|
  |
Татьяна Аинова * * * Молчание содержит все слова, как мраморная глыба – изваянья. И в этом суть любви на расстояньи, и даже толкованье божества. Ты далеко – тем легче мне видны твои глаза. И различим при этом цвет радужки, не выжженный их светом, – он так похож на хвою той сосны. Я изучаю линию бровей – такие взлеты чертит лишь косая гордыня. Я груди твоей касаюсь. Там мечется заблудший муравей. Как барышня, что втиснута в корсет, он разделен на три неравных части, ни вечности, ни знанью не причастен, исправно соблюдает этикет – убей его! Дави, чтоб едкий сок продлил мне жизнь до новой капли яда! Его, а не меня – мне мало надо. Люби свой август и речной песок. Люби ее. Густеет синева. Когда прорвешься взглядом сквозь сиянье ночных небес – она в моем молчанье прочтет свои ревнивые слова: Останься! Эта голая Идея не сбросит звездный вычурный покров. И тоже убивает муравьев, забравшихся в Ее владенья. ..^.. Сэр Хрюклик Воспоминания о питерской зиме Пусть слова - немного дерзкие, Но не ставлю зиму в грош: Вместо снега - слякоть мерзкая, Вместо шубы - макинтош. Но храню полвека свято я Вид, что до сих пор манит: Шапки белые на статуях, Припорошенный гранит... Я-то помню: в детстве розовом, Запряжённые конём, Мчались сани, мчались розвальни На Аптекарском моём. И полозья широченные Оставляли чёткий след, И неслись слова отменные, И летели в крепкий снег... Нынче в мире - потепление, А с прогнозами - бедлам, И в залог предположениям Я свой отпуск не отдам. Не падёт мне снег на бороду, Превратясь в крупицы льда. По заснеженному городу Не пройду я никогда. ..^.. Иван Трифонов Погоди! Постой немного! Полночь. Все огни угасли... Уж пора забыться сном... Вдруг раздался звук неясный, Тень мелькнула за окном, Я хватаю шапку с полки, Выбегаю на крыльцо, И морозные иголки Мне вонзаются в лицо. Паром дышит из-за двери В спину душное тепло... Гей вы люди! Гей вы звери! Что я видел сквозь стекло? Ночь тиха, светла, морозна, Тени резки на снегу, Под застывшим небом звёздным Даже ветер - ни гу-гу! Что я слышал? Что заметил? Кто промчался? Кто прошёл? Одному ли мне на свете И в тепле - нехорошо? Бесконечная дорога, Колокольцев звон в ушах - Погоди! Постой немного! Ночь уж больно хороша! ..^.. Светлана Волкова Уральское От этой спокойной и чистой следа не осталось, На этой дешёвой и влажной следа не оставишь. Усните, навеки усните, уральские стены В дыму сладкосинем, как женщины в русских вселенных, Как женщины в юбках до пят, и как скалы - их юбки!.. На рыхлых дорогах отпетые шлюхи, как шлюпки Качаются вяло, прибиты попуткой к обочине, Для нужд человеческих наспех мужьями обучены. Усни, Златоуст, глубоко перепрятав избушки, За плечи хрущовок картонных - счастливых рубашек Доживших до точки старушек, до ручки - рабочих, Усни, Златоуст, им во сне станет сладко и душно! Горите, огни, и сосите, леса, догорая, Ты на перекрёстке не трогай меня, дорогая, Меня растрясло по кусочкам на этой дороге. Не трогай и дома меня, дорогая, не трогай. ..^.. Алексей Ишунин Ночью небо с землёю срасталось Мода летняя, радостный вызов, Приласкает и выпорхнет вон. Осень учит деревья стриптизу Под ревущих ветров саксофон. Нам бы света хоть самую малость! Не плутать бы, тепло находя. Ночью небо с землёю срасталось Мутно-белою плотью дождя. И привиделось: больше не будем… Просто - всех поглотит и сомнёт. Нет пространства деревьям и людям. Меж сырых и бездушных тенёт. И чечётка бессмысленных капель, Мозг разрушит, казалось, вот-вот. И рассвета спасительный скальпель, Никогда, никогда не придёт… Ночь пропала с бессонницей злою, И, когда отпустила тоска, Я всё думал о найденной мною, И о той, что не смог отыскать. ..^.. Татьяна Конькова * * * Смертельно ранит август, не тужи, Что этот день мы прожили не вместе, И я, как и положено невесте, Привыкла каждым мигом дорожить. Сезон печальных фраз: все не сбылось, Не склеилось, чужим ветрам досталось - Огонь в глазах, и горькая усталость, Добро и зло – не доброта и злость… Осенний клин по матовой стреле Определит тропу метеорита, Не сыпь мне звезды, в ране приоткрытой Еще саднит предчувствие, смелей Пришпорь коня, догнать меня спеша; Я отворяю ставень, хлещет август В лицо дождем, и отнимает радость, Что впереди сентябрь, не утешать, А увещать, мол, был напрасен труд Любить иных, мол, век девичий – вечен… А я молчу, и мне ответить нечем – Смертельной каплей августа сосуд Наполнен, - сентября не ждут… ..