Злотин

http://www.livejournal.com/users/zlotin  

Соблазн зонтика

Я хочу зонтик. Да, я хочу зонтик, и не стыжусь в этом признаться. Я хочу зонтик и не смущаюсь, слышите, не смущаюсь, произнося это слово. Не краснейте. Не смейте краснеть и закрываться газетой, когда я вам это говорю. Всё деланное смущение, всё ваше притворное аханье при звуках этого слова -- всё это суть предрассудки и ложь. Злобная, жадная ложь, призванная лишить зонтиков, нет, даже оставить во веки вечные без зонтика таких, как я, жаждущих его более, чем кто-либо. Всем ханжам, всем святошам, всем бесстыдным лжецам, лицемерно клянущим меня за то, что я говорю о своём желаньи вслух -- чума на вас, на все ваши безупречно выбеленные дома. На всех вас скопом и на каждого в отдельности. У вас-то небось есть зонтики. Да, у них-то, у них-то есть. Йe-е-eсть. У всех у них есть зонтики, у всех до единого, до самого последнего и жалкого из них. Лишь у меня, у одного меня, его нет, нет, нет.

Н-ничтожества. Им-то хорошо с насмешкой говорить о своих зонтиках, им-то можно относиться к своим зонтикам с нарочитым пренебрежением, точно зонтик есть нечто само собой разумеющееся, и будто бы каждый может обладать зонтиком -- каждый, то есть, кроме таких отбросов общества, таких паршивых неудачников, как... И тут они замолкают, тут все они замолкают, все до единого они замолкают, поигрывая своими новенькими зонтиками!! и пялятся на меня с издевательским любопытством, с иезуитской ухмылочкой на устах, точно желая и не решаясь спросить?

"НУ? А где ТВОЙ зонтик? А? А?!"

А я, между прочим, тоже человек. Я тоже, ТОЖЕ хочу зонтик!! Мне нет дела... мне нет нужды в том, что желанье это -- смехотворно и постыдно. Я презираю все никчёмные условности. Зонтик -- это то, что мне желанно, и точка.

Мне кажется, я готов убить! голыми руками задушить! этих высокомерных снобов, этих бестактных мужланов-выскочек, когда они поучают меня, когда они пичкают меня своими базарными сентенциями насчёт того, что, дескать, далеко не каждому суждено (вы слышите! суждено!!) обладать зонтиком. Как мне обрыдла их насквозь лживая житейская мудрость, за которой -- одно самодовольство, одно презрение нечистого на руку жулика-победителя!

Я хочу зонтик. Не надо!! не на-a-aдо мне рассказывать о том, как это упоительно, когда капли дождя стекают по щекам. Не надо! Довольно! Нет, не-ет, меня на это больше не купишь. Полно! Будет! Хватит! Я уже вдоволь наслушался всех этих сентиментальных бредней о каплях дождя. Меня на этом не проведёшь. Пускай другие... а я хочу зонтик.

Я жажду его. Дайте мне зонтик. Что вам стоит? Дайте, прошу, заклинаю вас. Ведь это так просто, так повседневно, так до банальности обыденно -- зонтик. Но без него, без этого пошлого, прозаичного, стократно высмеянного шустрыми зонтиковладельцами предмета, моя жизнь тосклива и скудна, тосклива и скудна, словно скупая синьцзяньская степь.

Без него дни превращаются в муку. Да, в муку, в муку, в которую неотвратимо и безжалостно перемалывается мука дней... Я выхожу на залитую лужами мостовую -- дождь идёт у нас день и ночь -- и вижу шеренги прохожих, укрывшихся от меня своими зонтиками. Счастливчики! Все они, гордые, довольные обладатели зонтиков, шествуют вдоль меня, словно я -- жёлоб, каретная тумба, брошенный окурок, плевок. A я, тем временем, стою среди каменных водостоков, и ледяные струи ползут по мне, как змеи, и холодят сердце, и высасывают надежду, словно не подлежащий обжалованию отказ.

Вот идёт наглый молодой человек, вызывающе постукивая зонтиком по мостовой: тук-тук-тук. Наглец.

А вот девица бесстыдно вертит своим зонтиком, словно это не зонтик, а мельничное колесо. Сейчас меня стошнит.

Ах, как хочется зонтика. Замолчите, резонёры, мне поперёк горла ваше суесловие. Я хочу, хочу, хочу зонтик, и никакая мошенническая болтовня не вырвет из меня этого тайного, но пламенного желанья.

Сколько раз я думал, сколько раз я мечтал! грезил!! о том, чтобы завести, чтобы найти себе зонтик. И завёл бы. Не думайте! Я презираю ваш неуместный скепсис, мне он смешон. Конечно, вы мне не верите, о разумеется. Вы думаете, нет, не нашёл? не завёл бы? А вот и завёл бы! Я не из тех, кто... нет, уж если я положил в своём сердце найти зонтик, обрести его! получить! познать!! его, то уж будьте благонадёжны, я просто так от своего намерения не отступлюсь.

