Вечерний гондольер | библиотека

Вова Луцкер (Kirtkele)

Из…

Из двух возможных состояний небытия

живым ручьям пустынь одно подобно,

и этим привлекательно для нас -

мы тоже

в небытие идем

сквозь

бытие.

* * *

Отточие у точева. Отчет.

Чечетка. Чичероне. Чечевица.

Чердак. Чиновник (черт бы их побрал).

Чужое чудо…

Что все это значит,

отчаянно хочу уразуметь.

* * *

Несуществующие тексты приоткрыл,

и

ослеплен, как Вольтовой Дугою…

Текст постепенно обретает очертания,

как в проявителе изображение на фото.

Порою фразы кажутся шершавы…

Им предстоит еще похорошеть

и восхищать,

как ножки стройных леди…

Несуществующие тексты приоткрыв,

слова их смаковать неторопливо;

перебирать и составлять как кубик-Рубик…

Мои.

Уже живые.

Будут люди

читать,

когда уйду в небытие?..

* * *

Недомогание?!! -

Богослужение! -

душа в состоянии стихосложенния.

Нет между нами недо-

разумения,

Господи, Стих Мой.

Светоч - Ты;

тень - я.

* * *

Я каждый день пишу для Вас стихи

и… Сразу рву. Они несовершенны.

Язык - отчаяние высохшего русла.

Я долго, слишком долго,

испытывая голод,

наслаждался

картиною изысканного блюда.

Слова поблекли.

Чем теперь сказать мне,

как я Вас жду.

* * *

Если бы Бог действительно был,

то, придя однажды на Землю,

Он принял бы облик твоего отца,

ибо ты - чудо,

сотворенное им для меня…

Из польской поэзии.

Aleksander Najda Александр Найда

____________________dla Alexandry

twój śmiech to
na marmurowych schodach
pereł sznur
zerwany
co pędzi w dół
jak dzieci
wypuszczone z klasy

Александре

Твой смех --

по мраморным ступеням

горсть жемчужин

россыпью ль,

гурьбою,

как бегущие из школы

первоклашки шумным роем.

_______________SEN

sen mój z piany
bez sierści
mienia

w szufladach nocy
kilka przedartych biletów się droczy
z otwartymi oczami

*

pod godzinami
chrzęści piasek

Сон

В сон, как в пену --

прочь пожитков бремя.

В секретере ночи

старые билетики склочничают,

очей до утра не смыкая.

*

Слышно как время шуршит

в колбах песочных часов.

________________ Pan Hasior z opowiadań J.K.

Z ognia
gliny
krwi
zdziwienia strzała
wypuszczona z łuku -
uniesionej brwi

Хасер из рассказов Дж. К.

Он -- огонь

и глина,

кровь;

как изгиб тугого лука

удивленно вздета бровь.

Potop

Z zalanego betonem dzieciństwa
arka pamięci uniosła to co było pod ręką -
mapę marzeń
duszę z gliny
spiżowy odlew snu
abecadło
gips

Потоп

Из бетоном залитого детства

памяти пожитки уносил ковчег:

карту с очертаньями мечты,

глиняный слепок души,

бронзовую статуэтку сна,

азбуку,

гипс.

__________półksiężyc i gwiazda

Z puchów
czarnoziemu nocy
półksiężyc wzszedł
przy ognisku gwiazdy -
przy kamieniu milowym
pielgrzym skostniały
na drodze
do absolutnej pełni

Звезда и полумесяц

Из чернозема

поля ночи

взошла неполная луна

на луч звезды,

как к придорожной метке

усталым пилигримом отдохнуть

в пути

до совершенства полнолунья.

Francis I

Jestem szewcem
Za osmolonym przepierzeniem mojego warsztatu spadła mi z oczu zasłona
Robota w dalszym ciągu idzie mi nieźle
Nic się właściwie nie zmieniło
Tylko od czasu do czasu mnie skręca ze śmiechu

Франциск I

Живу шитьем.

За пахнущей смолой перегородкой

с моих очей опала пелена.

Работа ладится, живется мне неплохо,

и лишь порой одолевает смех.

_____________jesień
Stoi
nade mną jesień
jak
strych pełen
porzuconych
w dzieciństwie
zabawek

Осень

Осень

приворожила

как

полутемный чердак --

скопище

детских

игрушек.

_____________znikąd

Znikąd
to znaczy
z organicznej papki
nazwanej "pamięcią"
która oswaja i
zatrzymuje przypadek -
zwalnia jego kruchy ciężar
stygnąc niby
laku gęsta łupa
na której odciśnięty orzeł śni
skrzydeł rozpaczliwy trzepot

Из ниоткуда

Из ниоткуда --

это из папки бумаг

с грифом “на память”,

где описанья

пережитого тобою

остановили

хрупкий событий ход

каплею сургуча,

на котором орел видит сон:

крыльев отчаянный трепет.

* * *

Предвосхищение звука.

Между смычком и эфой

тот же, что между листьев

должен вот-вот родиться…

Предвосхищение звука -

предвосхищение друга?

Предвосхищение звука.

Напряжены ожиданьем

пальцы - органы слуха,

Уши - осязания.

Предвосхищение звука.

Солнце пробует голос

самой старинной скрипки,

касаясь смычком золотистым

перьев утренней птицы.

Смычку золотистому чуток

замер лазоревый купол.

Творчество.

Это ли мука…

Предвосхищение звука.

* * *

Я хочу говорить.

Но у этого нет еще имени.

Не успело крыло ощутить для полета опору.

Я хочу говорить, только самое точное слово

не родилось еще.

