Кевин Костнер : Киса - солдат китайского взвода

Вы согласны с тезисом, что, по законам классической литературы, автор должен определить время и место действий? Да? Нет? Я вот не задумывался над этим, но определю, тем более, что место действия весьма примечательно - Восточная Германия, небольшая воинская часть, недалеко от Лейпцига, затерявшаяся среди деревень с поэтическими именами - Шварценвальде, Кумерсдорф, Шпиренберг. Время действия? Тут немного сложнее. Не время - безвременье. Еще пару-тройку лет, и Великий и Могучий Советский Союз грохнется оземь, и, вопреки народным сказкам, не превратится в Финиста Ясного Сокола, а так, грохнется, разлетится на куски, и все... Тишина. Никакой тебе птицы Феникс.

- Вешайся, хобот! - Донеслось из караульной курилки в сторону здоровенного солдата, в засаленном П.Ш. с закатанными до локтей рукавами. Детина катил тачку на хоздвор, наполненную до краев отходами из солдатской столовой. Не отрывая глаз от тачки, чтобы не расплескать, он крикнул в ответ, не прекращая своего неторопливого движения:

- Вешайтесь, китайцы!

В курилке произошло движение. Те из солдат, кто прослужил по году и больше, бросились к караульному ограждению, состоящему из сетки типа рабица, и дружно, весело, без злобы облаяли детину на разные голоса.

- Ты вешайся, мазута гребаная!

- Тащи свою парашу!

- Смотри, чтобы свиньям досталось!

- Сам все сточит, нехватура, факт!

Детина, крайне довольный произведенным эффектом, продолжил:

- Старому вешаться не положено. Старый домой скоро едет.

- Какой, "домой"?! - Не унимались в курилке, - Домой поедешь в феврале, когда белые мухи полетят!

- Не-е, - протянул детина, - в марте приказ, старый с первой партией домой, как положено. А вам, китайцы, еще духов ждать на замену, караулы тащить. Вот это факт.

С этим спорить в курилке никто не решился. Старики знали, что, правда, могут задержать, не отправить, пока не придет замена. В душе все же надеялись, что будет, как прежней весной, когда всех дембелей отправили вовремя, а в караулы пригнали прикомандированную пехоту.

- Во, сука, задел-таки за живое, - сказал один из стариков, расстегнутый до пупа, в надвинутой на глаза шапке. Он развалился на лавке, щурился на первое весеннею солнышко, как кот Васька. Это рядовой Дмитрий Кисаев, или проще Киса - штатный остряк-самоучка и в связи с этим всеобщий любимец. Такой есть в каждой роте, в каждом взводе. Попадешь с таким в караул, в одну смену, и с шуточками-прибауточками наряд пролетит - не заметишь.

- Однако, - сказал Киса, - я бы не торопился, на месте нашего свинопаса, променять Лейпциг на его гребаное Бодайбо.

Киса смешно произнес - Бо-дай-бо, и в курилке заржали. Шутка вышла не очень, но все уже привыкли смеяться любым его шуткам.

Шла смена караула, в курилке собрались оба состава - заступающий и сменяющийся. Ждали последнюю смену с периметра. Заступавшим было все равно, сменяющиеся же сетовали на нерасторопность разводящего. Им уже хотелось в казарму, сдать оружие, сходить на ужин, посмотреть телевизор, погонять чай в каптерке, да мало ли чего еще.

- Да что же так долго?! Барсук смену по полчаса всегда проводит. Старшиной хочет, наверно, уволиться, гнутяра.

- Прапорщиком, - вставил Киса, - старшим. Пришейте ему ночью погоны!

- Да, надо бы, - соглашались в курилке.

