*** 

Писк мышей в недосушенном сене, подвывание бензопилы. 
Дождь осенний и ложь во спасенье одинаково мне тяжелы. 
Сквозь прорехи на крыше из дранки, из еловой прогнившей щепы – 
Что увидят глаза иностранки незадолго до белой крупы? 
Но задев потаённые струны, там, где хлад возле сердца и зной – 
Та душа, что казалась мне юной – оказалась Царицей Земной. 
Ветви груш воспарили над крышей, раскричались гусей табуны, 
И её я не слушал, я слышал древний голос лесной стороны. 
Знать, пора посидеть на дорожку на широком Петровом дворе, 
Где отсыплют в лукошко морошку, провожая по ранней поре. 
Лёгок шаг по холодной погоде, вот пойдём и вдвоём воспоём! 
Лишь, как принято в нашем народе – посидим перед дальним путём. 
Не придышишься к белому свету, где поэтов – небитая рать! 
…От того я и помню про это, что пока не готов умирать. 

    ..^..




*** 

Двери хлопают в той коммуналке, 
От которой давно только память. 
И три бабки мои – коммунарки 
Хором всплёскивают руками. 

Ленинград допотопного года, 
Пять Углов за окном и "Победы", 
Бесконечно – сырая погода, 
Бесконечные сборы к обеду. 

Двери хлопают в той коммуналке, 
Где на кухне – сплошная морока, 
И та бабка, которая Амма 
Ту ругает, которая Роха, 

И, конечно, сгорает пирог мой – 
Именинная сладкая хала... 
Вместе бабки – и Амма и Роха 
Ту ругают, которая Хана. 

А звонок коммунальный – трезвонит, 
А на кухне – воруют обмылки, 
И гвоздит оттрубившая в зоне 
За неё отбывавшую в ссылке! 

Двери хлопают в той коммуналке, 
Из которой сундук и стаканы, 
В коммунальном раю – коммунарки, 
Нету места в нём только для Ханы. 

И трезвонит звонок поминально – 
Соловей на Краславском погосте... 
Это двери из той коммуналки 
Так за мною по свету и возят. 

    ..^..




*** 

Не пора ль пережитое-нажитое разобрать? 
Выйти во поле чистое, посбирать лихую рать? 

Пусть набьёт чересседельник толстый мельник барахлом, 
Ты, брательник, рак-отшельник, восшевеливай крылом! 

Что скопил словес в кубышке – все потрачу однова. 
Молод был – писал я книжки, а теперь пою слова. 

Не бывать озолочённым, не ходить бузить во власть, 
Только словом приручённым всё бы баловаться всласть. 

Как у тела - горловина, у грузина - да винцо – 
Речи русской сердцевина – это певчее словцо. 

Как точильщик, как лудильщик, как мостильщик мостовой, 
Я за труд свой – слов удильщик – поручаюсь головой. 

Не невежа, чтоб понеже, а два добрых молодца 
Понесли по первоснежью да с дубового крыльца. 

Но судьба не белошвейка, шьёт и порет не оттуль. 
Уплыла моя ладейка; а поди – укарауль… 

    ..^..




*** 

Солон хлеб был, а воздух пресен. 
И смертелен вечерний гобой. 
И чудесен он был, так чудесен! 
Этот тихий оркестр духовой. 

Так валторны и трубы горели, 
Так бессмертную душу зажгли, 
Что под пенье альтовой свирели 
Оторвалась она от земли. 

И крылами взмахнув над лесами, 
Где пичуга кричала в дупле, 
Рощи пели и свадьбы плясали – 
Я о дивной заплакал Земле. 

    ..^..




*** 

Снова в пейзаж молчаливый художник 
Жертвенный свой укрепляет треножник- 
Горькая участь – легка. 
Лошадь, осла, и козу, и селенье 
В тысячный раз ведь, а всё с удивленьем 
Переставляет рука. 

Звуком осенним душа и природа 
Снова полны, время дивное года 
В сердце, как жук в коробке. 
Что же ты сгорбился так виновато, 
Будто на камне пастух суховатый 
С хлебом и сыром в руке? 

Что мы сумели – уже мы сумели, 
Жизнь ещё нас в муку перемелет, 
Круто посолит замес. 
Лёгкие вылепит снова фигурки, 
В губы воткнёт тростниковые дудки, 
И начинай полонез. 

    ..^..