|
  |
СЕРГЕЙ БРЕЛЬ Зима на Крутицком подворье... Алине Зима на Крутицком подворье, утоплены души в снегах. Дремота в ледовом затворе, Москва – поневоле тайга. Сосулькой растёт Новоспасский, крест-накрест дороги сошлись. Здесь всё ещё дышит с опаской, такая истории близь. И сколько её ты не путай, кусты хронологий прочны. Лишь узы любови минутной останутся в бденьях ночных. Лишь стоны княжны-самозванки и спутницы Игоря дрожь в Путивля пустых полустанках, а прочее – прочерк и ложь. В далёких и новых наветах, ивановых тяжбах и прях влюбившимся – многие лета, любившим – кремли и моря! Так мало в ограбленной гари, татарщине русских мытарств гортанной библейской печали и соли Давидовых царств, что нежности каждой затишье пора на хоругвь возносить: святое неведенье Мнишек, и мужество Анастасий. Ведь речи, и плач, и непрочность всего, что в сердцах занялось, Крутицкой надёжнее ночи, могущества снега и слёз. И призраки прошлого немы в горючей московской гульбе подножьем единственной темы, которой все святцы – тебе, которой обузданы буйства и посвист плетей и шутих в краю, где голубят не густо, а мучают за семерых. ..^.. ИГОРЬ ЦАРЕВ ГОЛЕМ Что такое любовь? Это жизнь, это наша весна, Та, что бродит в Москве Как вино по рассохшейся бочке, Это наши мечты, И счастливые ночи без сна, Это мой талисман На серебряной тонкой цепочке. Я другим не служил, Не любил до разорванных жил, И к чужим небесам Не тянулся тоской колоколен - Без тебя никогда б Не писал, не дышал и не жил Твой неистовый раб, Неуклюжий, но преданный Голем. Разорвав колдовством Немоту моих глиняных губ, Ты сумела согреть Мое сердце губами своими. И чернила дымятся, Как свежая кровь на снегу, Когда я, истекая Стихами, пишу твое имя. ..^.. Dinka *** (бабушке) …А ты не вспоминай, не надо, – Не смей, не смей! – Как бился в тазик с маринадом Попавший шмель, Как спал отец на табурете Спиной к стене, Как брат при немцах в сорок третьем Был глух и нем, Как партизанили в подполе Гусак и псяк, Как ночью выгорело поле, А хата вся Ходила ходуном от залпов, От волн взрывных, И кожа впитывала запах И грязь войны, Шмелиный гул, такой негромкий, Густой, простой… А после третьей похоронки, Лет через сто – Был обморочный, но победный – Свободный – март, И солнце выползло из бездны, И пела мать, И кто-то считывал «Смуглянку» С сиротских уст, И земляника над землянкой Пускала ус. ..^.. ЛЕОНИД МАЛКИН Июнь Стоял удушливый июнь, А может брёл в сады, неспешный, И на обрывках праздных струн Играл мотив, гремя столешней. Он был пока ещё немой - Ленивых гроз интерпретатор. Гудел сосновый резонатор Его гитары боровой. И, затаив дыхание, дятел, Вращая бусинами глаз, Подумал, что, наверно, спятил, Забыв свой вечный парафраз, - Такой стоял июнь неспешный. Клубилась таволгой трава И на опушках мудрый леший, Ворча, укладывал дрова: Бревно к бревну - хаос полениц… Среди забытых костровищ Пожары трепетных растеньиц Бросались искрами в камыш И гасли, уходя в болотца... Среди осок и бузины Бродил июнь и тишь колодца Была лишь каплей тишины, Лишь отголоском сонной сини. Смолясь, поскрипывал июнь И дни отчаянно просили У ветра стужи: "Только дунь!". Был час по-летнему неспешный: Сирень, жара, солнцеворот, И я, слегка седой и грешный, Как этот високосный год. ..^.. ПАВЕЛ САМСОНОВ В Одессе мертвому не спится В Одессе мёртвому не спится, коль он поэт и ловелас, и с очевидностью Капицы невероятное ждёт вас. Подобных див не сыщешь нынче, названий редких перезвон: бульвар Французский, Сахалинчик, Большой Фонтан и Ланжерон. Да много пафоса ли нужно? Что может быть ещё глупей, чем Дюк, легко и равнодушно парящий в брызгах голубей, cреди мифических аркадий – полуреальный Ришелье, в любом собою гордом граде есть первый парень на селе. Густеет гул кафе-шантанов, цыганок гонят от столов - как не скрывайте ваши тайны, их карты знают без того. Скрипят банты, лоснятся фраки, сверкает окнами Пассаж, что из куля горох, зеваки прут любоваться на пейзаж, когда перо, острее лечо, блеснёт, как спич в ином лито, манжет окрасит алый кетчуп, лить