Леонид Волков  

МЕТРО

 

   Иван Михайлович К. проработал в московском метро 39 лет. Он был машинистом и все эти годы водил поезда по Кольцевой линии. Он находил особую прелесть в своей работе; так не раз он задумывался о том, что полный круг по Кольцевой (а ездил, он кстати говоря, всегда по часовой стрелке) состоит из 12 станций и 12 перегонов — а ведь нигде больше такого не может быть. Иногда — в зависимости от настроения — станции эти ассоциировались у него с числами на циферблате, иногда — с месяцами в году, как-то раз ему даже приснилось, что это суть 12 апостолов. Кем же был он тогда? Итак, Иван Михайлович был счастливым человеком.

  

   Нет нужды говорить, что на работе своей он был на очень хорошем счету. Никогда его поезд не опаздывал, никогда с ним не случалось аварий или каких-либо внештатных происшествий. Естественно, не было нареканий, а от возможных изменений служебного положения Иван Михайлович сам отказывался и любые разговоры про заслуженное повышение были тем единственным видом разговоров, когда Иван Михайлович весь напрягался, потел, заикался, да все равно выходил из себя.

  

   Он любил все свои станции (он, конечно, так и называл их, даже в разговоре с не очень знакомыми людьми: "мои станции"), но был в своих с ними отношениях капризен и немного непостоянен. Любимой его станцией на протяжении многих лет была Новослободская, она казалась ему самой тихой и спокойной из всех, романтичной что ли, тем, как она выделялась отсутствием пересадки, отсутствием ощущения растревоженного муравейника. Когда же построили Серпуховскую линию, он раз и навсегда отвернулся от Новослободской, которая теперь казалась ему обманувшей, предавшей его любовь. После некоторых сердечных метаний он понял, что по более всего по душе ему (хотя сначала он и стеснялся признаться себе в этом чувстве) празднично-нарядная Комсомольская, пусть даже и самая людная (молодой современник Ивана Михайловича мог назвать ее несколько "попсовой"; Ивану Михайловичу, конечно, вряд ли бы что-либо сказало это слово). Иван Михайлович самокритично относил такую сентиментальность на счет приближающейся старости и неизбежной ностальгии по былым временам.

  

   Не раз он задумывался (естественно, в основном в последние годы) о смерти. Он бы хотел, конечно, встретить смерть на своем посту, на своем любимом месте и лучше всего между Киевской и Краснопресненской, в самом длинном и убаюкивающем перегоне (в нем-то Ивана Михайловича и посещали чаще всего философские мысли), но это, с другой стороны, представлялось совсем неудачным вариантом. После стольки лет безупречной службы допустить аварию в качестве прощального подарка — увольте! И Иван Михайлович каждый раз нехотя смирялся с мыслью о прозаичной смерти в своей постели, в скромной холостяцкой квартире.

  

   Если оглянуться назад, то становится понятно, что первой ласточкой было строительство станции "Площадь Суворова". В планах она значилась много лет, и Иван Михайлович мучался уже заранее. Он никак не мог себе представить, как ему удастся остановиться между Новослободской и Проспектом Мира — как, в туннеле? Площадь Суворова стала его ночным кошмаром, ему даже однажды снова приснились 12 апостолов, а потом сам Суворов — с рыжей бородой, безумным взглядом и пухлым портмоне. Кажется, в первый раз в жизни тогда Иван Михайлович проснулся в ужасе, на полтора часа раньше обычного времени.

  

   Он долго не мог привыкнуть к 13 перегонам и 13 станциям, линия как будто перестала быть для него родной... Несколько раз, забывшись, он пропускал Площадь Суворова, но получил за это взыскание от начальства и, что страшнее всего, ненавязчивое предложение отправиться на давно заслуженный отдых. Иван Михайлович глотал валидол, смущался, спорил, уговаривал, и постепенно привык. Только все равно часто ему становилось нехорошо, когда он проезжал эту злосчастную станцию.

  

   День 12 августа 20.. года был отмечен невероятным стечением обстоятельств. Двое машинистов другой смены (той, что водила поезда по Кольцу в другом направлении, против часовой стрелки: Иван Михайлович в глубине души немного презирал их, считая своей направление куда как более благородным; он воспринимал это безрассудно и бездоказательно, на уровне чувств. Однако же, прочитав в научно-популярном журнале о неравновесии правого и левого в природе, о том, что, например, панцирь улиток гораздо чаще закручен вовнутрь именно по часовой стрелке он стал гордиться своей работой даже еще в большей степени), так вот, двое машинистов другой смены были в отпуске, двое вдруг заболели, еще один попал под машину... Все было против Ивана Михайловича. У начальства не было другого выхода: Ивану Михайловичу поручили сделать несколько рейсов в непривычном для него направлении.

  

   Он шел к поезду и пытался справиться с мыслями. Каждый из его 39 годов службы восставал против того противоестественного ужаса, которому предстояло случиться. Он уговаривал сам себя на разные лады, даже еще когда садился на свое привычное место машиниста. Состав тронулся. Он, словно в забытьи, отправился с Комсомольской. Проспект Мира, Новослободская (Площадь Суворова он опять пропустил)... Когда-то любимая станция прощалась с ним, так ему показалось. "Наверное и правда пора уже на пенсию", подумал он. Он даже не помнил, открывал ли он двери. Звонок связи с машинистом в его кабине надрывался, но Иван Михайлович уже ничего не слышал.

  

   Наконец, он снова был на Комсомольской. Его трясло и знобило. Надо было трогаться, но он не мог. Ему казалось, что случится страшная авария — и виноват будет он, раз он поехал с Комсомольской на Проспект Мира (ему казалось: назад, на Проспект Мира — значит видимо по встречному пути — он же знает — точно знает — что его путь — правильный путь ведет на Курскую). Он собрал в кулак всю свою волю... Он сказал себе, что ничего страшного не происходит, что он привыкнет, обязательно привыкнет. Но силы оставили его.

  

   На негнущихся ногах Иван Михайлович вышел из поезда. Он сделал несколько шагов, держась за сердце, потом закричал. Ему стало немного легче. Он подошел к эскалатору и посмотрел вверх. Эскалатор вел прямо на небо, где сидел Господь Бог в форменном костюме. Иван Михайлович радостно шагнул на эскалатор. У четвертой лампы сердце его преисполнилось счастьем, а Господь Бог улыбнулся ему и сказал "Осторожно, двери закрываются!" И Иван Михайлович побежал по эскалатору вверх, чтобы успеть проскочить в закрывающиеся двери.

    ..^..