Но тут надо чуть поподробнее о китайском взводе и о периметре, который охраняли китайцы. "Китайским" взвод охраны прозвали еще в те незапамятные времена, когда подавляющее большинство проходивших срочную службу в его рядах составляли призывники из братских республик Советской Средней Азии. Азиатов давно уже сменили сыны не менее братских славянских и других республик, а название прижилось, осталось. Надо сказать, что китайцы с гордостью носили свое имя. Оно было свидетельством непреклонного духа и крайне низкой дисциплины, которой китайцы бравировали. А что им оставалось делать? По роду службы - хуже только дисциплинарный батальон. Китаец ходил в караул через день, и через день грузил тяжелые ящики на технической территории, которую же и охранял. Два часа на посту, два часа в карауле в бодрствующей смене, два часа сон. Так три раза за ночь. Смена. Казарма. Ящики. Опять караул. Два года нон-стоп дискотека. Китаец превращался в зомби. В муку перетирал такой график. На службу и дисциплину забивали страшно. Что китайцу сделаешь? Как накажешь? Китаец и так в сплошном наряде вне очереди, пополам с непосильным трудом. От ящиков руки отваливаются. На постах - холод, сырость, ревматизм. Да, хуже только дисбат. Было дело, конечно, за вопиющие нарушения, отправляли в Лейпциг на гауптвахту. Там вертухаи вообще спать не давали, били нещадно, заставляли ползать по-пластунски на четвертый этаж и обратно, запирали в карцер, сыпали на мокрый пол хлорки. С губы китайцы приезжали сильно заторможенные, говорили шепотом, вспоминать о губе не хотели, качали головой и советовали не попадать туда другим. Потом ничего, потихоньку отходили и люто ненавидели офицеров. Не дай бог войны - стреляли бы им в спину.

Техническая территория представляла собой военный арсенал со множеством хранилищ, построенных еще Гитлером. Там было все - от патронов до черти чего, что составляет военную тайну. Вокруг техтерритории - дорога, зажатая между двумя рядами колючей проволоки. Дорога разбита на посты. Это и есть периметр.

На периметре второй пост имел свою зловещую особенность - старое караульное помещение. Заброшенное одноэтажное здание с мертвыми окнами, выбитой дверью, покосившейся крышей. Нехорошее место. В 47-ом году там солдаты изнасиловали немку из окрестной деревни, а ночью весь караул местные вырезали, всех до одного. В живых остались только те, кто стоял на постах. После этого караульное помещение перенесли вглубь территории части, подальше от греха, и все такое, а старая караулка так и осталась на втором посту. Нехорошее место. По ночам часовые старались не ходить мимо. Суеверие, скажете вы? Быть может, быть может...

- Ну, где же смена, мать его за ногу?!

- Ну, наконец то!

- Барсуков, - крикнули из курилки сержанту, ведущему смену с постов, - Барсук, чо так долго?!

Барсук не ответил. Бесполезно. Как быстро смену ни проводи, им все долго. Вечная тема. Старики поворчали, поворчали и успокоились, знали - Барсук, в принципе, парень правильный, жопу перед офицерами не рвет.

- Строиться, караул! - Скомандовал помощник начальника караула.

Молодые побросали курево, встали в колонну по три, образовав первые ряды. Старики, не спеша, потянулись тоже. Построились.

- Киса, тебя все ждут!

Киса курил, пускал дым вверх.

- Давай, давай, не особенный!

- Сейчас, докурю, - сказал Киса затягиваясь.

- Э-э-э! - заворчали деды, - Хорош, не особенный. В строй упади!

- Ладно, не гавкайте! - Сказал Киса, поднялся, поправил подсумок, закинул на плечо автомат и уже в строю, не выбрасывая сигареты, добавил, пнув сапогом в ногу прослужившего всего год "черпака". - Ты-то чего хавало свое раззявил? Замазать? Так я замажу.

Черпак стушевался.

- Ну, трогай, извозчик! - сказал Киса сержанту.

Сержант уже почти скомандовал - "шаго-о-м марш", как общее внимание привлекла маленькая пестрая птица, сидевшая на ветке. Птица сидела низко-низко, рукой дотянешься. Сидела, чирикала свою песенку, радуясь весне. Первое солнце, первая песня. Кто-то нагнулся к земле, и первый камень прошелестел мимо, цепляя ветки.

Птица на удивление, даже не шелохнулась. Чирикала, не понимая опасности. Первое солнце, первая песня.

- Во, дает! А ну, дай я!

Полетел еще камень. Мимо. И тут весь строй рассыпался. Китайцы хватали с земли, что попало, стали кидать. Мимо, мимо, мимо.

- Кто так кидает! - крикнул Киса, поднял камень, метнул наугад, не надеясь.

Птица упала.

- Попал!!! Попал!!!

Бросились к ней, обступили. Киса растолкал всех, пробился в круг. Увидел.

На сером, подтаявшем снегу лежала маленькая пестрая птица. Лежала, умирала. Алая капелька крови катилась из открытого клюва, крылья чуть вздрагивали, глаза птицы моргали, смотрели вверх.

- Во, бля! - Сказал кто-то.

Потоптались вокруг, не зная, что дальше-то. Вот - птицу убили. И что? Да ничего. Киса вопросительно посмотрел в лица стоявших рядом. "Да что же это я...?" Посмотрел вниз. Капелька крови скатилась, из темно-красной на снегу стала светло-алой. Глаза птицы все еще моргали. "За что?" Первая песня...