И не знают его словари.

Говорить…

Из польской поэзии.

Wislawa Szimborska Вислава Шимборска

Wieczór autorski

Muzo, nie być bokserem to jest nie być wcale.
Ryczącej publiczności poskąpiłaś nam.
Dwanaście osób jest na sali,
już czas, żebyśmy zaczynali.
Połowa przyszła, bo deszcz pada,
reszta to krewni. Muzo.

Kobiety rade zemdlec w ten jesienny wieczór,
zrobią to, ale tylko na bokserskim meczu.
Dantejskie sceny tylko tam.
I wniebobranie.

Nie być bokserem, być poetą,
mieć wyrok skazujacy na ciężkie norwidy,
z braku muskulatury demonstrować świat
przyszłą lekturę szkolna - w najszczęśliwszym razie -
o Muzo. O pegazie,
aniele koński.

W pierwszym rządku staruszek słodko sobie śni,
że mu żona nieboszczka z grobu wstała i
upiecze staruszkowi placek ze śliwkami.
Z ogniem, ale niewielkim, bo się placek spali,
zaczynamy czytanie. Muzo.

Авторский вечер

Муза, оваций мы не пожинаем.

Мы не боксеры, увы, а поэты.

И тем не менее люди собрались, -

целая дюжина зрителей в зале! -

правда, здесь кто-то из-за непогоды;

кто-то из близких… Муза! Пора ли?

Дамы готовы млеть от восторга

весь этот вечер… - На матче боксерском!

Вот где достойные Дантова света

страсти. О, Муза! Куда нам до этого!

Быть не боксером. Быть, - ужас! - поэтом:

быть осужденным к хожденью в веригах.

За недостатком мускулатуры,

школьных учебников литературы

миру являем мы будущность.

Муза! Даже Пегасу это в обузу!

В первом ряду задремавший дедуля.

Снится бедняге: бабуля вернулась

из мира иного. И целую гору

ему приготовит оладий на сливках.

Прямо с огня! Вкусно! Жар так и пышет, -

не подгорели бы!.. Муза, мой выход…

Trzy słowa najdziwniejsze

Kiedy wymawiam słowo Przyszłość,
pierwsza sylaba odchodzi już do przeszłości.

Kiedy wymawiam słowo Cisza,
niszczę ją.

Kiedy wymawiam słowo Nic,
stwarzam co, co nie mieści się w żadnym niebycie.

Три удивительных слова

О приходящем времени твержу,

ан, первый слог успел стать преходящим.

Я слово Тишь чуть слышно прошепчу -

не станет тиши.

Я осторожно вымолвлю Ничто, -

и Нечто необъятное возникнет…

Wersja wydarzeń

Jeżeli pozwolono nam wybierać,
Zastanawialiśmy się chyba długo.

Proponowane ciała były niewygodne.
i niszczyły się brzydko.

Mierzły nas
sposoby zaspokajania głodu,
odstręczało
bezwolne dziedziczenie cech
i tyrania gruczołów.

Świat, co miał nas otaczać.
był w hezustannym rozpadzie.
Szalały sobie na nim skutki przyczyn.

Z podanych nam do wglądu
poszczególnych losów
odrzuciliśmy większość
ze smutkiem i zgrozą.

Nasuwały się takie na przykład pytania
czy warto rodzić w bólach
martwe dziecko
i po co być żeglarzem,_
który nie dopłynie.

Godziliśmy się na śmierć,
ale nie w każdej postaci.

Pociągała nas miłość,
dobrze, ale miłość
dotrzymująca obietnic.

Od służby sztuce
odstraszały nas
zarówno chwiejność ocen
jak i nietrwałość arcydzieł.

Każdy chciał mieć ojczyznę bez sąsiadów
i przeżyć życie
w przerwie między wojnami.

Nikt z nas nie chciał brać władzy
ani jej podlegać,
nikt nie chciał być ofiarą
własnych i cudzyh złudzeń,
nie było ochotników~
do tłumów, pochodów
a juz tym bardziej do ginących plemion
- bez czego jednak dzieje
nie mogłyby się w żaden sposób toczyć
przez przewidziane wieki.

Tymczasem spora ilość
zaświeconych gwiazd
zgasła już i wystygła.
Była najwyższa pora na decyzję.

Przy wielu zastrzeżeniach
zjawili się nareszcie kandydaci
na niektórych odkrywców i uzdrowicieli,
na kilku filozofów bez rozgłosu,
na paru bezimiennych ogrodników,
sztukmistrzów i muzykantów
- choć z braku innych zgłoszeń
nawet i te żywoty
spełnić by się nie mogły.

Należało raz jeszcze
całą rzecz przemyśleć.

Została nam złożona
oferta podróży,
z której przecież wrócimy
szybko i na pewno.

Pobyt poza wiecznością,
bądź co bądź jednostajną
i nie znającą upływu
mógł się już nigdy więcej nie powtórzyć.

Opadły nas wątpliwości,
czy wiedząc wszystko z góry
wiemy naprawdę wszystko.

Czy wybór tak przedwczesny
jest jakimkolwiek wyborem
i czy nie lepiej będzie
puścić go w niepamięć,
a jeżeli wybierać
- to wybierać tam.

Spojrzeliśmy na Ziemię.
Żyli już na niej jacyś ryzykanci.

Słaba roślina
czepiała się spały
z lekkomyślną ufnością,
że nie wyrwie jej wiatr.

Niewielkie zwierzę
wygrzebywało się z nory
z dziwnym dla nas wysiłkiem i nadzieją.

