* * * 
  
Ноябрь, и ночь пустынна, облетев звездопадом с неба, 
догорев на ветру, задув шальные огни. 
Рассвет ложится на землю пятнами снега 
и засыпает мою осень. Куда не шагни - 
  
в прозрачном пейзаже нигде не найдешь отметки, 
чтоб задержать глаза; не сыскать и прыща 
среди голой равнины. Уж ветки 
отбили ладони листьев, рукоплеща 
  
твоим песням. Ноябрь. В такую пору 
ветер, сорвав тормоза, поднимает над 
землей всякий сор, и стихи летят без разбору 
из обалдевших губ. И все на похожий лад. 
  
Строка за строкой взмывают к седому небу 
и уносятся прочь - до теплых, видать, широт. 
А тебе оставаться без слов, неподвижну, нему. 
И снег  прилетает и затыкает рот. 
  
Вот уже руки дубеют в миг без перчаток. 
Скоро и весь ты станешь - сугроб на снегу. 
Сохрани мою тень. Мой отблеск. Мой отпечаток. 
О, тающий сумрак, осенний ветер, ненастный гул. 
  
Верю, зима, меня до конца не слижешь, 
ветром сметая, пургой занося углы. 
-"Кукушка, кукушка, сколько мне жить," - и слышишь 
в ответ уносящейся стаи: "Курлы, курлы..." 
  
- тает вдали. Так ветер уносит твой полдень. 
Вот и закат из своей маячит не-за-горы. 
Время для царских милостей, свадеб, болдин. 
Время итогов. Время разбитых корыт. 
  
Попросту - осень. Кода. И незаметно 
ты сам пропадаешь из виду, теряешь черты. 
Время считать цыплят, пропавших за лето. 
Время считать шаги до последней черты. 
  
Но потом вдруг ты видишь вокруг, то что стало бело 
все, что металось, рвалось, билось, неслось. 
Все, что рыдало, звало, гудело пело, 
и пробирало, и протыкало насквозь. 
  
Сердце бесилось в груди ошалелым плясом, 
но не разорвалось. И вот тишине назло 
ты остаешься чернеть на снегу неостывшей кляксой,   
тлеющим следом непроизнесенных слов. 
  
2003 
  
* * * 
  
Густеет ночь, и улица пустеет. 
Но ветер нежно за руку берет, 
и как бескрайней брачною постелью 
ложится улица, зовущая вперед. 
  
Так много было этих длинных улиц, 
ты шёл по ним будто на край земли, 
но улицы годами обернулись 
и никуда тебя не привели. 
  
На том же месте ночь тебя находит. 
Все растеряв идешь ты налегке. 
Пустеет улица. И жизнь уходит. 
И ничего не видно вдалеке. 
  
Ты снова опоздал. Растаял вечер. 
Пустеет улица. И некуда уйти. 
Но, знать, на жизнь я с улицей повенчан, 
и, знать, за жизнь её мне не пройти. 
  
И за спиной деревни и столицы, 
но сколько мостовых не перейди - 
приходит ночь. А улица все длится 
и обещает что-то впереди.   
  
2002 
  
  
* * * 
  
Отрыдается осень. Бушующих листьев полет 
откружит на ветру, разобьется о зимнюю тишь. 
Отпылает багрянцем октябрь. Отгудит. Отпоет. - 
Сердце, ты ль замолчишь? 
  
Отбурлит, устаканится буйство ручьев подо льдом. 
Снег пройдет по следам, снег былое твое отбелит. 
К безмятежным годам мы с одной по лыжне подойдем. - 
Разве боль отболит? 
  
Будет снег. Я усну. Что потом? Что грядет за спиной? 
Снег лежит над землей, недожитые жизни тая. 
Только ветер всю ночь что-то шепчет в слезах за стеной.  - 
Это я. Это я. 
  
2003 
  
  
  
Лук Одиссея. 
  
