ИЗ ЦИКЛА "РОДНЫЕ ПОЭТЫ" 



Дрезина впереди дрожит, как медиатор,
На струнах колеи, ушедшей в никуда,
Но пальцы разожмёт патологоанатом -
В пустом лесу опять настали холода. 

Рубашку скинет Пастернак передо мною,
Я вышла из неё, и хочется назад.
Но мне не сделать па, я этого не стою
И потому иду, куда глаза глядят. 

Зачем же ты, поэт, назвал мне всё, что было?
А может, не назвал - всего лишь намекнул,
Но этого вполне хватило для Тортилы,
Задумавшей в стихи податься, как в загул. 

На станции - рассвет и запах креозота,
Весь в фенечках стоит хиппарь-локомотив.
Но ангел прав, меня хранящий для чего-то:
Едва ли я уйду, совсем не заплатив. 

    ..^..






Дрожаль роящий пену с губ оближет. 
Как хорошо, что музыка внутри, 
И даже самый малый чижик-пыжик
Не вылетит. Но пыль сотри. 

Твой адресат не вынес адре-сути
Послания. С2Н5ОН
Не испарился, вопреки минуте
Молчанья. Не завис пейзаж: 

Осенний парк с раздетою Венерой. 
Никто к ней не проникнет в дисковод. 
Но ты открыл х-файл, и ты не первый, 
Кто с первой ночи понесёт. 

    ..^..




ЕЩЁ ОБ ОДИССЕЕ 

Дальше можно уже никуда не идти:
Листья дуба засохли, висят взаперти,
Прикурить осень дубу дала -
Под ветвями повсюду бычки желудей,
Он шуршит расковырянной кроной своей,
Отчего же не едет Болконский Андрей
Посмотреть, как у дуба дела? 

Как там охряный выдох и вдох охряной,
Приводимый в движенье обычной Луной?
Как там крона кренится в степи
(Чтобы камень с души побыстрее упал)?
Там гранят минералы и плавят металл,
А учёный котище выходит в астрал
Со своей потемневшей цепи. 

В толще голоса, в мокрых бессмертных ветвях
Твоего возвращения ждёт Телемах,
Капельмейстер дождя, дежа вю.
И едва Одиссей подплывает внахлёст,
Листья дуба немного касаются звёзд,
И тогда отступает минутная злость,
Понимая, что я оживу. 

    ..^..




*** 

Балласт белизны откатил за февраль,
И зыбятся мокрые крыши.
Весна применяет меня как словарь:
Листает, находит и пишет. 

Пора превозмочь грамматический род
И пол превозможется, если
Почувствуешь, как потихоньку поёт
Последняя скрипка в оркестре. 

Потом всё яснее она, всё мудрей,
И вот пожимает ей руку
Седой дирижёр, искусительный змей,
Мой мастер по свету и звуку. 

    ..^..




*** 

Душа, несусветная лгунья,
Не можешь не помнить о том,
Что было с тобой накануне,
Что было с тобою потом.
Как бабочек ёмкие крылья
Ломались в луче световом,
Какую мы вазу разбили
И кем оказался фантом,
Явившийся с верхней веранды.
Солги поскорее опять!
Какой же, однако, тиран ты,
Забывшая снова солгать. 

    ..^..




*** 

И осеняют этот мир безгрешный
Серебряные крылышки Люфтганза
Илона Тайх 

Вот так и прилетаешь в Киев,
Лицом затылок ощутив.
Семь футов плещутся под килем, -
Наверное, аперитив, 

Чтоб всухомятку не давиться
Явлением того, чем был,
И видеть пасмурные лица
Иначе недостанет сил. 

Как дым отечества в каверны,
Шурупом в город забурись.
Ведь всё равно он будет Первым
И никогда не скажет: брысь! 

    ..^..