Wydaliśmy się sobie zbyt ostrożni,
małostkowi i śmieszni.

Wkrótce zaczęło nas zresztą ubywać.
Najniecierpliwsi gdzieś się nam podziali.
Pos~Ii na pierwszy og~en
- tak, to było jasne.
Rozpalali go właśnie
na stromym brzegu rzeczywistej rzeki.
Kilkoro
wyruszało już nawet z powrotem.
Ale nie w naszą stronę.

I jakby coś pozyskanego? niosąc?

Версия событий

Поскольку разрешалось выбирать,

мы выбор обосновывали долго.

Нам были неприятными тела,

в особенности - плоти разложенье.

Необходимость голод утолять

претила; также - деспотия

над организмом функции желез,

безвольное наследованье черт

характера.

Мир, где нам предстояло вскоре быть,

был в стадии вселенского распада:

там властвовали следствия причин.

И с ужасом, и с некоторой грустью

мы большинство

предложенных на выбор приватных судеб

отвергли.

Не обошлось

без каверзных вопросов: для чего

в мученьях мертвого рожать, и кто бы

по доброй воле согласился стать матросом

на яхте, обреченной не доплыть.

Об избавлении от смерти разговора

и не было, хотелось - без мучений.

Зато, как сильно

нас к себе влекла любовь.

И с оговоркой - чтоб не безнадежной.

Служенья музам мы старались избежать:

критерии прекрасного размыты,

а для шедевров характерна хрупкость.

Власть, знали, - зло для наделенных ею.

Быть этносом под игом власти - злее.

До овладевших массами идей,

до шествий факельных, до гибели народов

охочих не было,

но в данной череде

веков история без катаклизмов

никоим образом свершиться не могла.

Неисчислимо звезд за это время

успело вспыхнуть

и остыть успело.

И наступило время начинать.

В конце концов, устав от разговоров,

мы отобрали первых кандидатов

в первопроходцы, также - в лекаря;

в философы непризнанные,

в садоводы,

в артисты, в музыканты -

все они,

признаться честно, шансов не имели

на сотворенье избранной судьбы.

Необходимо стало еще раз

от самого начала все осмыслить.

Нас привлекал

предложенный десант

со стопроцентным

скорым возвращеньем.

Отрыв от вечности

откуда ни взгляни

однообразной и невозмутимой

впредь больше мог и не произойти.

Но цель свою

мы знали лишь извне;

познанья эти зыбкими казались.

Ну разве мудро было б воплощать

поверхностных решений совокупность?

Поэтому решили, что верней

не торопясь на месте оглядеться,

и действовать на месте сообразно

с реальным положением вещей.

Мы увидали Землю. Существа

отчаянные там уже ютились.

Растенья чахлые, невероятно, но

уверенные: их не вырвет ветер,

вцепились в скалы.

Маленький зверек

упорно норку рыл с непостижимым

для нас упорством, и еще - с надеждой.

О, как в сравненьи с ним казались мы

излишне осторожными, смешными!

Тогда же обнаружилось: редеют

ряды средь нас.

И мы пошли на свет;

то был огонь костра

разложенного прямо у крутого

реки реальной берега…

От костра поднялся кто-то,

но не нам навстречу,

а в поисках чего-то… Для костра?

Kot w pustym mieszkaniu

Umrzeć - tego nie robi się kotu.
Bo co ma począć kot
w pustym mieszkaniu.
Wdrapywać się na ściany.
Ocierać między meblami.
Nic niby tu nie zmienione,
a jednak pozamieniane.
Niby nie przesunięte,
a jednak porozsuwane.
I wieczorami lampa już nie świeci.

Słychać kroki na schodach,
ale to nie te.
Ręka, co kładzie rybę na talerzyk,
także nie ta, co kładła.

Coś się tu nie zaczyna
w swojej zwykłej porze.
Coś się tu nie odbywa
jak powinno.
Ktoś tutaj był i był,
a potem nagle zniknął
i uporczywie go nie ma.

Do wszystkich szaf sie zajrzało.
Przez półki przebiegło.
Wcisneęł się pod dywan i sprawdziło.
Nawet złamało zakaz
i rozrzuciło papiery.
Co więcej jest do zrobienia.
Spać i czekać.

Niech no on tylko wróci,
niech no sie pokaże.
Już on się dowie,
że tak z kotem nie można.
Będzie się szło w jego stronę
jakby się wcale nie chciało,
pomalutku,
na bardzo obrażonych łapach.
I żadnych skoków pisków na początek.

Кот в пустом доме

Умереть - котенку было б в милость:

что еще осталось для котенка

в опустевшем доме.

Коготки точить и рвать обои.

К мебели ласкаться, - все пустое.

В доме ничего не изменилось,

но как будто стало все иное;

ничего не уносили вроде,

а просторно, словно в огороде.

В сумерках уютный свет не льется…

Спит котенок, ушко чуть дрожит:

все шаги на лестнице - чужие,

и чужие руки положили

в мисочку отваренную рыбку.

В час привычный

с радостной улыбкой

не подбросил киске

пробку с ниткой

давний друг…

играли и играли,

только друга вдруг нигде не стало…

Все шкафы исследовал котенок;

не ленясь смотрел на каждой полке;

под диван протиснулся - без толку.

Наконец на свой котячий страх

преступил запрет и стал искать

друга на столе среди бумаг.

Что осталось? - Ждать: лежать и спать.

Друг уехал.

Друг застрял в гостях.

Друг забыл скучающего киску.

Он вернется с просьбою в глазах

о прощеньи.

