По силуэту утонченному... 

По силуэту утонченному 
с очаровательным лицом 
я сублимирую по-черному 
в районе под череповцом. 

А ты летишь в латинском танце и 
флиртуешь с клубною гурьбой. 
Я представляю нуль дистанции 
между партнером и тобой. 

От пяток светишься до темени 
салютом чувственным… Смотри, 
разлуку выдумали демоны, 
а это – те еще хмыри. 

Они в коктейль вина и музыки 
такой добавили дымок, 
что женщины снимают трусики 
и тело бреют возле ног. 

Чтоб между полными бокалами 
от возбуждения лакун 
дрожал тактильными сигналами 
малиновый рахат-лукум. 

    ..^..




После дождя земноводных ор... 

После дождя земноводных ор 
жалобней мотоцикла, 
словно заслуженный дирижер, 
паузу держит цапля. 
Близится переселенье душ: 
переставляя грабли, 
птица пинцет макает в тушь, 
смачно роняет капли. 
Ей, лягушатнице, невдомек 
певчих телец ужимки, 
горлышку чайному поперек 
выворотка кувшинки. 
Жабоглотательный горизонт 
всхлипнет и распрямится… 
цапля похожа на сложенный зонт, 
зонт с поломанной спицей. 

    ..^..




Когда меняет вкось и вкривь... 

Когда меняет вкось и вкривь 
одна оса осанку узнику, 
напрасно просится на музыку 
неосязаемый мотив. 
Когда в доспехах из фольги 
зудят личины беспризорные, 
как будто лужи невесомые, 
летят над улицей кульки. 
Но тот из них, что больше всех 
подштопан скотчем или пластырем, 
не шелестит, не рвется вверх, 
а на стене висит распластанный, 
словно распятый человек. 

    ..^..




Строгая дневная оболочка... 

Строгая дневная оболочка 
в сочной совокупности такой: 
откровенно, выпукло, порочно, 
под ночной пульсирует рукой. 

Внешне равнодушная к восторгу 
(на гусиной коже муравьи), 
ты меня всегда сбиваешь с толку 
нолевой готовностью к любви. 

Дружная игра в одно касанье 
обнажает задницу и грудь – 
бурного эдемского изгнанья 
умопомрачительная суть. 

Нагота светла и многослойна, 
если подноготная тесней… 
Засыпая, вздрагиваешь, словно 
близость продолжается во сне. 

    ..^..




ПИСЬМО ИЗ КОКТЕБЕЛЯ 

В тесной комнате без телефона, 
если выпить чего-нибудь литр, 
на Верблюда и Хамелеона 
открывается с лоджии вид. 
В заповеднике, как в зоопарке, 
маринованный ест баклажан 
пропотевший толстяк, а на майке 
крупно текст – МИРОВОЙ ОКЕАН. 
Поселковый шагающий глобус 
(фотографию вышлю потом), 
на дневном полушарии соус 
растекается материком… 
То хожу босиком, как Волошин, 
то слыву каботажным пловцом – 
в доме творчества мне не положен 
даже ужин с куриным яйцом. 
Говорят, в сопредельной державе 
принудительно вводят ранжир, 
и какой-то бездарный мерзавец 
на тебя уже глаз положил. 
А в издательстве «Гамсун и пряник» 
для смешения правд и неправд 
вместо сонника выпущен явник, 
календарь летаргических дат. 
Если так, по мобильному свистни, 
не умеешь свистеть, кашляни. 
Я твой чокнутый спутник по жизни, 
одинокий в последние дни. 

    ..^..




Уход из Ялты 

                           (На смерть Сергея Новикова) 

Приехал я в Симферополь, 
а там запоздалый снег 
засахаренным сиропом 
покрыл земляной орех. 

И вплоть до самой Алупки 
и далее – на Форос 
форсированные скорлупки 
летели из-под колес. 

В дыре над массивом горным, 
в ай-петриковском лесу 
оракулом беспризорным 
ворочался Учан-Су. 

– Скажи, разлучивший реку 
и русло среди пути, 
приезжему человеку, 
где Новикова найти? 

Затейник тех изумлений, 
что не исчезают впредь, 
под натиском изменений 
был вынужден умереть. 

Единой цепи мы звенья, 
хребетные позвонки… 
Со мной чемодан портвейна 
и плавленые сырки. 

Ответь, на каком из кладбищ 
(молчат почему-то СМИ) 
моих кутежей товарищ 
безвременно лег костьми? 

Сегодня печаль не в моде. 
Заполнен джанкойский ров. 
Поэтов не топят в море 
с почетом, как моряков. 

И тавров закрыт некрополь… 
– Оказия тут была – 
корвет на Константинополь, 
на Сен-Женевьев де Буа. 

    ..^..




Люблю в атласе и в ажуре... 

Люблю в атласе и в ажуре 
ветхозаветный стыд и срам, 
зеркальный кайф в телесном шурфе 
и привокзальный ресторан. 

А там, с утра в похмельном трансе 
нахальный лабух Алексей 
с рояля сбрасывает Брамса 
в донецкий угольный бассейн. 

Пусть уверяют в военторге, 
что гарнизонный тост «За дам!» 
внезапно поднят по тревоге 
и дембельнулся по домам. 

Не подпускаю и на выхлоп 
сторожевую свору догм, 
иначе унтами на икрах 
повиснет павловский дурдом. 

Когда у каждого идальго 
диаметрально вольный стиль, 
ему везде – турхейердально, 
ему, как негру, – не грустить. 

    ..^..




Попытка свой бездарный возраст... 

Попытка свой бездарный возраст 
кустарным способом спасти, 
что уповать на свежий воздух 
из электрической сети. 
Щелок подкожного разряда, 
сводящий заумью с орбит 
весь повседневный распорядок 
на шебутной богемный быт. 
Повтор в программе произвольной 
для исполнителя – пробел. 
Контактно и аэрозольно 
от встречи я осоловел. 
И льются волосы, нарзаном 
голографическим светясь, 
ваяют нюх и водят за нос 
из вероятного сейчас, 
в настройку стона, или в тихий 
чулочный обморок двойной. 
Густой прозрели облепихой 
фаланги, полные тобой. 

    ..^..