Александр Гейман : О Наталье Патрацкой; о Дане Марковиче

Так получилось, что я в одно время прочитал "Жасмин" Дана Марковича и стихи Натальи Патрацкой. Понравилось. И - не понравилось, не все понравилось. Захотелось разобраться в собственных чувствах, а бумага для этого вещь очень удобная. Ну, а раз все равно возникает текст, я сразу избрал форму статьи - с тем, чтобы возникающая вещь могла послужить и другому читателю, не мне только.

Сразу предупреждаю, что не предполагаю заняться сопоставлением двух столь разных авторов. Конечно, некоторая противоположность (по-ученому, дистрибуция - то есть взаимодополняющее разделение на два) просматривается - если забежать вперед и обобщить мои впечатления в утрированном виде, то она (дистрибуция) выглядит так: "перекультуренная" проза - "недокультуренная" поэзия (это я подшучиваю сам над собой). Но о каждом авторе далее будет в основном порознь, писатели они разные и, так сказать, отдельные - пишу в один заход просто чтоб не писать две статьи. И предупреждаю сразу еще вот о чем: каковыми бы ни были мои критики ниже, они все же вторичны - превышает их мое безусловное уважение и симпатия к данным авторам - во-первых, это в любом случае мои коллеги. Во-вторых, их литературный опыт я считаю удачным и важным. Даже если мои оценки верны, то и в этом случае - "перекультуренная" или "недокультуренная" проза или поэзия - это все ж таки собственной персоной проза и поэзия. И там, и тут это есть - остальное-то по большому счету уже неважно. Так что мой счет именно малый, о меньшем, чем это.

О ДАНЕ МАРКОВИЧЕ (конспект)

/ + / Насколько помню, об этом у Тайгановой (в ГБ Тенет-2002 - см. архивы за апрель-май 2003) - и насколько помню ее отзыв, мои впечатления примерно те же. Хороший литературный язык, гуманистический пафос, а главное - что перевешивает мои возражения как другого пишущего автора - читательское сопереживание герою.

/ - / По-крупному. Поддавки. Работа по-готовому: решение задачи с известным ответом, т.е. прорешивание тождества. Герой - положителен: маленький человек, честный, сердобольный, нравственно и художественно одаренный и проч. На фоне которого преуспевающие уроды современности. Это слишком легко и по стереотипу. В жизни и сложней, и страшней, и жестче, - и, как ни странно, лучше. Чего нет и что надо: пойти не от литературной традиции и логики, не от готового, а - от того, что в жизни. В частности: взгляд на человека, как на вариант решения задачи - одной и той же у всех - задачи человека. В живой конкретности она, хоть и одинаковая, у каждого очень разная - и тут значение имеют даже варианты нерешения - стало быть, вопрос исследования, почему, на чем, с какого места человек ошибся - и не решил задачи своей жизни. У Марковича этого нет.

По-мелкому. Маркович ведет речь от имени героя - а сам им не является. Герой не любит читать и писать, не учился в школе - а говорит высокохудожественной прозой. Придирка формальная, но - не сделана попытка дать мир в реальной речи и мысли героя - между тем, одно это могло бы приблизить к реальности как она есть.

http://www.litera.ru/slova/markovich

http://teneta.rinet.ru/2002/authors/f2222.html

КАЮР ГОРОДСКИХ ТУНДР (О НАТАЛЬЕ ПАТРАЦКОЙ)