Без прыжков, без радости, без писка,

медленным движением хвоста

мы простим; и отвернемся к миске.

Koniec i początek

Po każdej wojnie
ktoś musi posprzątać
Jaki taki porzadek
sam się przecież nie zrobi.

Ktoś musi zepchnąć gruzy
na pobocza dróg,
żeby mogły przejechać
wozy pełne trupów.

Ktoś musi grzęznąć
w szlamie i popiele,
sprężynach kanap,
drzazgach szkła
i krwawych szmatach.

Ktoś musi przywlec belkę
do podparcia ściany,
ktoś oszklić okno
i osadzić drzwi na zawiasach.

Fotogeniczne to nie jest
i wymaga lat.
Wszystkie kamery wyjechały już
na inną wojnę.

Mosty trzeba z powrotem
i dworce na nowo.
W strzępach będą rękawy
od zakasywania.

Ktoś z miotłą w rękach
wspomina jeszcze jak było.
Ktoś słucha
przytakuje nie urwaną głową.
Ale już w ich pobliżu
zaczną kręcić się tacy,
których to będzie nudzić.

Ktoś czasem jeszcze
wykopie spod krzaka
przeżarte rdzą argumenty
i poprzenosi je na stos odpadków.

Ci, co wiedzieli
o co tutaj szło,
muszą ustąpić miejsca tym,
co wiedzą mało.
I mniej niz mało.
I wreszcie tyle co nic.

W trawie, która porosła
przyczyny i skutki,
musi ktoś sobie leżeć
z kłosem w zębach
i gapić się na chmury.

Конец и начало

Порядок

сам собой не наступает

по окончании любой войны.

Порядок должен кто-то наводить.

Ведь должен кто-то

разбирать завалы,

чтоб по дорогам

трупы увозить.

Не даром должен вязнуть чей-то шаг,

в золе, грязи,

пружинах от матрасов,

стекляном бое

и тряпье кровавом.

Навесить двери,

окна застеклить

и стены подпереть

обязан кто-то.

Фотопортрет героя - на войне.

Здесь - без наград,

и из последних сил;

и годы, годы, годы.

Закатанные рукава

поистрепались,

но новые стоят мосты

и новые вокзалы.

Сметая утром

желтый палый лист,

припомнит кто-то,

как ужасно было;

и кто-то уцелевшей головой

ему кивнет: не дай Бог, повторится.

А рядом кто-то искренне зевнет.

Припомнит кто-то, под каким кустом

запрятаны остатки аргументов,

уже изрядно тронутые ржой;

и сдаст в металлолом без сожаленья.

Кто малолеткой ужас пережил,

и потому немного помнить может,

схоронит старших, чтобы уступить

все тем, кто вовсе

ничего не помнит.

На бруствере, где выросла трава,

укрывшая причины и итоги,

пусть ляжет кто-то,

глядя в облака,

и отдохнет, покусывая колос.

Konkurs piękności męskiej

Od szczęk do pięty wszedł napięty.
Oliwne na nim firmamenty.
Ten tylko może być wybrany,
kto jest jak strucla zasupłany.

Z niedźwiedziem bierze się za bary
groźnym (chociaż go wcale nie ma).
Trzy niewidzialne jaguary
padają pod ciosami trzema.

Rozkroku mistrz i przykucania.
Brzuch ma w dwudziestu pięciu minach.
Biją mu brawo, on się kłania
na odpowiednich witaminach.

Конкурс мужской красоты

Очень опрятен с макушки до пяток

в уборе оливково-голубоватом.

Чтоб стать самым первым среди претендентов,

готов он свернуться, как сдобный рулетик.

Нужно - напорист, упорен и ярок

застынет, как в схватке с громадным медведем;

а то - трех невидимых ягуаров

настигнет разящих ударов возмездие.

Нет равных ему в приседаньях, отжимах,

а мимика торса сравнима с лицом.

Овации в зале - он скромный, он милый…

Удачно подобран его рацион.

Chmury

Z opisywaniem chmur
musiałabym się bardzo śpieszyć -
już po ułamku chwili
przestają być te, zaczynają być inne.

Ich właściwością jest
nie powtarzać się nigdy
w kształtach, odcieniach, pozach i układzie.

Nie obciążone pamięcią o niczym,
unoszą się bez trudu nad faktami.

Jacy tam z nich świadkowie czegokolwiek -
natychmiast rozwiewają się na wszystkie strony.

W porównaniu z chmurami
życie wydaje się ugruntowane,
omal że trwałe i prawie że wieczne.

Przy chmurach
nawet kamień wygląda jak brat,
na którym można polegać,
a one cóż, dalekie i płoche kuzynki.

Niech sobie ludzie będą, jeśli chcą,
a potem po kolei każde z nich umiera,
im, chmurom nic do tego
wszystkiego
bardzo dziwnego.

Nad całym Twoim życiem
i moim, jeszcze nie całym,
paradują w przepychu jak paradowały.

Nie mają obowiązku razem z nami ginąć.
Nie muszą być widziane, żeby płynąć.

Облака

Сноровистость и цепкость

нужны при описаньи облаков, -

мгновенья ока облакам

и тучам достаточно, чтоб измениться.

Характер их таков:

всегда не повторяться

оттенком, глубиной, расположеньем, формой.

Проворные, проносятся над тайным,

но не обременены облака памятью.

Поэтому бессмысленна попытка

звать облака в свидетели - не догнать.

Твердим мы: “Грузность туч…”

Мы, мы тяжеловесны. Самой земле сродни

мы кажемся им вечными.