^.. Шаргородский Александр Анатольевич Хмурое утро Дождь. Но сквозь облачное месиво рассвет просачивался зримо. Проснулась ты легко и весело, как девушки в рассказах Грина. Сон в кулачок тихонько скомкала и осторожно почему-то потрогала глазами комнату, наивно ожидая чуда. Но дождь настойчиво, настойчиво стучал по стёклам и по жести. И прерывались многоточьями твои беспомощные жесты… А город властно разворачивал свои заботы и просторы. И отступало то, горячее, живое, близкое, простое. Жизнь подступала с трезвой меркою и не укладывалась в ямбы… Твой странный сон (разбилось зеркало!) в ней прорисовывался явью. А ты хотела в память спрятаться, чтоб отмахнуться, отмолчаться. Сберечь хоть маленькие радости - осколки счастья… ..^.. Наиля Ямакова по этапам певучий еврейский, гремучий арабский, рычащий немецкий: живя по соседству, мы жили почти по-армейски. я не отдала тебе цацки, игрушки и нецке. ты не позвала ни по-птичьи, ни даже по-зверски. и дни проходили – с плотвою, плевками и плевой. когда ты - направо, я так не хотела – налево: послушай, уж лучше со снобом, чем с этим плебеем – и голуби громко курлычут. и мы голубеем, становимся небом – кой фиг: эолийским, московским. железная кружка. неправильный прикус. секущийся волос. стигийскую нежность, сиротскую дружбу мы бросим. ты будешь как кристофер ишервуд. я как алиса б. токлас. вокруг все ласвегас. у каждой впервой майкл дуглас. я помню отчетливо каждый второй переулок: ты был изнасилован вьюгой, а я заспиртован в смирновской – холодный матрас и, конечно, из форточки дуло… по шумной тверской прошагали два пони в попонках. мы ели друг друга, потом запивали водою. я буду кем хочешь – невестой, ребенком, подонком. я буду собой, но, конечно, уже не с тобою. ты так много значишь в моей биографии тонкой, во всех моих пьянках ты будешь последней заначкой. затянуто небо москвы дифтеритною пленкой: мой стриженыймальчик, мой ласточкамальчик, мой девочкамальчик ..^.. Леонид Цветков СОРОК ДЕВЯТЬ (себе, любимому, в миноре) “Где ты?” - звоню на мобильник себе я, “Здесь, да опять нелады – Стукнуло в челюсть с утра сорок девять, Если угодно - под дых!” Да как назло, обязательно осень, И не запить, не заесть. Было бы хоть сорок семь - сорок восемь, Лучше всего сорок шесть. Что зеркала, если даже на запад Смотрится как на закат, Белое с черным на вкус и на запах Не распознаешь никак. Перец не горький, а сахар не сладкий, Дождик не мокрый совсем, Сам, как неделя и век – без остатка Делишься тупо на семь. Дух поднимаешь не выше средины, Сколько угодно маши, Крылья волнуют сперва у машины, А уж потом – у души. В эту субботу - не то чтоб со страха - В окна уткнулся, следя - Вот ведь и ветер не только рубаху Рвет на груди у себя. Вроде и сбился бы с листьями в стаю, Как тот разлапистый – чей? – Только вот жизнь невозможно представить Чьей-либо, кроме своей. Ну и не надо. И спорить не надо – Раз уж не ловишь мышей, Надо налить молока и погладить, Ишь, как скребут на душе… ..^.. Елена Королева Ливень Мы убегали от стены дождя. Она катилась тяжело и гулко, под арки и пролёты, в переулки и во дворы без спроса заходя. Окрепший ветер волны влаги гнал лиловые и форточками хлопал чуть впереди московского потопа - как будто нас о нём предупреждал. А под ногами был сухой асфальт, и капли - словно гвоздики на крыше. И шум дождя был как с экрана слышен в том фильме, что включили наугад. Всего лишь в сотне метров за спиной дождь барабанил по зонтам и кронам, и мы в стеклянной будке телефонной укрылись от погони проливной. И океанской бешеной волною наш "батискаф" мгновенно захлестнуло, а мы к иллюминаторам прильнули, разглядывая город под водою. Аллеи парка за завесой мглистой коралловыми рифами казались, и стайкой серебристою метались теченьем ветра сорванные листья. Не оставляя под водою след, с включёнными сигнальными огнями цветные субмарины шли морями, привычно тормозя на красный свет. А воздух, окружавший батискаф, напоминал напиток ароматный - озоново-вишнёвый, терпко-мятный, и с привкусом миндальным на губах. И нам почти не верилось, что ливень закончится, и, людям возвращая промытый город, океан отхлынет - и радугу подарит на прощанье. ..^..