Как-то один автор - вероятно, усмотрев по моей "Поэзии :магии" родственную душу - прислал мне свои стихи. Ничего хуже я в своей жизни не читал, - например, "Писки" Рамона Переса (победителя Тенет-98 по версии сетевого жюри) рядом с этим - работа взыскательного мастера. К сожалению, при смене системника у меня потерялась часть архивов, и я не могу привести пару цитат для пояснения и подтверждения своего впечатления. Так что поверьте уж на слово - графомания такого замеса, что той же Патрацкой - о ней речь далее - до этого еще расти и расти. Ннно. Будь дело к конкурсу тех же Тенет, я бы непременно номинировал эти стихи. И не эпатажа ради. Вот почему: темой всех этих стихов были исключительно горние материи - те самые, которые нынче вроде как безнадежно заезжены и отсеиваются современной поэзией априори: стихии, космос, дух, небесное устремление, сродство религий, человеческое искание и т.п. Я почитал и задумался: а ведь парень-то отрабатывает за нас всех. Это ведь то самое, что поэзией-то во все времена - кроме нынешних уродских - не только считалось: являлось. То, почему человека и считают поэтом. То, чем поэту задаваться положено - иначе что за поэт. И - это то, чем поэты больше не занимаются. Им нынче "положено" писать "Любимые писки", а потом друг друга за это ставить на пьедестал. И побыть НЕ таким стихам среди всех тех, что нынче пишут и ставят в конкурсы, было бы полезно хотя бы как напоминание, как хотя бы обозначение (если уж не полноценное проявление) альтернативы.

Нечто сходное, но в лучшем и еще более сильном варианте, я испытал по прочтении совершенно других - посюсторонних и приземленных - стихов Патрацкой. Честно признаюсь: если б не отзыв Mash'и о Патрацкой как о "большом и самобытном поэте", бросил бы чтение после 2-3 строф (чего я не сделал и за что Mash'еньке благодарен). А что еще и думать, читая вот это:

Молва сердца перехлестнула,

Реки еще не взломан лед,

А уж плотина вверх взметнула,

И воды в море не идут.

...

Любовь таится в подсознанье

И греет душу изнутри,

Она, как гений созиданья,

И для нее глаза, как стрит.

(я бы уж предпочел срифмовать с "гастрит")

...

Такое утро меркантильно,

И чистота на всех буграх,

И небеса почти стерильны,

И каждый солнцу утром рад.

...

Кто-то говорит, что я бабуля,

И давно не помню про любовь,

На меня летят, как пчелы в улей,

Словно я в любви открыла новь,

И т.д. - ну, прямо чистый Хвостов современности. Вроде бы очевидный диагноз: по всем признакам (темы, мысли, образы, язык) - равно как и по их совокупности, - вполне заурядные графоманские вирши. Такое восьмиклассницы пишут друг другу в тетрадки.

Вот, читаешь все это, хмыкаешь, плечами жмешь... А потом понимаешь, что воспринимать это все нужно в другом ключе, - в другой так сказать, системе отсчета. Поясню это: в культуре в сферах самых разных есть своего рода норматив, осознанные или (чаще) неосознанные эталоны - причем, я не имею в виду какие-либо идеологические установления и не приписываю таким вот ориентирам полицейского значения. Нет, это своего рода золотые сечения, и вытекают они из человеческого и социального естества - языкового, например. Скажем, в польском языке ударение всегда на предпоследний слог - кроме, разумеется, односложных слов - отсюда, с мужскими рифмами напряженка, ну и, отсюда же совсем другое слуховое восприятие женских рифм сравнительно с тем, как оно в русском стихосложении. Это же касаемо ритмики, пребывания слова среди низкой или высокой лексики и т.д. Когда литератор берется за перо, он может правила такого рода осознавать или не осознавать, признавать или ниспровергать, использовать зряче или вслепую, а также - использовать по классике или высмеивать - но он ими все равно руководствуется просто как наличным фактом. Из этого складывается и некое общественное представление о том, что такое хорошие и что такое плохие стихи - а поскольку все хотят писать стихи хорошие, то представления эти выступают уже действительно в роли некоего внутреннего жандарма, некоего внутреннего фильтра, который с самого начала отсеивает "недопустимые", "плохие" и "неправильные" варианты - с тем, разумеется, чтобы стихи получались правильными и хорошими. Я это отчетливо различаю даже во вполне графоманских текстах - они хоть и графоманские, однако же с самого начала писались так, чтобы быть хорошими - просто их авторы так писать не умеют (но собирались).