Средь самых тяжких туч

надежнейшим из братьев сдается камень нам. А облака - кузинки,

живущие где-то в провинции и почти забытые.

Мы, люди, любим жить.

В небытие уходим неохотно, постепенно.

У облаков - иной расчет.

Их ждет

непрерываемый полет.

Им нет нужды за нами уходить;

заметным быть, чтобы по небу плыть.

Niektórzy lubią poezję

Niektórzy -

Czyli nie wszyscy.

Nawet nie większość wszystkich ale mniejszość.

Nie licząc szkół, gdzie się musi,

I samych poetów,

Będzie tych osób chyba dwie na tysiąc.

Lubią -

Ale lubi się także rosół z makaronem,

Lubi się komplementy i kolor niebieski,

Lubi się stary szalik,

Lubi się stawiać na swoim,

Lubi się głaskać psa.

Poezję -

Tylko co to takiego poezja.

Niejedna chwiejna odpowiedź

Na to pytanie już padła.

A ja nie wiem i nie wiem i trzymam się tego

Jak zbawiennej poręczy.

Кто-нибудь любит поэзию

Кто-нибудь, -

значит: не каждый.

Даже не многие, а меньшинство.

За исключеньем учащихся школ

и поэтов,

выйдет любителей этих на тысячу, может быть, двое.

Любит, -

как любят картошку с грибами,

и комплименты, закатов оттенки,

свой полушалок,

стоять на своем,

выгулять грузного пса перед сном…

Поэзию, -

что ж есть поэзия?

Сколько ответов

случалось услышать по поводу этому.

Счастье мое: все они легковесны,

иначе как мне слагать эти тексты.

Владимиру Антропову (Радуге)

1

Преддверие ветвлений тишины.

Негромкие созвучия точны.

И словосочетанья самобытны,

к чему располагает мастерство

переплетений снов, цветов, стволов,

крон, куполов и шепоток молитвы.

Как отраженья храма ли, сосны

стоят недвижны поплавки, челны.

Как, вопреки расхожим представленьям,

в преддверии ветвлений тишины

желанны толкованья и умны,

и складно ладится стихотворение.

Пусть рифмами шаги истомлены;

пусть небеса не звезд, а туч полны -

мы,

мы полны восторгами паренья.

Бормочем что-то, словно колдуны.

Преддверие ветвлений тишины.

2

Ветвящаяся тишина,

как в паутинке трещинок луна,

похожая на бабушкино блюдце, -

старинного приданного привет.

Ветвистой тишины тончайший свет

игольчатым сиянием коснулся,

и цвет усыпал ветви тишины,

и наливались завязи стихами,

неведомыми прежде голосами -

так возникало Слово, звук и мысль.

Так Слово отделяло Свет от тьмы.

* * *

Цветными искрами по инею стекла

в окне автобуса играют фонари

от остановки и до остановки.

Улавливая чтецкую напевность

в порядке расстановки ударений,

оттенки речи и восторги рифм,

от остановки и до остановки -

Цветными искрами играют фонари

в окне автобуса по инею стекла.

Мой Бог!

Как хочется ее поцеловать!

* * *

Паря и кувыркаясь в вышине,

Клубясь, как атмосферные явления,

Нечаемого друга обретение.

В знакомых очертаниях небес,

Над очарованным кочевием мерцал

Изгиб большой медведицы, Мицар, -

Так Он вернул очам былую зоркость! -

“И верность уху, звуки умертвив…”

Как виноград тучны созвездий грозди.

Предвосхищения восторга

Отчаянно-пронзительный прорыв

В иные бытия порожних ив,

В безмыслие бессониц и стихи.

Пастух Его единственность постиг.

* * *

Вначале - свет от тьмы,

затем - от суши воды.

Вкусивших знания - из рая,

почему?

И что потом еще

останется Ему,

когда решит лишить

творения стиха

свободы?!!

* * *

Стою подле храма.

Упрямая

неверия гордыня

во мне смирилась.

Что же все твердить-то,

что нет Его…

* * *

Под мостом реке не выпало спанья.

От быков и до излуки - полынья.

Вот и кончилась зима тревог и бед:

на Николе-Со-Усохи снова свет.

* * *

И многолетний опыт за плечами,

но каждым маем видим: поначалу

ребячья робость призрачной листвы,

как бы вопрос: “А неизбежна ль жизнь?”

Из польской поэзии.

Tadeusz Kubiak Тадеуш Кубяк

MILCZENIE DRZEW

Wśród koni, które są z burzy i rżenia,

Wśród ptaków, które są z wiatru i śpiewu

--drzewa milczą.

Tylko drzewa potrafią doskonale milczeć

W powietrzu niespokojnym,

Którym targa płacz.

Rozgrzanym prętem rozsuwam

Znikające w ogniu na zawsze.

W życiu nie widziałem śmierci

Równie ciepłej i cihej.

МОЛЧАНИЕ ДЕРЕВ

И подле коней, что и буря, и ржанье;

под стаями птиц, что и ветер, и пенье

-- молчат деревья.

Лишь деревья способны хранить молчанье,

когда вся округа

раздираема плачем.

Тлеющей тростью сгребаю,

в огне исчезают поленья.

В жизни не видел я исчезновенья,

чтоб так и тепло и смиренно

DRZEWA JAK INICJAŁY

Drzewa jak inicjały. Już nic się nie zdarzy.

Nie sposób po raz drugi wejść w tę samą rzekę.

Rzeka odbegła bezpowrotnie. Dokąd?

Jedno jest pewne - trzeba stąd odejść.