Возвращаешься с плаванья. С десятилетних поприщ 
и стольких же странствий ты снова приходишь сюда, 
откуда однажды вышел - за каким, уже сам не вспомнишь - 
чтобы скоро вернуться. В дверях встречает, седа, 
  
незнакомая женщина - верно, жена. Но, вернувшись с моря, 
чересчур одичал по койкам, чтоб лезть в постель. 
Что до той, чей локон, чернее смоли, 
ты возил на груди - до неё отсель 
  
больше лет, чем морей. Т. е., выражаясь проще, 
кораблю не доплыть. Как, впрочем, и в брод, и в лет 
не добраться. Тем паче, что ближе всего та роща, 
где и впрямь отдохнешь от странствий. И чувствуешь кожей лёд, 
  
стоя уже в прибрежных водах по пояс 
той полярной страны, что оказалась близка. 
Ближе, чем Север и Юг. Ибо теперь этот полюс 
с любой стороны. И компас тикает у виска. 
  
То-то и есть, что дорога не делает петель. 
Раз покинув порог, туда не придёшь во второй. 
Где бы ты не прошёл - за спиной только пепел 
остывших стоянок, забытых свиданий, сожженных трой. 
  
Знать, долго ты плавал. Знать, много сирена напела. 
Знать, на берег вернется тем же только седой прибой. 
Не чета человек. На висках - не морская пена. 
Хоть и сделаешь круг, а не свернешь с прямой, 
  
ведущей, сам знаешь, куда. Так в пути открывают принцип 
колеса. Он же часов, ибо, что, в самом деле, есть 
этот диск, как не обод, где стрелки - спицы, 
катящие время. И слезть 
  
с этой повозки - разве вперед ногами. 
(Что не далече.) Но лучше поднять паруса 
и нестись, нанося веслом на сырой пергамент 
океана пунктиром пути к земным полюсам. 
  
Потому что, вставши на две ноги, не двинешься раком, 
то, покуда ты сам не станешь белой золой, 
дорога идет вперед. Что и назвали Роком. 
Рок моряка - уходить за новой зарей. 
  
Это вещи способны терпеть, прощая отлучки. 
Лук по-прежнему туг. Но не сустав локтевой. 
Лук может ждать на стене. Но стареет лучник. 
Через двадцать лет уж не справишься с тетивой. 
  
Не узнаешь и милки, чей профиль в пол-оборота, 
было время, колол на грудь, раскалив иглу. 
В футболе с судьбой время лупит в одни ворота. 
Плюс, мяч при этом ты сам. И в эту игру 
  
Мы проиграли оба, милая Пенни. 
Только время снимает пенки, давая пинки; 
на короткую жизнь собирает большие пени, 
от шумевших садов на сдачу сдавая пеньки. 
  
Так прости ж беглеца. Уже ветер стучится в мачты - 
верно, снова изменит тот, кто раз слышал этот трезвон. 
И, не спуская флаг в проигранном матче, 
Одиссей забивает ты забиваешь гол за горизонт. 
  
2002 
  
Колыбельная.  
  
Снег шуршит за черной рамой, 
снег скребет кошачей лапой, 
на дворе метет. 
В раме - кухня, в кухне - мама, 
а напротив, значит, папа, 
у окна - дите. 
  
Не грусти, сынок, посмейся, 
попляши, снежок, повейся, 
для сынка сыграй. 
Вот вам случай повсеместный, 
вот вам русское семейство 
да нерусский край. 
  
Ночь крадется на пороге, 
снег ложится на дороги - 
надо спать сынку; 
нагулявшись, успокоясь. 
В стороне чужой по пояс, 
да по грудь в снегу. 
  
За окном гуляет вьюга. 
Мама с папой смотрят в угол. 
Я тебе спою. 
Ночь легла у глаз морщиной. 
Скоро станешь ты мужчиной. 
Баюшки-баю. 
  
Помнишь снег под хмурым небом, 
над краями, где ты не был, 
над твоей семьей, 
над Таганкой, над Тверскою, 
над Сибирью, над Невою, 
над твоей землей? 
  
Год за годом улетели. 
Только белые метели 
вьют, сбивают с ног. 
Снег засыпал след за следом. 
Мама с папой спят под снегом. 
Вырастай, сынок. 
  
2004 
Ithaca NY 
  

    ..^..