Патрацкая, как довольно быстро уясняется при чтении, ничего подобного не делает: ее стихи написаны не с тем, чтобы быть хорошими. Их порождение вообще протекает вне норматива касательно хороших или плохих стихов. А отсюда и воспринимать их - по читательскому автомату - в пределах этого норматива бесполезно - они не так написаны. То есть, это как бы даже технологическая ошибка - типа, пытаться дешифровать формат avi в кодеках mp3. Естественно, читать надо так, как стихи Патрацкой написаны - в версии поэзии по Патрацкой. Когда это делаешь, при втором заходе, обнаруживаются поразительнейшие вещи. Вот "ПРОЩАНЬЕ РОЗ" -

Розы, розы, розы на столе,

Сильные вишневые бутоны,

Можно чудо вырезать в свекле,

Только не живые в сердце тоны.

Побеждает прелесть свежих роз,

Жаль, такая молодость мгновенна.

Горделивость роз их милых поз,

Уступает вялости посменно.

То одна поникнет головой,

В лепестках ее возникла сухость,

Это так природа манит в бой,

И казнит за срезанную глупость.

Пять красавиц роз стояли в вазе.

У одной засохли лепестки,

Стебель у второй согнулся в джазе,

Третья – почерневшие листки.

У четвертой? В меру осторожно

Держится и вянет лишь чуть-чуть.

Пятая красавица, пригожа,

Все еще цветет и можно дуть...

Лепестки ее крепки, надежны,

Не слетает крайний лепесток.

Распустилась роза осторожно.

Иглы – уколись, проводят ток.

Горько наблюдать их увяданье,

Можно в руку взять все лепестки.

До свиданья, розы, до свиданья!

Розы – календарные листки!

Тут - ну, все неправильно, ну, каждая строчка корявая: какая-то, на фиг, непоэтичная свекла, из которой зачем-то нужно вырезать какое-то чудо, стебель розы "сгибается в джазе" - это еще как?!. "Это так природа манит в бой" - кого?! В какой бой? Почему манит? Что за белиберда? В общем, как любили говорить придурки в редакциях жлобских столичных журналов, все сплошь "непрофессионально". И оно действительно непрофессионально - к великому счастью. Пожалуй, даже вполне графомански написано. Но... Розы-то есть. Про каждую сказано - и сказано так, что каждую видишь. В и д и ш ь. Е с т ь. Поэзия-то состоялась. И какая поэзия! Когда это вдруг осознаешь, то перестаешь хмыкать, а начинаешь открывать глаза пошире. Стихотворения с пятого окончательно уясняется невероятная вещь. Строки действительно почти все корявы. Темы тривиальнейшие. Мысли самые обычные. Образы, как правило, самые расхожие. Рифмы, само собой, избитейшие. Язык кухонно-газетный советский. Каких-либо неожиданностей, находок в части тропов (поэтических средств) почти совсем нет. И тем поразительнее, что все вместе складывается в ярчайшее, самобытнейшее поэтическое свершение. Ничего нет - и всё есть. Каким же образом? Силой поэзии. Вот это все и преображает. Происходит сальто витале: графоманской оказывается поэтика (арсенал художественных средств). А вот поэзия оказывается истинной, первородной. И вот это уже, в свою очередь, преображает и поэтику. Она тоже уже не графоманская, а - так назову - авторская: поэзия, версия Патрацкой. Это можно сравнить со, скажем, мозаикой из, допустим, битого бутылочного стекла. Сам-то материал - действительно стекло, не яхонты, да к тому же действительно битое и ни на что не годное. А вот мозаика - произведение искусства, да еще - в нашем случае - искусства истинного. Но ведь тогда и стекляшки уже не есть всего лишь битое стекло, они - слагаемые чуда.