Drzewa jak inicjały. Przeglądam się w lustrze.

To samo czynią dwie kobiety obok.

Starsza i młodsza.

Starsza nie przeżyła

Wieku brzozy sadzonej trzydzieści lat temu.

Młodsza dorasta ledwie piętnastoletniej śliwy.

Drzewa jak inicjały. Rrzekraczam próg domu.

Szczęśliwy -- nieszczęśliwy.

Nie patrząc - patrzę. Nie widząc - widzę.

Tego rozłupanego w czasie burzy dębu

Nie było tutaj czterdzieści lat temu.

Drzewa jak inicjały.

Drzewa? Jak inicjały.

Zamilcz. Nie mów.

ДЕРЕВЬЯ КАК ИНИЦИАЛЫ

Деревья, как инициалы. Здесь долги годы.

Нельзя два раза отразиться в тех самых водах.

Неповторяем бег реки. Куда? Откуда?

Хотелось, и не раз, уйти совсем отсюда.

Деревья, как инициалы. Я в отраженье

смотрюсь, и около меня две женщины.

Березе,

старшей,

тридцать зим злых и счастливых.

Едва пятнадцать раз цвела вторая -- слива.

Деревья, как инициалы. Здесь все мы дома.

Несчастлив -- счастлив.

Взору все давно знакомо.

Вот дуб, расколотый грозой; прошло лет сорок.

Деревья, как инициалы.

Деревья? Как инициалы.

Молчи. Ни слова.

* * *

Что совершенно - то завершено?

И умиротворен. И ничего не надо?

И ждешь: вот снизойдет душе отрада:

“Ах! Совершенство!”

Эх… завершено.

* * *

Безупречные тексты слагать расхотелось.

За какие грехи мне подобная смелость?

За какие грехи меня лень одолела,

отчего? Может, просто душа очерствела?

Бес решил пошутить, все размеры запутал.

Что наброски мои? - только заумь да скука.

Приключится же блажь, чтоб аскет - и вдруг с лирой.

Безупречные тексты…

Да разве их было…

* * *

Светает. Русь проснулась.

Снег хрустит.

Неродовитый - нынче нет сословий,

немноголикий и немногословный,

заспаный люд унылое вершить

спешит своей страны существованье.

А было ведь - святою называлась…

Святая…

Грусть…

* * *

Творится несуразное в Тарусе.

Стирать, конечно, должен Ariston.

Но: водка мужу, шмотки дочке, Люсе…

Приобретать машину не резон.

И так весь век: кухарка или прачка.

И лишь приблуда, квелая собачка,

любовно глядя, чуть вильнет хвостом.

Доход в семью бесчестьем иль трудом,

где мужикам не сдюжить. Эх, Таруса…

Все - в водку мужу, или в дурь для Люси.

А ей - погост с дешевеньким крестом.

* * *

Какой тут сон.

Всю ночь в окно стучится

свернувшийся листок, просящийся к теплу.

И тянет носом дождь,

и ветер свищет, свищет…

Какой тут сон…

Вот мне и не уснуть.

* * *

Бессонница, ночная маета.

Со мной мой дом не ведает покоя,

и полтергейст глумится надо мною,

как будто вовсе нет на мне креста.

Вся утварь, вероятно, неспроста

со всех углов кивает головою.

Я злых грехов не помню за собою, -

что ж что ни ночь, то что удар хлыста?

Тоска. Без сна душа истомлена.

Родня сквозь зубы цедит мне упреки.

Мешаю им - скрипит моя постель.

Невстреченный мой ангел кареокий

считает ночи, как и я - без сна…

Сон: в таволгах играет коростель…

* * *

Стих - это звукоряд на грифе сотворения,

метафоры - лады; тугие строки струн.

В далеких закоулках подсознания

непрекращаемое образов кружение,

и это все, как смена солнц и лун,

Гармония - смысл световоплощения,

Гармония - надежда мироздания.

До этих пагод…

Текст отодвинут -

одолели дифтонги.

Спит ненагляда,

Лилии пыльца

по ободочку кольца.

Снова чужая.

Выплеснул ветер

льдинок последние сны.

Солнца сон прерван.

Тишина в кельях.

Храмы ранимы тоже

тенями Фрейда.

В собственном теле

свою собственную жизнь

прожил изгоем…

Стуком на стыках

к переселению в смерть

поезд готовит.

Там, где мы будем,

столь же прекрасны будут

девы нагие?

Через реки ширь

как ожившая нэцкэ

дева купалась.

Клены, осины

сбросили листья.

Ну а мне что же сбросить?

В сумраке утра

пью цикорий на завтрак -

кончилось лето.

Ты не подскажешь,

юркий пострел воробей

в чем же смысл жизни?

Поиски смысла.

Что-то навеял

тысячелистника зонт.

Солнце сквозь кроны.

Блики ряби на луже.

Кадр скомпанован.

Ночь невозможно согреть

поцелуями.

Смерть - неподвижность.

Утренний воздух

как влажный шелк лепестка.

Бабочка - солнце.

Что станет делать

тот Буриданов Осел

с бритвой Оккама?

До этих пагод

материк и океан…

твержу трехстишья…

* * *

Мерой любви постижения

Бог человеку

век отмеряет.

* * *

Возьми мое лицо в свои ладони.

Ни звезд, ни снега с неба, ни сна.

Собою грею постель.

* * *

Недолгий снег,

И слякоть, слякоть, слякоть…

А пальцы

Ищут ласковую грудь…

Зима

И я -

С собою мы в разладе…

* * *

Набелила ресницы,

Оснежила звонницы,

Ах, метель-мастерица

Белой гладью шитье

Расстелила.

