Плакальщица 

Я плакальщица, горюю, руки заламывая
Моя молитва звучит, как дольник с цезурой.
Я православная, и выходит, что далай-лама - 
Не тот, за кого я лягу на амбразуру...
За упокой, за покой кто нынче не молится!
А на солнце купол - желток шипящий.
Одна лишь плакальщица, в храме невольница,
Обращается к инстанции вышестоящей.
Ей неведомы мантра и восточная философия...
Ей бы чуть водки, ночь, да свечей заумности.
Естественно, утро - послевкусие, послестрофие...
А на соседнем диване спят брат и подруга юности.
Домой - по Гороховой, в направлении метро "Садовая",
Там все спешат продать: кто нищету, кто убожество...
Что ли поцеловать землю: "Каюсь, грешна!"... Бредовое
Желание достичь благости, обращая себя в ничтожество.
Господи Боже мой, на тя уповаху!
И на того, кого родичи надысь провожали в "Пулково".
Потому что любовь любовью, а прах-то аккурат к праху.
Все лучше, чем бродить тупиками да переулками.
Я плакальщица, молюсь, горюю простоволосая.
Был платок, да упал. Туда ему и дорога...
А я бы мишку без лапы наверняка не бросила.
Ибо он - страстотерпец, а значит, угоден Богу. 

    ..^..




Свари мне кофе 

Свари мне кофе в старой медной турке -
Я полюбуюсь красотой процесса.
Как безупречны руки демиурга,
Что служит сам таиственную мессу.
Мурлыкая под нос себе мотивчик,
Не замечая снега легкой сини,
Ты создаешь не кофе, но каприччо,
Капризу потакаешь ночи зимней.
Поймав мой взгляд как робкую снежинку,
Ты пробуешь на вкус его. Он тает.
Лишь небо - в звездно-мраморных прожилках,
Чью музыку читать могу с листа я.
А помнишь, был камин натоплен жарко.
Из-за гардин светила нам Венера.
И ты читал мне что-то из Петрарки,
А я вязала что-то из мохера.
И на тебя кофейными глазами
Смотрел наш пес, не думая о смерти,
Но чувствуя бессмертие хозяев.
...Ты встал с дивана и поставил Верди.
А нынче темнота светлее кофе.
Укрой меня пушистым теплым пледом.
И я забуду старые любови,
Ведя с тобой неспешную беседу
О сущем, о неверии и благе,
О ломтике миндального бисквита,
О рондо на надушенной бумаге,
О том, что мы с любовью нынче квиты. 

    ..^..




Сребролюбие 

Ты с серебром в родстве, и для меня
Не подлежит сомненью ваше сходство.
И то, что лето жаждало господства,
Картинами Моне меня маня. 

О Господи, за гаснувшей листвой
В сутане шло ноябрьское унынье...
И серебром не обернулся иней.
И смыли ливни с веток колдовство. 

А ты смеешься, вздрагиваньем век
Мне повествуя о своей печали.
О том, как ты в зиме души не чаял,
Но март пришел и растопил твой снег. 

А хочешь, я в бессилии тоски
Отдам тебе серебряную утварь?
И киноварью пусть наносит утро
На холст ночной последние мазки. 

И украшенья, перстень и браслет,
Ты поднесешь к лицу, вдыхая запах.
Лишь только день прошествует на запад,
Как я за солнцем полечу вослед. 

Не надо драм, хозяин серебра.
Ты не желал мою увидеть старость.
Тебя бессмертьем одарила ярость,
Его создав из твоего ребра. 

Но я вернусь рождением Луны,
Наперсницы вервольфов долгожданной.
С тем, чтоб в обличьи девственной Дианы
Войти в твои серебряные сны. 

    ..^..




Петербургская мартомания 

Петербургские зимы густые и вязкие,
Нынче барышни там все кисельно-кисейные.
Снежный свитер для города крупною вязкою
Из-под мартовских спиц вышел в то воскресение. 

К понедельнику - вновь на манжетах потертости,
Рукава Петербургу придется закатывать,
Просто город молчит в своей дьявольской гордости,
Только смотрит спектакли восходно-закатные. 

Ты приедешь со мной в город сумрачно-слякотный,
За спиною оставив пески Калифорнии,
Вашингтонные страсти, нью-йоркские сладости,
И симфонии Бостона, юноши вздорного. 

