Traum(a)bilder 


(остров) 

Над закачавшимся морем
в обличье пыльном и желтом,
над картой, пыльной и стертой,
гадать о мире, в котором
заем крикливого неба,
песок – куда бы ни шел ты
(кусок песочного торта,
земли, подаренной кем-то,
где он и сам еще не был). 

И вспыхнет звонкой ракетой,
с нажимом, легким и острым
по небу с медным отливом,
над облаком в медной пыли:
моя любовь, мой остров.
Отчаяния ли пристань,
отрада тщетно счастливым –
одним искристым мгновеньем 
опустошить свою душу,
сказать: смотри, здесь мы были. 

А после ступим на сушу,
стряхнем песок и не вспомним,
как выходили тропою
из потемневшего леса.
Спугнув рассветы и полдни,
неся лишь ночь за собою,
пятнистый зверь мчался мимо:
сон, неизбывное лето. 

И не в лицо пилигрима 
смотрела женщина в белом,
прикрыв от холода пальцы,
застыв навечно у двери
молчаньем, тщетным и беглым.
Разлуки бледные звери
тянулись к морю купаться,
пятнистый зверь мчался мимо. 

Пьянел разбавленный воздух, 
дрожала мутная горечь,
ни рук, ни губ не касаясь,
еще не вышептав имя.
По острым скалам бессонниц
она ступала босая,
входила в пыльную воду,
в седое горькое море. 

Но в соли печаль не тонет,
в воде, светло невесомой
растет теченье отчаянья,
несущее прочь от дома
(отравой пыльного шторма 
всю ночь мой остров заносит, 
пока он в волну не канет). 

За незадернутой шторой
она у окна стояла,
в соленом растворе пела,
в ответ тишиной пьянея
и пряча под сердцем камни.
К кому она прикасалась
пятнистым шелковым телом
и что за зверь шел за нею? 

18-20. 08. 03 

    ..^..




(зеркало) 

- Что тебе снится?
- Зеркало.
Наполовину полное,
наполовину пустое.
Ты говоришь себе "ладно", но
сердцу по-прежнему холодно,
а жаловаться - не стоит. 

Там, за блестящей стойкой
девушка Ренуара.
Бар откроется в полночь.
Будет мешать в стакане
горечь и жар, и сколько-то
кубиков льда - от жара.
- Наполовину полный. 

Там посетитель о стойку
стукнет ребром ладони.
Будет смотреть за вырез
и наклоняться: "Сколько?"
Стакан, наполненный льдом.
Ночь, сшитая нам на вырост.
- Там дальше - свободный столик. 

Переливает из тени
в свет липкий жар сновидений -
ни минуты простоя.
Едва завидется день,
покинем и мы заведение,
наполовину пустое. 

Враз закончится музыка, 
никогда не звучавшая,
и - начинай сначала:
к завтраку - та же мука
(горечь со льдом, полчашки,
отчаянье вместо чая). 

И молчаливое зеркало
будет, как полог, задрано:
черный молочный глянец.
Как масло в нем топишь сердце,
как пенку снимаешь завтра,
в которое не заглянешь. 

И снова стоишь и думаешь
и даже почти не слышишь,
как бьется осадок желтый.
На мерзлую воду дуешь
(наверное, это лишнее
и вкус ее мягче шелка,
а губы все-таки жжет). 

06. 10. 03ъ 

    ..^..




Там, где есть ты 

Kati 

Там, где есть ты, сходится горизонт
в синем разрыве облака: след, печать
летнего бега - за радугой, за грозой,
тем, чем к исходу дня зазвенит печаль -
алой каемкой облака, золотой
нитью по стуже рваной седой воды.
Как невесомо и празднично стало то,
что обращалось каждую осень в дым,
пеплом входило в легкие, на ветру
было развеяно - спешно и далеко.
Чем оно стало - послушным гореньем струн,
голосом правды, растущим во мне легко
и неизбежно. Так опалило весть,
точно сухую ветку, и так - горит
долго и празднично, как купина: ты есть.
Где-то есть "где-то": в ту сторону от зари, 
дальше, за узкой кромкой холодных вод,
нитью задернувшей зренье, как ни смотри...
Веришь? поймешь? ты здесь, где сомкнулся свод
ребер сердечных над тем, что поет внутри
птицею в клетке. Не выпустить, не взлететь -
так и поет в неведенье немоты,
тон подбирает - навстречу... И есть ли те,
кто бы расслышал лучше, чем слышишь ты? 

13. 10. 03 

    ..^..




Голос 

Можно сказать, если очень нужно сказать,
только назвать - нельзя тем, кто о тайне вспомнил.
Я долго-долго смотрела б тебе в глаза,
слов не умея. Ты бы и так все понял. 

Только и это - мне недоступный клад,
и остается то же: имитация речи.
Я рассказала б, если б только смогла,
но ни к чему - сон колокольный резче, 

воздух продрог к утру, день струится в луче
наспех натянутой нитью за рукавом и шторой.
Так что, пытаясь петь, я замолкаю - чем?
И продолжаю тщетным "хотя бы что-то". 

Сколько бы не вилось в воздухе цепких стрел,
я согласна на все, стать послушной мишенью.
Кажется, все равно трепетней и острей
имя твое во мне, постоянно и совершенно. 

Я пропускаю день на острие луча,
зренье стирая в дым и в ликованье - гордость.
Как же теперь понять, говорить мне или молчать,
чем-то питать слова или расправить голос? 