В метель

город стал, как офорт -

Меццо-тинто рельефа коры на деревьях.

Очарован пушистыми белыми перьями,

Один (руны ветвей?)

Превратился в метель?

Городская метель -

Чаровница метель.

Саги долгих ночей -

Скальд полнощных земель.

Зной и пух тополей, -

Что ж мне снится метель?

* * *

Из ванны тумана предутренней... -

Тише!..

Только суметь бы

(не дрогнул бы штихель)

Робко -

отброшен покров сокровенного;

Тела девичьего преображение -

к первым лучам

(омовение росами), -

До судорог в пальцах, -

не дрогнуть только! -

Призрачно тонок,

точен

Штрих

выхватит миг.

* * *

Ах! Самодеятельная актриса!

Самая деятельная актриса!

“Со мною что сделалось?” -

Превоплотилась!

Преобразилось

Скопище в капище

В сочиво роли

На жертвенник капляще.

“Мне же позволили

Роли творение

В этом обряде со-преображения!”

* * *

Мы,

постигающие умиротворение

воды,

которая в реке

под вечер

летом,

мы

приобщаемся к бессмертию,

твои

творцы мы,

мир!

Из польской поэзии.

Kazimerz Przerwa-Tetmajer

Казимир Пшерва-Тетмаер

* * *

Mów do mnie jeszcze…Za taką rozmową

tęskniłem lata…każde twoje słowo

słodkie w mym sercu wywołuje dreszcze -

mów do mnie jeszcze…

Mów do mnie jeszcze… Ludzie nas nie słyszą,

słowa twe dziwnie poją i kołyszą,

jak kwiatem, każdym słowem twym się pieszczę -

mów do mnie jeszcze…

* * *

Голос твой нежен… Такими словами

в грустные годы я бредил ночами.

Сладко трепещет от слов твоих сердце -

голос твой нежен

Голос твой нежен… Нас люди не слышат,

любовью слова твои нежные дышат.

Они - как цветов ароматная свежесть -

голос твой нежен.

* * *

Память, ох как догадлива:

Дребезжащее радио

Принимает трансляцию

Фестиваля в Ополе -

Breakout вместе с Нагорным,

“По ту сторону радуги”.

В упоеньи подтягивали

Кубашиньской, Налепе.

Незабвенное лето.

Лишь (уже?) восемнадцать…

Жизнь успела промчаться,

Только в памяти - радио:

“По ту сторону радуги”.

* * *

Не счесть предтеч…

Очарование меняющихся звуков,

Сливающихся в речь.

Как в русле вoды,

Степенны ль, игривы;

Как лoдии обводы,

Лoзы ивы

Изящны и упруги переливы -

Слова и словосочетания стиха.

Нет в хаосе греха?

* * *

Испытанный способ маскuровать

свет

Акации веткой зелёной.

Желтый песчаник.

Обрыв.

Барашки одесского моря.

Так вот банальный мой кадр

скомпонован.

* * *

Отзывчива моя клавиатура…

А некогда гусиное перо

едва за резвой мыслью поспевая,

повелевало

плавно и степенно

стекать стихам со струйками чернил.

И писарь перья тщательно чинил,

неспешно над строкою размышляя…

Какая невозможная кривая

смогла б три эти образа связать

с открытием колец Сатурна?!!

* * *

Мы -

Лишь отблеск чужого сиянья? -

Несомненно.

Знал ли ноготь

Огюста Родена,

Что он гениален?

* * *

Непрекращаемой борьбой с собой

Истомлена волна.

Так неподатлив текст

И жест, и тишина.

Просцениум - реестр утрат, -

Фортуна неверна.

Восторгов торжище - театр:

Свидание? Война?

* * *

Что Иордан мне? - вода? узда?

Снова Слово всему начало?

(Слово от Слова, что свет источало)

Узы творения - жажда? жар?

Слова узел -

Дар?

Или - удар?

* * *

Октавиан, Китай - какие сообщенья?

Обильный снег незамершей реке,

Размытый контур башни вдалеке,

Смычок - струне желания томленья.

Октавиан, Китай - какие отклоненья?

Неоднородность недискретных сред…

Поток инвариантных вероятий…

Мечта неистощаемых объятий,

Тоска недосягаемой мечты;

Смычок, струна - как перси и персты.

Октавиан, Китай - какие обобщенья…

Стихотворение в процессе исполнения.

* * *

С точки зрения снега

в продуваемых ветром аллеях

вдоль неспешной реки

(стылым ложем тягучему сну) -

с точки зрения снега,

что за блажь, этот щит от Олега

на вратах Цареградских.

Этот щит.

Я его никогда не коснусь.

Я к нему не спущусь,

ниспадая отвесно иль косо;

в город царских церквей

не проникнет мой белый набег.

Мне на рынках его

не ласкать полонянок раскосых

в бархатистых ресницах, -

иные пространство и век

в точке зрения снега.

Ворожея кружений-парений,

колонковая кисть

(акварелью на чистом листе)

здесь царит - взвесь и высь,

вожделяемое вдохновение,

лисьи ласки листвы

и волшебный охапками снег

точки зрения.

Снегом

и врата, и аллеи лелея,

и реку, и листву

(по глиссанде к студеному дну) -

что Олеги ли, Ольги,

Владимиры и мавзолеи,

если выпала слава

этот мир в Млечный Путь окунуть,

да свобода парить

вдоль ресниц,

меж страниц,

между строчек;

недоточием слыть

и внезапным, как ярость набега.