- Строиться, караул!

Киса шагал не в ногу, чувствовал себя так, как будто его раздавил грузовик. Уже в казарме умылся, почистил зубы, лег в койку до отбоя. Ничего не хотел - ни телевизора, ни чая в каптерке. Лег, с головой накрылся, домой хотел, забыть хотел. Всю дрянь, за эти два года, забыть хотел. В голову полезло всякое. Вспомнил еще про письмо это проклятое -письмо "неизвестному солдату". Была еще тоже история.

А было это так. Письма "неизвестному солдату" были особой статьей развлечений в китайском взводе. Письма эти пишут девушки на адрес полевой почты, чтобы переписываться с солдатами. Со всего Советского Союза приходили эти письма. Не то, чтобы часто, но и редкостью они не были. Вот, придет такое письмо - " Здравствуй, неизвестные солдат! Спасибо тебе, что граница на замке и Родина может спать спокойно, и все такое. Я, мол, такая то и такая, пришли свое фото и давай переписываться". Форма почти стандартная. Девчонки наверняка переписывали друг у друга. Ну, и как водится - от нечего делать соберутся деды в каптерке за чаем, станут отвечать вместе, проще говоря - глумиться. Обычное дело. Понапридумывают всякого, в конце припишут - "подходящего фото у меня нет. Ты, короче, первая присылай". Никогда не присылали.

Пришло одно такое письмо с Алтая. Сразу стали хохмить. Служил во взводе один дух молодой с Алтая. "Вот, невеста тебе пишет". Но духу, понятное дело, не до невест. Духу первые полгода привыкнуть бы к недосыпанию, к недоеданию, да от дедов по шее получить поменьше. Какие уж тут невесты!

Собрались, начали писать. Киса - во главе стола. Куда же без него-то? И понеслось по кочкам! "Пишу я тебе, героический подводник, с глубины 3000 метров, со дна самого что ни на есть Ледовитого океана. Наш подводный, сверхсекретный, атомный бомборакетоносец в боевом дозоре грозит империалистической нечисти нашей краснознаменной отвагой". И так далее и тому подобное. Очень вышло смешно. В конце приписали: "расскажи о себе поподробнее, и фото давай, присылай!". Написали, отослали, забыли. А через месяц приходит Кисе ответ. Девчонка пишет, как и просили, поподробнее. О деревне своей пишет, о родном совхозе, о клубе, где танцы по субботам, о библиотеке, где мама работает. О том, что в прошлом году бабушка умерла, о том, что дедушка, раненный на войне, совсем после этого слег и почти уже не ходит. О том, что учится она хорошо. Хотела поступать после школы, но маму никак теперь одну оставить нельзя. Вот такое вот пришло письмо.

Пришла и фотография, из таких, которые специально в фотоателье делают. Девчонка, совсем еще ребенок, можно сказать. Коротенькая стрижка, беленькая блузка, руки на коленках. Глаза большие, красивые, не глаза, а бездонные озера слез, которые выплакать ей еще предстоит в этой жизни. В жизни, которую только-только начинает.

Никому письма Киса не показал. И письмо и фото носил несколько дней, в нагрудном кармане, потом не выдержал - разорвал. Дыру бы прожгли в сердце!

Теперь лежал Киса под одеялом, вспоминал письмо это. "Как птицу..." - подумал он. И было ему так плохо, как будто червь какой-то ворочался, объедал всего изнутри. "Господи, да что же это такое?!" - Спрашивал он. И не было никого рядом, кто сказал бы простые слова: " Это, Киса, твоя совесть". Усталость взяла свое, он уснул.

Пока рядовой Дмитрий Кисаев спал, на периметре смена, состоявшая целиком из старослужащих, во главе с разводящим, уже полчаса под дождем и снегом искала на втором посту часового. Это было ЧП.

- Ну, что, там нет?! Да, где же он, салага, бля?! Найду - убью, бля, душу вытрясу! - кипел разводящий сержант Барсуков, вытряхивая ладонью из-под воротника набившийся липкий снег.

- Нет его там ни фига!

- Бля, тварь, неужели ушел, сука!

- Да спит где-нибудь в окопе.

- В окопе смотрели?!

- Там засрано все, там не прикимаришь. Может, в караулке он, в старой?

- Пойди, посмотри!

- Я один не пойду.