Я повторяюсь, да? Я повторяю "да".
Все, что придет потом, будет, пожалуй, звонче:
точность ненужных слов, точечный ли удар,
то, чем продлишь мотив, опознавая - вот чем. 

26. 09. 03 

    ..^..




Уроки молчания 


1. 

Ты повернешься к ожиданию спиной:
оно разбилось в золотой и синий лед.
Как больно порвано прозрачное панно
холодной воли – опьяняющий полет
за контур боли, за границы тишины
(как вырывается, колышется зрачок:
сухой камыш и небеса отражены,
а впрочем, вынуты и вовсе ни при чем).
Не надо зрячим быть, чтоб видеть этот след
в стекле – на небе – на подушке – на губах,
жить в оглушительном томительном тепле
сегодня, после, в заколоченных гробах.
Твоей свободе дорасти бы до тебя
туда, где бродят под закатом табуны, 
светло и слепо распуститься дотемна
сухим бутоном на четыре стороны.
Они расходятся в молчании легко,
от звука голоса, от имени в бегах,
туман плывет за ними вслед, как молоко,
в еще неведомых кисельных берегах.
Смотри в глаза ему, но только не заплачь,
в глаза смотри ему, но только не смотри -
зияет пятнами наставленных заплат
истертый воздух, дорогой ультрамарин.
Считай на пальцах, недосчитывай до ста,
на самый кончик может точно не хватить.
И только смутная усталость на устах, 
не научившихся молчанию в пути. 

    ..^..




2. 

Голос мой ранен молчанием, не домолчать – никак.
Может быть, будет лучше уступить и играть в слова,
вылепить из отражений голос – голема – двойника,
руки себе – царапать, руки голема – целовать.
Смотрит тебе в глаза он – заглянуть и ему в глаза,
слышать помимо пенья то, что помимо слов
бьется на кончике жала – хочешь, можно сказать
то, что острее жалости, выше голоса и голов.
Сердце мое – из пыли. Соль на моем ноже.
Хочешь привкуса боли в мясе моих приправ?
Кто заклинал вернуться? Поздно мне. Я – уже.
(Недосчиталась – голоса и одного ребра.)
Сладко тебе проигрывать, глиняный истукан.
Вот же, возьми хоть тело, исцелованное в песок –
я-то сумею точно без такого-то пустяка
в оцепененье словом, от молчанья – на волосок.
Хочешь придумать пытку мне лучшую, чем была?
Лучше – уже не будет, так что спокойно дли
прежний урок молчания: золото – тлен, зола,
пеплом становится слово, податливейшая из глин. 

    ..^..




3. 

Кто же будет заботиться о моем нетерпенье,
кто не устанет взбалтывать сцеженный воздух с кровью,
выгадывая, выспрашивая, лучше ли мне – теперь мне
точно лучше заткнуться, кто еще будет кроме
тени моей прислушиваться, есть горелые корки, 
подбирая за завтраком привкус черного завтра, 
привкус сожженной вечности, опаляюще-горький –
слишком растраченной вечности, всласть натешившей за три
месяца, вот и месяцем виснет вверху обрезок
от чего-то округлого, желтого, вроде дыни.
Вот тебе сыпь словесная. Так становишься Крезом
в самом сердце пустыни. Так понимаешь: ты не
знаешь, о чем молчать тебе. Спрашиваешь, не сон ли
три поседевших месяца, вышедших в воды сна и
скрывшихся в лес забвения. Так вырубаешь “only –“
в автомобильном радио, что там потом – кто знает. 

    ..^..




4. 

Покуда августа тишайшие авгуры
нарочно медлят в толкованье знаков,
устав описывать летящие фигуры
в дождливом небе – буквы, всходы злаков,
исходы полководческих компаний
туда, на самый дальний север сердца...
пока они все видят, как в тумане
и сквозь туман, которым не согреться,
давай запьем вином свою тревогу,
как лето пряным и как осень терпким,
и месяц нам посветит на дорогу,
взойдя в тумане – мы поймем и стерпим
холодную отраву новой ночи,
конец дождя, молчание любимых
и не заметим, как горчит вино. Чем
договорить? Усталы и слабы мы.
А будущее – как просвет в печали,
невыносимый росчерк черной стаи,
и непонятно сердцу, чем отчалить
и что оставить дому, улетая. 

    ..^..




5. 

... а хор уже замолчал.
Ася Анистратенко 

Сегодня я вышла из дома и долго куда-то шла.
Мне снилась дорога к дому, но дом почему-то – нет.
Я снова переходила в пространство из рельс и шпал
и снова читала граффити, оставленные на стене.
Должно быть, в округе август дрожит на листве росой,
нарвешь черноплодной рябины - наполнит и свяжет речь.
Должно быть, я здесь бежала – по следу дождя – босой.
Но можно ли этот воздух кому-нибудь в дар сберечь?
(Чтоб срез этой солнечной сини смородиновым листом
остался на кромке нёба, как луч в прохладной воде?...)
Но я возвращалась к дому, не ведая, где мой дом,
и ты где – тоже не зная (какая разница, где).
Я шла, никого не видя, выпрашивая наизусть
погасшего сходства облик – оно начало мельчать,
но было, пока что было: меч солнца, рассекший куст.
Осталось стоять в закате и долго-долго молчать. 

август - сентябрь 2003. 


    ..^..