы знала про такую участь. Но я молчал, озябший в полусне, природу мирозданья не тревожа. Что знаешь ты о смертной тишине? Она сродни стихам…на них похожа. Но приходила осень, и слова как листья очарованно блестели, а липы походили на дрова, которые разжечь мы не успели. Покуда не успели мы понять, что ничего от нас уж не зависит, два ангела парили где-то в выси… Был день шестой. Суббота. Ровно пять. ..^.. Вечернее письмо к Чен. (для Yandel) Чен, привези мне, пожалуйста, нитку жемчуга, как кто-то когда-то кому-то цветочек аленький... Это - чужая страна и другая реплика, но время пекинское - значит, хоть что-то правильно. Чен, привези мне кусок черепицы с пагоды - для квартирки в высотном доме он украшение. (Сложно устать от земли, но просто от пахоты и дум бесконечных о странном кровосмешении.) А знаешь, Чен, оболочка живёт - привычная к соседям, к погоде, к работе, к черте оседлости, к пересчёту звёзд в попытке что-нибудь вычислить (привези ещё "звёздочку", ging) и к прочим прелестям жизни здесь: щепотка соли, щепотка перчика, ложка сахара, фунт муки...всё одно - бессмыслица. Чен, привези мне, пожалуйста, нитку жемчуга... Wan an тебе, Чен! Постарайся сегодня выспаться. ..^.. Саднит ладони с непривычки. В лесу грибы и переклички, побудка ранней электрички протяжна, как зевок. На череду забот не глядя, пьем чай неспешно на веранде, где умоляя христаради петляет кот у ног. И грозен не был день вчерашний, как тень водонапорной башни. И не прошлась по спинам нашим небесная лоза. За цепью-цепь не шла в атаку, - совпав до звука и до знака - цитатами из Пастернака июльская гроза. ..^..