На третьем заходе во все это уже влюбляешься. Как ни странно, начинаешь особо ценить, даже смаковать именно корявости и тривиальности - они как бы удостоверяют, что поэзия здесь настолько ночевала, что может себе позволять и не такое. Маяковский, помнится, пенял модернистам, что-де пока они там в свои бирюльки играют, "улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать" - и вероятно, пенял справедливо. Вот только сам-то сидел на том же: "шершавый язык плаката" - это ведь тоже не язык улицы, плакаты им говорить могут, люди - нет. А вот у Патрацкой улица обретает и язык, и голос, - и против всех ожиданий начинает изъясняться стихами. Которые против всех же ожиданий - кстати, не так уж редко - становятся поэзией. Как и почему - понять невозможно. Это, впрочем, неудивительно - того, как рифмованные и нерифмованные строки становятся поэзией, еще никто не понял - Тайна она и есть тайна. Однако когда это происходит у классиков, у поэтов высокой красоты, то создается иллюзия, что это якобы происходит из-за того, что они красиво говорят про красивое - хотя сила, конечно, не в этом. А вот когда говорится о заурядном и сером, да еще безо всякой поэтичности, да еще косноязычно и графоманским стихом - а тайна поэзии все равно совершается, вот тут уже чудесность, иррациональность, запредельность, невычисляемость поэзии предстает наглядно - и уже одно только это есть маленький (или не маленький) подвиг Патрацкой. Последнее, что вспоминается в этом роде - ну, пожалуй, только Есенин да Хлебников, - там тоже было нечто такое (и кстати, по близким причинам). Даже у Высоцкого, а он был действительно поэт народный, стихи не такие - простые, но все-таки "правильные". А у Патрацкой... ну, собственно, что мне это растолковывать - пусть читатель читает и все увидит сам.

Я же перевожу разговор со стихов Патрацкой на те уроки, что дает всем нам этот поэт. Повторю: почему поэзия есть поэзия, рассусоливать бесполезно - она просто есть - или просто нет. А вот почему, точнее - на каких условиях она соглашается гостить, ночевать в стихотворениях поэта - вот это уже наблюдению и пониманию доступно, и у Патрацкой все это дано наглядно и своевременно для нашей самозамученной культуры.

Патрацкая поет то, что имеет, и так, как умеет. Она идет от того, что есть - а потому и ее поэзия оказывается истинной. Настолько много правды в том, что и как делает Патрацкая, что поэзии нельзя это не вознаградить:

-- она поет то, что видит, мир, в котором живет, - как поет о том же каюр на Чукотке, пока едет в своей упряжке - что встретилось, о том и песня. И - мир получает своего поэта. Есть кому его рассказать, положить на стихи.

Нам 20, 30, 40 лет

Работаем все вместе,

Мы инженеры - технари,

Конструктора. Вот вести:

Стоим у кульмана порой

Иль у соседа за спиной -

Помочь в работе надо,

Хоть мы и не бригада.

Лаборатории состав

Естественно различен,

Но кто-нибудь, кому-нибудь,

Возможно, симпатичен.

Работе время отдаем,

Но где же час веселья?

Ведь дома ждет всех нас семья,

И там не до безделья.

Кругом работа и забота,

Но отдохнуть-то всем охота.

И для ума нужна разрядка,

Для ног конструктора - зарядка.

Решили праздник вместе встретить,

День конституции отметить,

Но ресторан не по средствам,

Квартиру нам никто не дал.

Уговорила мужа я.

Согласна вся моя семья,

Что годовщину Октября

Мы встретим точно у меня.

С годами тает часть друзей,

Коль общей нет работы,

А город наш он молодой,

И близкие - ДАЛЕКО.

Желанный вечер создан был,

Все дружно говорили,

И в танцах не остыл наш пыл -

Все веселы мы были.

И вновь работа, кульмана,

Но взгляды потеплели,

Нужны такие вечера,

Чтоб душу нашу грели.

Всего-то и дел - вечеринка отдела. После которой сближение - что, опять же, открытие невеликое. Тема для институтской стенгазеты, не более. Как говорила одна женщина о сердцебиениях молодости: "Как вспомнишь, о чем девчонками болтали, самой смешно. "Я ему сказала... А он та-а-ак посмотрел..." Теперь думаешь - а стоило ли рот открывать?" Патрацкая считает, что стоило - и не ошибается. Ну, а кто же будет вовлекать повседневность в поэзию? Служение поэта.