- Ладно, бля, пошли вместе! - сказал Барсук.

Злые до отчаянья деды направились к старой караулке, в предвкушении скорой расправы над молодым, который на службу забил не по сроку. Сапоги их чавкали в грязи, в грязи со снегом пополам. Злые шли, злые. До цели оставалось шагов двадцать, как из черного проема покосившегося, разбитого дверного косяка, показалась темная фигура в плащ-палатке. Молодой, разбуженный движеньем, робко вышел навстречу.

- Вот, он, сука!- выкрикнули деды почти все вместе.

- Ну, все, бля, хана тебе! Маму сейчас на изнанку выверну, душара гребаный!!!

Смена прибавила шаг. Молодой в страхе попятился.

- Куда, сука?! Стоять!!! - заорал Барсук и сорвался на бег. - Стой, сучара!!!

Молодой, с перекошенным от ужаса лицом, скинул с плеча автомат.

- Не подходи! - крикнул он.

- Ах, ты тварь!

- Не подходите!!!

Раздалась автоматная очередь.

"Вставай, вставай! Эй, подьем", - услышал Киса сквозь сон. Кто то тряс его за плечо. - "Вставай, вставай, Киса!" Киса открыл глаза, приподнялся и увидел сержанта Барсукова. Киса кинул взгляд на свои наручные часы. Половина пятого.

- Барсук, иди в жопу! Какого тебе хера? Полпятого... - Сказал Киса и снова рухнул на подушку.

- Вставай, Киса, бля, одевайся. Давай, давай! - Шептал Барсук, снова тряся за плечо - Вставай, командир тебя на периметр вызывает. Вставай давай!

Киса отпихнулся.

- Ну, вставай, тебе говорят! Командир вызывает на периметр. Все волки уже там собрались. Душара этот, Одинцов, только что смену обстрелял.

Сон как рукой сняло.

- Стрелял в смену, бля. Сейчас сидит в караулке, не выходит.

- Твою мать! - выдохнул Киса, неохотно поднимаясь. - А я-то тут при чем?

- Там расскажут, - сказал Барсук и ухмыльнулся. - Короче, поговорить с ним типа надо. Ну, чтобы выходил, короче. За тобой послали. За товарищем, бля, боевым.

- Товарищем... - Сказал Киса, покачал головой и пошел к умывальнику, - Я, что ли, ему товарищ? Товарищ! Нашли товарища.

Киса остановился, вернулся к тумбочке, взял зубную пасту, щетку, полотенце повесил на плечо.

- Попал, что ли, в кого? - спросил он.

- Не-а. - Опять ухмыльнулся Барсук. - Поверх голов как дал, бля! Ну, мы и обсерились, скажу я тебе.

Киса чистил зубы, умывался. Барсук стоял рядом, крутил на пальце ключи на тонком кожаном ремне. То накручивал, то скручивал.

- Вот, бля, душара, - говорил он, - Засел там, валить всех грозит. Такой, понимаешь, винегрет. Мы, что? Мы, так, поучить его только хотели. А он, бля, как даст! Бля, на периметре все офицерье уже, все волки, бля. Шухер, кипеж до небес. Вот, за тобой послали. Парламентера заслать хотят, чтобы сдавался, короче. Такой у них план, бля, генштаб, бля, гребаный. Автомат получать будешь? Сказать дежурному?

Киса вскинул брови.

- Автомат? На кой?

- На всякий, бля, случай. "На кой". - Передразнил Барсук. Душара, понимаешь, какой-то нервный оказался. Не возьмешь?

- Нет, не возьму, - сказал Киса, пошел в сушилку за шинелью.

- Ну-ну, смотри, бля, - сказал Барсук ему в спину и сплюнул на пол. - А то смотри, Шарапов, окропим снежок красненьким-то.

- Да пошел ты!

На границе первого и второго поста периметр ломался углом. Здесь, на первом посту, в относительной безопасности собрались офицеры. Выйдешь за угол - старая караулка в ста метрах. За угол не выходили. Несмотря на темноту, Киса еще издали различил силуэты почти всех. Вон командир части - старый подполковник, мужик хороший, по кличе Мамочка; вот зампотех - майор Соловьев, редкое говно; вот начкар курит с командиром взвода старшим прапорщиком Ревенко; вон замполит; вон другие; все тут.

Барсук показал рукой на командира и сказал:

- Ну, иди, зарабатывай свою медаль за отвагу, бля!

Киса подошел к командиру и зампотеху, стоявшим отдельно от остальных, и доложил:

- Товарищ подполковник, рядовой Кисаев по вашему приказанию прибыл.