Ты покинешь стерильно-здоровое общество,
Белоснежные зубы набили оскомину.
Мы пойдем на Крестовский пешком, мне так хочется
Предъявить тебе истину вечно искомую. 

Мы услышим тоскливые песни трамвайные,
Мы вдохнем запах хлеба и завтрашней зелени.
Я тебя поцелую на снежных развалинах,
Бывших только вчера еще девственно-белыми. 

Я взахлеб расскажу свои притчи и горести,
Под ногами шуршащие прелыми листьями.
И теряя рассудок от счастья и гордости,
Я увижу в глазах твоих вечную истину. 

В них река отразится во всей своей строгости,
Но совсем не Потомак, не ветры Атлантики.
Мы же будем стоять на мосту как над пропастью,
А Нева - виться лентой, расписанным батиком. 

...Петербург снежный свитер стянул через голову.
Он стряхнул наваждение, впал в мартоманию.
Мы с тобой поделили любовь нашу поровну
И отныне храним, согревая дыханием. 

    ..^..




Алгоритм 

Медленно, с каким-то мучительным наслаждением
Отрываешь лапки безвестному муравьишке.
А он, заметь, не вымаливает у тебя снисхождения,
Отдает безропотно своей жизни излишки.
Ты смотришь застенчиво-безмятежно, словно удав на кролика,
Профессиональным взглядом: массовик-затейник.
А он молчит (воспитали же такого Леню Голикова!),
И не говорит, где находится его муравейник.
А тебе ведь пять лет (а не каких-то там годиков!),
Смешной карапуз с глазами сытой гиены.
Твоя улыбка страшнее любых наркотиков,
Шлющих открытки с видом огнеопасной Геенны.
Тебя называют исключительно херувимчиком.
А пройдет пара лет - станешь по поведению первым,
И все старые девы запишут тебя в любимчики,
Плюс вскоре ты будешь нравиться и прочим училкам-стервам.
Твоя жизнь подчиняется определенному алгоритму,
Созданному каким-то подмастерьем от информатики,
Который блуждает по подземному лабиринту
И упражняется в умственной акробатике.
В десять лет (совсем взрослый!) поймаешь, допустим, кошку,
Но с ней уже не потерпишь, как с муравьишкой, фиаско.
А в пятнадцать - с приятелем - девочку в босоножках
Затащишь в подъезд, наградишь торопливой лаской.
А потом (так в программе) разразишься любовным чувством,
Посчитаешь, к несчастью, меня достойным объектом.
Но твой взгляд мне - костяшка домино "пусто-пусто",
Значит, автор души порывов построил неверно вектор.
Твоя жизнь подчиняется определенному алгоритму.
Последовательность действий до боли в зубах логична. 

...Мужчина, не смотрите в упор! Ваш взгляд - как бритва.
Лучше угостите даму еще одной рюмкой "Столичной"!... 

    ..^..




Женщина с королевской осанкой 

Женщина с королевской осанкой 
и тонкой талией
Ценит красные вина, 
тайскую кухню,
танго.
Она блистает 
в Испании, 
Италии
и Анталии
Среди прочих 
эстеток высочайшего ранга.
Женщина с королевской осанкой 
не красит волосы
И выглядит 
при плохом освещении 
максимум на двадцать восемь.
У нее честны чувства
И чисты помыслы.
Она не теряет
достоинства,
Даже если о чем-то просит.
Женщина с королевской осанкой -
Светская львица.
И кажется сестрой
Своей кареглазой дочки.
На их уютно-семейной кухне
Убрано и пахнет корицей.
И гости всегда
в восторге
От стряпни ее, 
между прочим.
Женщина с королевской осанкой 
танцует сальсу
С врожденной романской грацией
латиноамериканки,
Положив прохладно-музыкальные пальцы
На плечи хищнику-мужу, 
по убеждениям - янки
С красным дипломом 
восточника,
Манерами - 
европейца.
Женщина с королевской осанкой 
Его так любит,
Что в состоянии уловить миг,
Когда он к ней 
переменится.
Но корчась на углях ревности,
С изяществом 
красит 
губы. 

    ..^..




В твоих глазах бывать не смеет снег... 

В твоих садах цветет моя сирень
Февральским днем, и неба серый глянец
Почти жемчужен. Тусклый соверен
Изображает солнце, самозванец... 

Твои сады роскошны, господин,
И в зимний полдень девочка-рабыня
Накинет мне на плечи палантин,
Шепнув: "Как нынче Вам к лицу рубины..." 