-- Патрацкая верна себе. У нее все на самом деле. Она на самом деле испытывает такое-то смятение или такую-то радость по такому-то поводу жизни - и на самом деле осмысляет это в стихотворении. Так, как она умеет - теми мыслями и тем языком, что даны. Попытка "работы над стихом", т.е. отступление от своего естества было бы катастрофично. Была бы ложь сразу во многих отношениях:

1 - попытка казаться лучше, чем есть - вместо того, чтобы развивать пусть маленькое и неказистое, но свое, что есть, что имеешь.

2 - от "нормы", от стихов "правильных" - и безликих, никаких - можно уходить, пытаться уйти вверх, штурмовать небо: взлом "нормальности" ввысь. Попытайся это Патрацкая, осталась бы ни с чем - и чужого не получила бы, и свое потеряла. Ее свое - взлом нормальности вниз - в повседневность с ее косноязычием и неправильностью.

К счастью,"учиться у мастеров" Патрацкая даже не пыталась, а действовала по принципу "претерпевший до конца спасется" - и опять же не ошиблась. Сравнивая раннее и позднейшее, видишь, что со временем она все более перестает оглядываться на "правильное". Говорит так, как удобней сказать - и исправлять это не пытается. Матереет в этом. Сравнительно со стилизациями типа тех, что у Пригова ("Женщина в метро меня лягнула"), и тому подобных, это пропасть. Те знают и умеют говорить правильно - и нарочно показывают другим, что вот, смотрите, они и так - неправильно, не по Пушкину - говорить умеют. Ай да мы! Художественное открытие, статьи в прессе, обеды у французского атташе по культуре и проч. У Патрацкой не прием и не показуха - неправильно, "не по Пушкину" она говорит просто потому, что не умеет говорить правильно. Вопрос естества, а не мастерения под примитив.

Диву даешься, как это ее не замучали в каком-нибудь надзирающем литобъединении - которые в советское время для того и существовали. Впрочем, понятно - не принимали всерьез: графоман же, мол.

-- Патрацкая созидатель. Она не пересмешник, не отрицатель, к миру и жизни относится серьезно. Не отказывает реальности в праве на жизнь. Не считает ее театром и комедией. Принимает мир - а то есть, получает его в свое распоряжение. Удачная или нет, но каждое ее стихотворение - это попытка созидания, стихо-творения. А не - ниспровержения устарелых форм, вызова властям, обывателю и т.п. фигни, занятия хорошо проплаченных бунтарей прошлого века. Патрацкая вот не считает, что все уже сказано, и теперь остались одни "дискурсы". Дискурсами она не занимается, она просто говорит - и может быть, не всегда, но сказать у нее получается.

-- Одно из достоинств стиха Патрацкой, между прочим - это вовлечение в поэзию не только "неправильных", "непоэтических" тем, но и слов, речи. Я бы никогда не сказал, что "снег выпал спонтанно" - не русское слово, не люблю. Внезапно. Но ведь и словам надо же как-то обживаться, в обиход входить. Такого рода несознаваемая работа важнее, чем можно подумать. Когда все говорят правильно и литературно, кто ж ее будет производить? По идее-то, одна из рабочих обязанностей поэзии. Но кому это? Когда? Надо ж друг друга в мате перещеголять. В новизне. В гениальности. До поэзии ли тут. Патрацкой-то всегда до.

-- У Патрацкой очевидный вкус ко стихописанию (не путать с литературным вкусом, вот уж чего нет, но это другой разговор, который не затеваю) - имею в виду, что ей в радость - вкусно - само стихосложение, занятие им. Это большое отличие от всяческих "мук творчества", "литературного подвижничества" и т.п. Уверен, ей до сих пор доставляет детскую радость рифмы как таковые, само то, что стихотворение звучит "складно".

А сесть вязать смогу тогда,

Дела все кончены когда.

В этом же ряду - ее понимание красоты, - кстати, оно вполне классично и скорее как раз по Пушкину, как это видно по ее стихам. Она выражает его не по Пушкину, однако понимает красоту вполне классически: заря, красивые женщины, золотое солнце, голубое небо, "лира", музыка, любовь и т.п. Вообще, к слову будет заметить, что при поэтике Хвостова, при тотальной "неправильности" линия Патрацкой скорее все же пушкинская. Это, впрочем, верно в обе стороны: дело в том, что и Пушкин был для своего времени - в известном смысле - Патрацкой - только все это в облагороженном варианте, сообразно задачам времени и облику публики.