Мамочка прервал свой разговор с зампотехом, посмотрел на Кису немигающими глазами.

- А-а, Кисаев. - Сказал он. - Ну, вот что, Кисаев, - задача тебе ясна?

Киса пожал плечами.

- Ясна. Когда идти-то?

Мамочка помолчал с секунду, смотрел в глаза.

- Когда готов будешь.

- Тогда я пошел, - сказал Киса, повернулся и зашагал в сторону второго поста, сунув руки в карманы шинели.

- Кисаев! - Услышал он за спиной окрик зампотеха.

Киса обернулся. Зампотех, находясь в каком-то видимом возбуждении, громко, чтобы все слышали, сказал голосом, которому придал значительности:

- Кисаев, при малейшей угрозе с его стороны применить оружие - немедленно назад! Понял? Немедленно!

- Понял, товарищ майор, - сказал Киса с деланной улыбкой, а про себя подумал: "Чмо ты педальное, товарищ майор". - Разрешите выполнять?

- Выполняйте!

- Давай, Кисаев, поговори ты с ним по-хорошему, пусть дурака не валяет. - добавил Мамочка.

- Да, я все понял, - сказал Киса и пошел к караулке.

Пока он шел до угла, все было ничего, но только повернул за угол - увидел старую караулку, стало как-то не по себе. Вдруг сидит там этот душара и в самом деле берет его на мушку. "Черт его знает, может, у него совсем крыша съехала. Возьмет, да и выстрелит. Стрелял ведь уже". Киса вынул руки из карманов, чтобы было видно, что пустые. "Как его зовут-то? Черт, я не знаю, как зовут-то его! Одинцов..., Одинцов..., Сашка, что ли? Да, Саня, или..., нет, точно Саня"

Киса подходил медленно, прислушивался, нет ли в черных окнах движения. "Эй, Саня, это я - Киса!" - хотел крикнуть он, но в горле что-то запершило, и он только прокашлялся. " Черт, вечер перестает быть томным. Ладно, давай, соберись, на тебя люди смотрят!" - сказал Киса сам себе, вдохнул и крикнул:

- Эй, Саня! Это я - Киса! Не стреляй!

Киса остановился, прислушался снова.

- Эй, Саня, я подойду - потолкуем. Ты только не стреляй, ладно! Слышь, Сань?

Киса прошел еще немного, остановился шагах в десяти от угла караулки, перевел взгляд от дверного косяка на окна. "Ну, где он? Откуда смотрит сейчас на меня? Если подпустил, то стрелять не будет. Наверно не будет".

- Эй, на буксире! Трави конец! Ты здесь, что ли, Сань? Ау! Курить будешь?

- Здесь я, - раздалось из темноты тихо, почти шепотом.

- Ну, слава богу! А я уж подумал - не повидаемся. Вот была бы досада. - Сказал Киса весело. - Ну, что - покурим?

Киса, не дожидаясь ответа вложил зажигалку в пачку сигарет и бросил в окно. Услышал, как она шлепнулась. Потом в темноте зажегся огонь, молодой закурил.

- Спасибо, Киса. - Сказал молодой тихо.

- Да, ладно, за курево спасибо не говорят. Ты вот что скажи - что делать-то собираешься?

Тишина. Слышно, как затягивается, курит.

- Киса, - раздался шепот, - мне теперь дисбат, да?

- Дисбат? Не знаю, Сань, не знаю. Может, обойдется. Может, Мамочка заступится, может, губой обойдется. Ты вот что - давай, не дури и выходи. Что вышло, то вышло. Хуже только не делай.

- Мне теперь дисбат, - сказал молодой обреченно.

- Дисбат, не дисбат, ты только хуже сейчас делаешь, Сань. Давай, заканчивай, выходи.

"Черт, не видно ничего", - подумал Киса. - "Мне бы только глаза его видеть. Нашел бы слова".

- Я в дисбат не сяду, - услышал он.

"Крыша совсем съехала", - подумал Киса.

- Сань, кончай херню-то пороть! Тебя дома ждут. Давай, выходи, короче, Сань.

- Нет, Киса, - сказал шопот, - ты уходи, Киса. Ты хороший парень, Киса, но ты уходи лучше.

- Ну, как знаешь, - сказал Киса и пожал плечами, - Как знаешь, Сань.