Рубины?... Ах! Багрянцу щек под стать...
Брожу бесплотной тенью в райских кущах.
Мне ублажает слух певец-кастрат,
Представ Царицей Ночи всемогущей. 

В твоих садах бывать не смеет снег.
Я у фонтана с гроздью винограда
Остановлюсь. Воды отраден смех.
Твой силуэт увижу за оградой 

И задохнусь, жестокий вспомнив взгляд,
Палящий зной невольничьего рынка.
Твои глаза горели, как смарагд
В предчувствии любовных поединков... 

Мне мнится смерть на жертвенном костре
Твоей любви, хозяин мой свирепый.
...За тучи скрылось солнце-соверен,
Покинув гордо серый глянец неба... 

    ..^..




Набросок акварелью с натуры 

Вальсируют листья, ведомые ветром -
Распутником юным с лицом Дориана.
Я, выдохнув "альфа", шепчу нынче "бета",
Готовлюсь сказать долгожданное "гамма"... 

Сегодняшний дождь говорит по-французски,
Грассируют капли с изяществом кошек.
Слова источают любовь будто мускус,
И мы понимаем, что жребий наш брошен. 

На пляже пустынном промозгло и зябко...
Со мной океан неприветливо сдержан.
Лишь тронет волна бархатистою лапкой
Шелка длиннополой промокшей одежды. 

И пегие тучи причудливой стаей
Охотятся в небе за солнечным зайцем.
Не виден им сверху мой Питер ростральный,
Что в невский рукав прячет бледные пальцы. 

Я вижу, как лайнеры - гордые птицы
По зову природному тянутся к югу...
Ты каждую ночь продолжаешь мне сниться,
Мою продлевая любовную муку. 

*** *** *** 

...А где-то на улицах, пахнущих ливнем,
Смешной человек по прозванью Га-Ноцри
Поведал мне голосом тихим и дивным
О свете, пронзающем призрака ночи... 

    ..^..




Carribean craziness 


Я лежу на горячей песчаной ладони любимых тобой Карибов...
Обвиваю тебя паутиной незаменимо-незаметных прикосновений...
Наши волосы перебирает ветер в ритме ay arriba y arriba,
И только шипящие волны не требуют ни уловок, ни объяснений. 

Я слышу, что мое прерывистое дыхание сливается с дыханием моря,
Когда кубиком льда рисую узоры на твоей терракотовой коже.
Послеполуденный воздух кружит голову сильнее кагора...
И солнечный свет драпирует мягкими складками наше песчаное ложе. 

Ты так сладко щуришься, подставляешь ладони соленым брызгам,
Ресницы - моим поцелуям. ...Твои глаза - восточнейшего разреза...
Подойди, расстояние вытянутой руки - это не так и близко...
И отчего-то карибский воздух наполнен запахом снов и фрезий... 

Исключительно здесь постигаешь значение слова "катарсис".
Послушай, мы с тобой Крезы. А может быть, просто crazy:
Ведь если у нас есть любовь, минералка и соленый арахис,
То можно забыть, "а удобно ли..." и не думать о политесе, 

О политике, адвокатах, о том, что домой к семи, о Саддаме...
Лишь бы только слышать твой голос, пронзенный-пронизанный солнцем...
Как думаешь, нам бы сильно завидовали Ева с Адамом,
Франческа, Тристан, Джульетта и остальные канатоходцы?... 

    ..^..




Проезжая станцию Верево 


Лестница на чердак нашего общего подсознания
Отнюдь не лаковая, далеко не красного дерева.
Да и мы с тобой - не лекторы из общества "Знание",
Которые в жизнь на Марсе никогда до конца не верили. 

Ты не знаешь, но я, проезжая станцию Верево,
Листала-жалела тыняновского рохлю Кюхлю.
Наше с тобой подсознание далеко не красного дерева.
Скорее, оно коридор, ведущий в коммунальную кухню. 

У нас в подсознании черт ногу, пожалуй, сломит.
Меня ты любовью - как плетью - за все отхлещешь.
Пятно моего румянца не возьмет никакой "Комет",
А из темных углов улыбнутся века хищные вещи*. 

А я тут, поверишь, проезжала станцию Верево:
От нее рукою подать до конфетной Гатчины.
А на скамейке напротив юродствовал пьяный: "Звери вы!
Сообразим на троих? Все-таки легче в складчину..." 

  

    ..^..