Что еще,

если жизнь - ослепительный росчерк

нисходящего снега?!!

* * *

Рожки дождей снаряжены в подсумки.

- Короткими! - Дождливый февро-март

берет наизготовку автомат,

прицел наводит на мишени суток:

-Забудем снег! Отныне облакам

верстать прогноз совсем иной погоды!

Снегов сиянье стало неугодным,

им ваша слякоть… смотрят свысока.

Снегам не должно быть, -

лишь грязь из грузных туч,

лишь топь болот, пусть все живое - тлению! -

И в этот миг неугомонный луч

инициирует весеннее цветение!

* * *

Любовником себе казаться - я привык.

Стихи предпочитать молитвам - я привык.

Привычно жизнь кляня, грехами отягщенный,

Бреду в Твой строгий суд - к неволе я привык.

* * *

Оттенками смущения расцвел:

Я чувствую интимный бугорок -

Такая давка нынче на маршруте.

И так некстати нужно выходить.

* * *

Тысяча нечаянных касаний

к юному, здоровому, родному

к телу девушки -

любовь под сотней взглядов;

тайна не раскрытая никем.

Слава доброй тесноте трамваев!

* * *

Коль скоро - Бога нет,

и под сомненьем бес, -

по предопределению

каких-таких небес

мне

подле Вас

бес

под ребро залез?!

* * *

Кто в Лувре - у Моне.

Кто - с полным портмоне.

Там - дом, уют.

Там - вина пьют.

А мне не было сладостней судьбы,

чем подле Ваших ног

любви мольбы.

* * *

Еще есть время до начала зноя,

до душных комнат федеральной службы,

до нудных файлов электронной почты,

чтоб не спеша пройтись до остановки,

чтоб восхититься стройною фигуркой…

И чтоб найти удачную строку…

* * *

Упоительный ультрамарин!

Мỳскари, кавалькады левкоев…

Акварель с золотистой канвою.

С золотистой каймою буклет.

Ветхий томик. Укутавшись пледом…

Как бы за Северяниным следом:

вот - альбом; вот - роскошный букет;

где-то - радуги в стеклах витрин…

Восхитительный ультрамарин!!!

* * *

… И отпусти - опустошен.

Из-под шелома, хоть в Шелонь.

Шеломовидных куполов

непрекращающийся зов,

непрерывающийся стон:

Шелом, шелом, шелом, Шелонь…

Над Полотой София - сон.

Откуда здесь знакомый звон?

В прок ли добытое мечом?

Молчишь, Шелонь? - Шелом, шелом…

Не покидает окоем

непрекращающийся спор:

опустошение - простор?

* * *

- С Игорем как поступили вы?

С горем моим глумливы,

пили вы и вопили.

Кричали мне: “Мальва милая!”

Вам мало ума у мальвы?

Вы ль сами умами львы?

Звали меня за Мала…

Где Мал ваш? - там где и вы!

Искоростень до тла выпалю!

Кровию маловой вымараюсь!

- А не Малуше ли выпало

матерью стать Владимиру?!

* * *

Труворово городище.

Одуванчиково поле.

Одуванчиково поле,

одуванчикова поросль.

Корешки валерианы,

монастырский давний травник…

Время.

“Мыслию по древу”…

Кто придумал время первым?

Близко лес на стружьи днища -

Труворово городище.

Смысл времен рассудок ищет:

время - жизнь? и: время - тлен…

Одуванчиково поле…

Одуванчик - время суток? -

Бог - восторженная сущность:

время - мера перемен!!!

* * *

Заискрились кристаллы услады,

Мы упали в купальские травы…

Как сумела стать лоном реки

Упояемой пойменной пеною

Игрищ ночи купальской актриса,

Мастерица ласк паутинок,

Воспитательница ощущений

Красоты наготы, песнопений,

Плоть, не ведавшая усмирений.

В ночь Купалы тяжелый от слез

Тихо к заводи съехал откос

По бокам валунами когтистый

Словно мордой драконьей - напиться.

К полдню высушит травы от рос

Эротический танец стрекоз.

Зреет зной ощущений угрозой,

Как в стоп-кадре застыли стрекозы.

У ландшафта звериная поза,

Не метафора - метаморфоза.

* * *

Душе дано искусство взлёта

До той поры, пока она

Не отягчённая заботой

По всем критериям юна.

Да верить в эту непреложность

Мы не намерены пока

считаем как-то несерьёзным

В себе увидеть старика.

И обретём мы вдохновенье

За высоту вести борьбу

Лишь в миг короткого паренья

На полотенцах во гробу.

* * *

Когда б мне предстояла карма быть

Фрагментом песни, лучше - не печальной;

Чтоб напевали девушки меня,

А я - не расставался б с их устами.

Протяжным звуком литься из гортани

Как плавный летний вечер над рекой.

Дождем шуршать на шифере шершавом,

По красным черепичным желобам,

На монотонном кровельном железе…

Перелистав дожди в чердачном полумраке,

Ритмический рисунок выводить.

Податливые ветви ветром гнуть.

Выписывая солнцем каждый лист,

Чуть золотить измокшие края…

О, если б мне случилась карма быть

Любым возможным колером, оттенком

Неисчерпаемой палитры бытия.

* * *

Свыше он, что ли, у нас ли в крови

этот бесхитросно-чистый мотив?

И ненавязчив. А сердце к нему

неодолимо влечет почему?

В этом напеве - вопрос и ответ:

Здесь неделимы слова “Звук” и “Свет”.

..^..

высказаться Š Владимир Луцкер