-- Патрацкая невоспроизводима. Не в том дело, что у нее нет индивидуальности, - еще как есть - а в том, что эта индивидуальность не обозначает себя через воспроизводимые формы - которые в индустриальной и пост-индустриальной культуре очень быстро ставятся на поток. В этом свете малое число так называемых "находок", то есть отдельно видимых, вычленяемых метафор, образов, "удачных строк" имеет свой смысл и назначение. При желании чем-то отдельным у нее восхититься можно, но, в общем, Патрацкая пишет не так, чтобы это все появлялось. Ее поэзия остается а-вьякта, в зоне неуследимости. Так, в одном из стихотворений "женщины ходят, как лани" - и они действительно так ходят. У Патрацкой. Но нет внешнего приема, способа, которым можно было бы шустренько вооружиться (а в эпоху до-интернета вообще приписать себе и присвоить) и погнать вперед на смерть конкурентам. Само-то по себе сравнение Патрацкой - "как лани" - никакая не новость, не "метафора", тут нечего красть, - поэзия преосуществляется не силой внешнего приема, а силой своей абсолютности. А это не оставляет места для индустриального тиражирования, вроде того, как это происходило с писанием "под Пастернака", Есенина, Цветаеву и т.д. В крайней случае, можно повторить путь Патрацкой - т.е. родиться с охотой к стихосложению и при неумении изъясняться "правильно" - и тогда будет или столь же своеобразная поэзия, или прямая графомания - что для поэзии беспроигрышно: или есть, или нет.

[А как по-вашему, нравится поэзии, когда в ней начинают гонку вооружений, ниспровержение красоты и культивируют "личную авторскую неповторимость" - уж настолько неповторимую, что ее можно преспокойненько ставить на поток и продавать потом в виде сертифицированных эстетических объектов? "Настоящий Мандельштам, барыня, не извольте сумлеваться, вон проба эксперта стоит..." Конечно, поэзия защищается - в т.ч. вот так (кстати, это не единственный способ - другой, например, в том, чтобы не проводить свое практикование через создание лично-авторского стиля: всегда идти от дао самой вещи. Или вот такая защита - чтобы иметь мозги и любить стихи - как это в моем случае: мог бы попасться и не просечь фишку, а вот просек же. Тоже поэзия.)]

Обобщая, Патрацкая для поэзии - это способ сорвать заговор против поэзии. Не буду о нем распространяться, поясню только, что всю современную цивилизацию можно рассматривать как такой заговор - именно заговор и именно против поэзии. И урок здесь в том, что прорвать его поэзия умеет, находит способы. Погодите-ка... Я сказал: поэзия защищается? Я оговорился - поэзия побеждает.

-- В эссе "Возможность обретений " я дал такую формулировку: самообеспечение искусства достижимо не через коммерцию, а через самообеспечение искусством. Патрацкая - тот самый случай. Если вспомнить Дана Марковича, то у него в "Жасмине" представлен подобный же самородок-художник, - однако в романе высказывается все же не он сам, а Дан Маркович от его имени. Точно так же, как нынешние сериалы про и для "кошелок" (домохозяек), даже если их авторы - женщины, пишут все же не сами кошелки - они в этих сериалах лишь произносят, что за них придумали авторы, разъезжающие в иномарках по презентациям прет-а-порте и киносалонам. Штука в том, чтобы сама за себя высказалась кошелка. Правда, ей для этого понадобились бы мозги и талант. Понадобилось бы быть этаким Пиросмани современной русской словесности. И тогда... - а тогда - Патрацкая. И урок в том, что сама за себя Патрацкая может и находит что сказать. Того, что за (вместо) нее никогда бы ни сказал ни его величество Пушкин, ни ее высочество Цветаева, и уж тем более все прочие, включая вашего покорного слугу.