Да-с, и обрёл бы, не сомневайтесь. И взял бы! взял бы, как охотник берёт резвую дичь, как прыгун берёт небывалую доселе высоту.

Когда б не ненавистная сила судьбы, сила вещей, влекущая хрупких по дну водосточных канав.

О-о-о, я слишком хорошо помню, как, словно нищий, я стоял посреди площадей, умоляя прохожих указать мне купца, продающего зонтики. Продавцы и прохожие пялились на меня. Oни смотрели на меня так, будто я осквернил святыню. Будто мои бесстыжие уста изблевали хулу на всё мироздание разом. Будто ещё самым своим стояньем посреди площадей я бесчещу их строгую чистоту.

В глубине души я всегда понимал, что таким, как я, путь к обретению зонтика закрыт. Да, нашему брату зонтик заказан. Но меня всё же бесило! бесило!! сознанье того, что какое-нибудь ничтожество, какая-нибудь даже не осознающая своего скудоумия (и скудодушия!) пошлость! какой-нибудь воплощённый штамп! может, самодовольно растопырившись, идти по улице со своим собственным зонтиком, а я, я, я -- не могу.

Лучшее, на что я мог рассчитывать -- хотя и это, и это было, говоря по совести, решительно неосуществимой затеей -- так вот, лучшее, на что я ещё смел надеяться, было то, что какой-нибудь отщепенец, почти такой же отверженный и жалкий, смилостивится надо мной и продаст, о подарке не может быть и речи!, нет! втридорога продаст мне задрипанный, грязный, потасканный старый зонтик, наскоро сляпанный в китайской трущобе из второсортной стали и дешёвого пластика, из тех, что ломаются и рвутся в первый же дождь.

Но и за этим дрянным убожеством, за этой бездарной имитацией настоящей вещи мне пришлось тащиться за тридевять земель, прятаться, скрывать свои намеренья, дрожать.

Наконец, после многомесячных поисков, после многочасового анабасиса гремящих ржавых троллейбусов, сковозняков, брани, залитых дождём перронов, заплёванных станций, просёлочных дорог по колено в липкой хлюпающей глине, засаженных сажей рабочих окраин... я нашёл его, презренного скупщика краденого. Он провёл меня в своё гнусное логово с засаленными коврами и жирными пятнами на обоях, грязной посудой, запахом пыли, прокисшего дешёвого табака, бедности, и там, среди битого фаянса и дряблых фанерных полочек валялся старый, рваный зонтик с поломанными спицами, дырявый и без ручки.

От смеси волнения и гадливости я согнулся пополам и закрыл рот обеими руками. Даже дотронуться... какая мер... но другого не будет, может быть, никогда. Скупщик краденого глядел на меня исподлобья, точно говоря: "Бери, живеe, и проваливай отсюда." Кривясь и ёжась, я подобрал, подобрал.

Я вышел на площадь. Я мог быть сочтён мелким насекомым, которое по непредвиденной оплошности позабыли раздавить.

Значит, надежда? Значит, всё-таки, жить? Немного своего? потешить? Я раскрыл его, мой зонтик. Hад хлипким тельцем напрягся кособокий шатёр. "Хоть это, хоть так," -- уговаривал я себя, пока мои завидущие, пока бесстыжие мои уже вовсю шарили вокруг и ревниво липли ко встречным прохожим, к их разноцветным, туго натянутым куполам.

Я шёл по улице под своим первым в жизни зонтиком, мысленно потирал руки и неприкрыто вожделел. "... то-оже не сразу строилась... Пока пусть хоть так, лиха беда... А потом, глядишь, и... Потихоньку, да помаленьку, а там..." -- уж завилась было сорная верёвочка хорошо темперированных, потёртых житейских муд...

"А ЭТО ЧТО?!!" -- прогремело надо мной.

Огромнейший жандарм стоял надо мной, намотав на здоровенную ручищу воротник моей ветхой курточки. Другой волосатой пятернёй он сграбастал мой плюгавенький зонтик (только что втридорого купленный из-под полы у вора, незаконно, ах незаконно) и хряснул им о мокрую мостовую. Всласть потоптав уже дохлое тельце своими пудовыми сапожищами -- пока я, словно тряпичный петрушка, волочился рядом -- усатый и мордастый вахмистр схватил меня самого и прижал к грязной кирпичной стене. Прохожие зонтики на тонких ножках -- красные, жёлтые, синие -- с презрительными гримасками шли, не задерживаясь, прочь.

Вахмистр -- кованые сапоги, увесистая дубинка, наручники, мозоли на костяшках похожих на сардельки пальцев -- вплотную приблизил ко мне своё одутловатое, лоснящееся, красное, как помидор, лицо и прошипел: "А ты -- даже не думай. М-м-молодчик," -- и, брызгая слюной, добавил: "Ты -- грязь. Грязь, что смывается дождём."

    ..^..