Он развернулся и пошел обратно. "Черт с тобой!", - в сердцах думал он про себя. - "Черт с тобой! Мне до дембеля - месяц, полтора, два. Черт с тобой и со всеми вами! Вот вы где у меня уже все!"

- Доложите обстановку! - Сказал майор Соловьев.

"Доложите обстановку!" - Передразнил его про себя Киса. - "Чмо ты и есть!" Киса доложил обстановку, после подошел к Барсуку, стоявшему тут же неподалеку, возле колючки, чтобы стрельнуть сигарету. "Товарищи офицеры!" - услышал он за спиной голос зампотеха, -"Прекратите курить на технической территории! Немедленно прекратите!"

- Ну, что там? - Спросил Барсук и сплюнул. - Что там, салага этот?

- Да пошел он!

- Понятно, бля. Ты гляди, как Соловьев территорию метит! Мамочка скоро на дембель. Станет Соловьев командиром - они с ним тут все вешаться будут. Вот землю роет, волчара!

- Сука он конченая, сука и чмо! - Подтвердил Киса. - Ладно, дай закурить, что ли.

Барсук по-секретному протянул сигарету. Киса, прикрываясь спиной, прикурил, спрятал сигарету в рукаве шинели.

Прошло около получаса.

На периметр примчался уазик и "Урал" с брезентовым тентом. Из уазика вылез невысокого роста усатый майор в портупее и шитых на заказ, начищенных до блеска сапогах. Он пружинистым, бодрым шагом направился к Мамочке и зампотеху. Барсук снова плюнул.

- О! В нашем полку прибыло, бля.

- Точно. Те же и начальник особого отдела, - сказал Киса и стал с интересом наблюдать, как из кузова "Урала" в снежную грязь стали выпрыгивать десантники в тельняшках, бронежилетах и касках. "Тридцать два", - насчитал Киса. У нескольких подствольные гранатометы.

- Комендантский взвод пригнали, из Котбуса,- сказал Барсук.

- Напрасно старушка ждет сына домой, - угрюмо пошутил Барсук.

Киса не слушал, вглядывался, стараясь по жестам понять, о чем говорят между собой офицеры. Особист стоял, заложив большие пальцы за портупею, топорщил усы. Зампотех вращал глазами, о чем-то размахивал руками. Мамочка махнул на них обоих рукой и отошел в сторону. Зампотех и особист направились в сторону десантников.

- Да что же они делают! - Сказал Киса и пошел им наперерез.

- Стой, ты куда? - Схватил его за рукав Барсук.

- Я сейчас, подожди... Товарищ майор, товарищ майор! Разрешите обратиться?

- Кто это? - Бросил особист в сторону, на ходу.

- Кисаев, отстань! Сейчас не до тебя.

Киса выскочил наперерез, встал перед ними.

- Товарищ майор, дайте я с ним еще раз поговорю! Он выйдет, слово даю. Я поговорю, он выйдет.

- Отставить, Кисаев! А ну, в сторону! - крикнул зампотех, удивленно смерив Кису взглядом.

- Товарищ майор, что же вы делаете, товарищ майор?! Так ведь нельзя.

- Это еще что такое!? - Выпучил глаза зампотех.

- Приведите своего солдата в чувство! - Шикнул особист.

- Да ты что, солдат, на гауптвахту захотел?! А?! Ты что, солдат?! Я тебя приведу в чувство! - Заорал зампотех и, схватив Кису за ворот шинели, стал трясти его из стороны в сторону, как щенка. - Я тебя приведу в чувство! А ну пошел на место!

- Руки, товарищ майор!

- Руки убери на хуй! Я сказал!

Киса крутанулся влево, вырвался, потом, как учили, бросил вес на правую ногу и левым боковым ударил. Ударил в ухо, не в подбородок - пожалел. Зампотех упал.

- Твою мать! - Вырвалось у Барсука.

Киса развернулся и, сбивая дыхание, кинулся к караулке. В висках застучало.

- Сань! Саня, не стреляй!

Поскользнулся, упал, содрал ладони, поднялся.

- Не стреляй, Саня!

Киса бежал, не отрывая глаз от черных окон караулки, которые таращились прямо на него. "Врешь!" - Пронеслось у него в голове. - "Врешь, старая! Не будет по-твоему! Сегодня не будет! Хватит тебе! Не будет по-твоему, не будет! Только бы не в живот, только бы не в живот!" Десять шагов. Пять. Два. Он ворвался внутрь. Выдохнул. Молодой сидел на корточках, обхватив коротко стриженую голову руками. Автомат лежал на полу. Киса подошел, сел рядом.