Проверочный вопрос я приберег на конец: а хотел бы я сам писать так? Подумавши: и да - и нет. Да - потому что подобной раскрепощенности мне скорее хотелось бы. Потом, я увидел кое-что новое и неожиданное, и как художнику мне попросту интересно это опробовать - т.е. из чистой познавательности. И все же - нет: хочется не такого. И вот почему. Во-первых, хочется больше, нежели это. То, что засохший букет или отдельская вечеринка и вообще бытовой лик текущей жизни стОит поэзии, я знал и без Патрацкой. Правда, я не считал нужным открывать для этого рот, - а вот Патрацкая убедила, что рот для этого открывать стОит. Но это возможное - а мне хочется невозможного. Более того, как искателю - да попросту как мужчине - мне и положено этого хотеть (каково именно мое невозможное, я здесь не расписываю, не о том разговор).

Во-вторых, абсолютных решений нет, и надо понимать, что выигрывая на пути Патрацкой в одном, поэзия проигрывает во многом другом. Не умея говорить правильно и красиво, по-литературному, поэзия волей-неволей находит способы быть, являться вне правильности и литературности - и это дает кое-какие неожиданные возможности. Но и лишает многих иных! Здесь можно сказать так:

И сразу ей душно здесь стало,

И впору средь пальм захотелось реветь,

Вот так, море, море, но нервы - из стали,

От волн они стали ржаветь.

Но уже нельзя - "в белой рьяности волн, прячась в белую пряность акаций..." Равно, как и нельзя - не получится - вот так:

Но человека человек

Послал к анчару властным взглядом.

Собрался раб, и в путь потек,

И к утру возвратился с ядом.

Так не получится потому, что эти четыре строки - а в них дана суть социума от обезьян и доныне - с самого начала рождались на основании другого выбора, на условиях построения стиха как классического и литературного. Это уже не заметка в поэтическом дневнике, это уровень высокого постижения, когда само мышление строится по иным, более сложным, более "продвинутым" основаниям. У Патрацкой такого нет - и не будет. Да, да - у нее есть и будет свое - но, напоминаю, оно не абсолютно. И я так-таки для себя выбор сделаю скорее в пользу литературного вкуса и авторской взыскательности, это для меня не пустой звук (другое дело, что и пожертвую ими при необходимости). Что ведь нравится у Патрацкой? То, что ее муза едет не разбирая дороги и может завернуть и такое - " на меня летят, как пчелы в улей, словно я в любви открыла новь". Нравится, что и это может входить, включаться в поэзию. Короче, нравится при условии поэзии. Но как строчка мне это не нравится и нравиться не будет - более того, я бы сильно не хотел, чтоб это как таковое стало нравиться русским писателям и читателям. Косноязычия-то прибавится, а поэзии? Все вдруг Патрацкими станут? Ну, якобы.

Ну и, в-третьих, мне хочется стихов безусловно, запредельно красивых - не так, не совсем так, как они красивы у Патрацкой, когда корявости строк и слов образуют стихотворение силой поэзии. Иначе: когда красота безусловна с самого начала. Чтобы прочесть - и онеметь. Чтоб потом весь день не в себе, а в красоте ходить.Чтоб глаза горели, как у золотой змеи. Чтоб девки, когда читают, от красоты обоссевались. Чтоб одна другой советовала - ты, это, прежде чем Геймана читать, подгузники Хаггиз одень, да не одни, а то, знаешь... Чтоб... ну, поняли. Согласен, такие стихи случаются редко, не на каждом произнесении. Даже не на каждом десятом. Даже не на каждом тысячном. Так просто они не пишутся - а стало быть, и писать их надо как никакие иные и не так, не совсем так, как оно у Патрацкой. Возможно, хотеть этого и вообще-то не слишком по уму. Скорее, по формуле "лучшее враг хорошего". Однако хочется мне вот этого.

Но отрицает ли это Патрацкую? Да никоим образом. Мало ли кто чего из авторов хочет. Важнее, чтобы красота, поэзия хотели автора. И вот Патрацкую-то поэзия хочет. Может быть, не из раза в раз. Иногда - но и это иногда дорогого стоит. Чему я очень-очень рад. И чтоб она, Патрацкая, в нашей поэзии была - мне хочется.