Об авторе.
Вячеслав ХАРЧЕНКО
(Краснодар - Москва)
Родился в Краснодарском крае. Закончил школу в г. Петропавловске Камчатском, выпускник МГУ им.Ломоносова, механико-математический факультет. Участник литературной студии "Луч",учился в Литинституте. Стихи печатались в журналах "Новая Юность" и "Арион".
Вячеслав Харченко
БАННЫЕ ИСТОРИИ
|
|
Руст на Красную площадь сел не сразу. Он все заходил и заходил на посадку, примериваясь, как получше ее осуществить. В целом набралось три круга. В первый раз он летел со стороны Александровского сада, но мешала Кремлевская стена. Второй заход был осуществлен от Детского мира. Мы стояли, смотрели вверх, а дети махали ему руками и кепками. Руст пикировал в сопровождении американских вертолетов (они тогда только поступили для московской милиции), и всем казалось, что идет какая-то грандиозная киношная съемка крутого боевика. К тому же из репродукторов отовсюду неслись марши, и было радостно. Сесть же ему удалось только с третьей попытки, причем осуществил он ее с набережной. Планер гордо протрясся по покатым булыжникам, но, впрочем, эти кадры видели все. Их показывали даже по CNN: возбужденного молодого человека вытаскивают под руки работники правопорядка, а он улыбается и раскланивается во все стороны.
Руста повели в тридцать первое отделение, которое расположено в Кремле. Именно в нем служат самые интеллигентные менты Российской Федерации. Я не знаю, как с Рустом, но когда забрали меня за попытку спилить под Новый год голубую елочку у Стены с вмурованными героями, то они даже не настучали дубинками.
Просто бросили пинком в обезьянник и написали телегу в институт, но там не поверили. Только Нинка шипела всю неделю: Я же пошутила.
В Автолайне работать невозможно. Кроме плана в девятьсот рублей директор установил ремонт вполовину за свой счет, сто берет на ежемесячный техосмотр, двести за опоздание и пятьсот за простой. Весь список штрафов занимает сто страниц.
При полной загрузке в пятнадцать человек (по семь рублей с каждого) водитель делает в день сорок рейсов, и свободные места отсутствуют лишь утром и вечером в будни. В полдень же, в выходные и летом делать нечего. Хорошо, если дождь, или снег, или мороз, а так пашешь в долг до холодов, чтобы отдать и накопить. Если до зимы не дотягиваешь, то пиши пропало, так как все записывают - не уйти, не сбежать.
Егорка в аварию попал по душевному расположению. После смены ехал не быстро и, чтобы не сбить соплюху, перебегавшую на красный, вывернул руль в КРАЗ. Свалившаяся с платформы плита вдавила зад микроавтобуса на пять тысяч баксов. При нынешних правилах повешенные две с половиной можно было достать, только продав квартиру.
Поняв, что деваться некуда, Егор пошел к вору в законе на отдыхе Соломону. Соломон за дело взялся охотно (забил с директором стрелку), но встречно попросил Егорку уговорить водителей Автолайна составить сопроводительный кортеж. Своих быков и автомобилей у Соломона не было уже лет десять. Он лишь выделил из общака деньги на "шестерку".
На утро шофера стояли гордые, техника сверкала. По взмаху все двинулись. Купленный "жигуль" (нырковая машина) возглавлял колонну. Егор крутил руль нырковой машины вправо-влево, разведывая мины и засады, микроавтобусы за ним грозно гудели и шлепали шинами. В центре кортежа, высунувшись из люка, ехал Соломон. В темных очках, в задрипанном зипуне, с командирскими часами на левой руке.
По идее, за нырковой машиной всегда идут бронированные джипы. В случае взрыва они перекрывают проход к шестисотому мерседесу, а из амбразур бойцы открывают шквальный обстрел. За "мерином" следуют соратники на "бэхах". Стремительные "бэхи" разбегаются от погони или добивают поверженного врага. В арьергарде плывет дешевое прикрытие.
Так директор Автолайна по всем законам и явился. В белом смокинге и хромовых сапогах, с "Кэптон - Блэком" в уголке рта, с портупеей под пиджаком, с рукоятью, выпирающей у живота.
Из-за этого его кровь почему-то проливать не хотелось. Кортежи просто стояли и смотрели друг на друга, удивленно вращая глазами, пока Соломон не встал на защиту. Что он говорил директору, неизвестно, но только долг с Егора сняли, хотя и пришлось отдать Соломону в услужение сына.
К колдуну нас везли на "шестерке", из окон которой валил дым. Все разом пытались навсегда накуриться перед сеансом отлучения от никотина. Колдун вызывал каждого по очереди, и почти никто ничего целый час не помнил, но все утверждали, что, когда приходили в сознание, по всему телу находили маленькие синячки и царапинки, будто кто-то научно избивал и резал, не оставляя следов.