кровь – нездешний моветон. Тут уживаются упрямо Хохол, татарин и еврей - костёл? - тудой… - к мечети? - прямо… - а синаго…? - А зохен вей! Жаль, что Одессу не видали Рабиндранат и Навои, зато Жванецкого сандали ступали там же, где мои, рекой шампанское здесь лилось, питая пеною прибой, давил на клавиши сам Гилельс, и бил Беланов угловой… …то ль от «Зелёной лампы» света, то ль от морского ветерка рождались новые поэты, не говоря о моряках (испортит дядя строгий вечер и молвит сухо, без огня, мол все великие далече – не знает дядя про меня, певца космического века, чей ум – струна, а голос – медь, дерзай, читатель - неумеха, мой миг - полёт запечатлеть, на фоне волн любая поза – произведение искусств…) пылает небо над Привозом и крабов тает нежный вкус, кефаль бандиткой величают, бычки пищат и табака цыплёнок жарится, печально хрустит арбуз в моих руках. Когда в клиенте жив скареда, его проверят на фуфле, заставив Кафку или Фрейда купить в нагрузку к камбале. Но если с этим не согласны, очки и шляпа не спасут, учтите местные контрасты! Качать права? Здесь вам не тут! И я куплю… Конец куплета… Всё остальное – так, слова: стихи последнего поэта и не последнего жлоба. ..^.. АЛЕКСАНДР КАБАНОВ На белом корабле На белом корабле, какой-нибудь зимою - потягивать бурбон с бубонною чумою, почитывать Рабле и сплетничать с женою: "Все это - не с тобой и даже - не со мною!" …случится или нет? Вокруг - дрожанье света! Похоже на балет в прицеле арбалета. Как будто в "видаке" - "Живаго" зажевало, как будто в мудаке - судьбы не доставало. А я благодарю - за эту вот судьбинку. Побреюсь, закурю, в бокал подброшу льдинку. Пускай она плывет, сердешная, не тает: и пусть ее поймет какой-нибудь "Титаник". ..^.. МИХАИЛ СОПИН Отрекаясь, отрекусь Снимали в профиль и в анфас Радетели родной сторонки, И обеспечили для нас Еще при жизни похоронки. Сравнив, кто я и кто они, Отвечу строчкой многоточий: То ночи белые, как дни, То дни бездоннее, чем ночи... Нет безболезненных потерь, А жизнь – властительная сводня. Моя надежда – цепь потерь. Твоя – как выглядит сегодня? Взгляну на жизнь со всех сторон: В каком-то смысле – все мы ровня. Но, веря мудрости ворон, Себе возьму беловоронье. Чего хочу – то будет пусть. Кто я на свете И зачем я? И отрекаясь – отрекусь От собственного отреченья. ..^.. ЕЛЕНА КОРОЛЕВА Весенние хроники Март. У Весны глаза, как у зверька прозревшего, сегодня, только что - белёсо-голубые. Барокко облаков, и готика скворешен, и акварель двора со старою лепниной сугробов по краям. Им предстоит в неспешности романы зимние печально перечитывать, пролистывать назад, послойно, постранично; минором разбавлять ручьёв речитативы, капели солнечность и звонкую синичность. И прятаться в тени, и ёжиться, и всхлипывать. Апрель. Уже гадать на солнечной ромашке обучена Весна оравою ветров. Срывая облака, как лепестки, однажды вслед облачку, смеясь, прошепчет про любовь - и вдруг решится, и в распутицу-распутье шагнёт, поверив: ей по силам волшебство, как больше никому. Лишь душу распахнуть, и не утаить тепла, и раздарить его. Горстями - льдинам рек, по каплям - листьям почек, скворечникам, скворцам, всем пашням, всем грачам, пуховкам вербы и, с посыпкою цветочной, сухим пригорочкам - пасхальным куличам. А в мае - маяться, из полузимних, детских, полузабытых снов сплетая кружева для каждой яблоньки - как доченьке-невесте. ...Усталость ноги спутает, как летняя трава... Свыкаясь с прошлых воплощений памятью, треть майскую судьбы одним глотком допить, июня жгучий жар, волнуясь, ощутить и над его костром Снегурочкой растаять... ..^.. Эдельвейс Не словам Не словам - те слова ненадёжны давно, словно ветер, танцующий с оста на норд - как простого пифагорейца, обучаю себя пятипалой звезде, обучаю с азов этой мудрости, где и душе есть местечко погреться. Но без слов, ничего не получится без … Хризантемою - в яблоке сколотом блеск - мир на солнце наверчен, а значит, ветер снова танцует от норда на ост, мир загадочен, значит, таинственно-прост, словно ряд золотой Фибоначчи. ..^..