Мне, видимо, помогло, и я сразу спросил кудесника, как избавить Коляна от Лильки. Лилька - это шестнадцатилетнее динамо, сосущее бабло и жрачку из карманов нашего общажного сожителя. Бедняга вечно требовал ласки, а Лилька лишь свистнет, чего-нибудь добудет, а ночью: "Я еще не готова". Мы все только завистливо наблюдали, как мимо нас на женскую половину уходят баулы западэнской еды.
Колдун исповедь сочувственно выслушал и сказал, что для верной отвады такого западла необходимо добыть четыре волоска из подмышки женщины, на что по приезде в Киев мы подписали лучшего друга Николая - Соломона Евдулгедовича Гаспаряна. Гаспарян вошел к Лильке ночью и вышел наутро мужем, а Николай с ним стрелялся, как Волошин с Гумилевым, - поднял АКМ, но выстрелил мимо.
Лилька вернулась к Николаю через десять лет с двумя детьми, а я подумал, что ни волоски, ни колдун больше не понадобятся.
Мой дед по матери ездил по дороге жизни в Ленинград на полуторке, а когда он повстречал мою бабушку по матери, то он уже работал шофером на прожекторе, которым бабушка и управляла. Когда немцы бомбили города, дед разворачивал прожектор, а бабка освещала им ночное звездное небо, пытаясь поймать в перекрестие лучей с другими прожекторами пролетающие фашистские свастики.
В детстве я был полностью уверен, что у меня все живые в семье потому, что дед и бабка поженились после войны, и только много позже, в зрелом возрасте, я узнал историю про форсирование Одера, когда Георгий Константинович осветил немецкие батареи на противоположном обрывистом берегу силами четырехсот прожекторных машин. Фашисты ослепли, вперед пошли русские лодки, а очухавшиеся враги расстреляли прожектора с экипажами в первую очередь. В живых остались лишь восемь человек из восьмисот.
На одной из таких не погибших машин сидели мои родственнички, но счастье им улыбнулось из-за дедовской смекалки, потому что дед после включения света за косы вытащил бабку в кусты, а подбежавшему лейтенантику дал сапогом в морду. Пока энкавэдэшник вытаскивал трофейный кольт, на его месте образовалась обширная воронка, и правыми сделались выжившие.
Продавать косметику на Измайловском рынке приходилось вдумчиво. Мы постоянно вопили: "Ваши глазки - наши карандашики! Бери, бери - Рим, Нью-Йорк, Париж, Дакар", - но на некоторых коробках стояла надпись кроме "Рим, Нью-Йорк, Париж, Дакар" еще и Рустави. Тогда наш хозяин Давид ругался по-грузински, вырывая у таких упаковок буквы Рустави, чтобы ничто не выдавало французского происхождения косметики. Сам Давид не торговал, а поставлял товар нам. Наверное, за славянскую внешность.
Стоя на морозе и приплясывая, мы никого не страшились и билет за место никогда не покупали - вначале от бедности, а потом от жадности (за двое суток мы заработали на полгода, но все равно билет брать не стали).
Наша жадность легко вскрывалась, а мы думали, что никому не нужны, но на четвертые сутки нас отвели в отделение и все забрали, включая выручку. Не помогло даже то, что я бегал вдоль стен и кричал, что я сын камчатского народа.
Мне ответили, что я - хохол, и для верности огрели дубинкой - и я понял, что я хохол.
Заросший бурятский геолог Кырдылкык привез енота из Якутии, и он бы погиб у меня после отъезда бурята, если бы Иван Степанович не научил его полоскать белье в ванной, за что енот на восьмые сутки голодания получил сосиску и унаследовал имя Кырдылкык.
Искусство Кырдылкыка оказалось кстати, ибо предпоследняя жена сбежала от меня с байдарочником, а последняя еще не завелась, и грязного белья накопилось вволю, но, даже несмотря на это, участь енота была под вопросом, так как кушала зверюга много, а ходила в туалет по углам.
Решающее значение в судьбе животного сыграл участковый Василий Петрович, вызванный соседкой на наше с Иван Степановичем питейное буйство. В квартиру он вошел сам, так как мы устали и подойти к двери не могли, а капитан нас долго звал и искал по комнатам, но нашел из вменяемых лишь полощущего в ванной белье Кырдылкыка. После он и нас обнаружил, но уже долго смеялся до этого, а поэтому все простил. Соседке приказал больше не звонить и уехал.
Наутро мы с Иваном Степановичем выписали Кырдылкыку символический кожаный паспорт с постоянной московской регистрацией и назначили жалованье в размере трех таганских сосисок в день. Енот жил у меня еще долго и счастливо.
Прохор Прохорович тяжело начинал художественную жизнь. Участник "бульдозерной" выставки долго скитался по подвалам, не раз попадал в печать в виде карикатурного модерниста и бывал всячески бит, как морально, так и пару раз физически.
Потом он все-таки написал (правда, не с первой попытки) нужную картину, и от него отстали, хотя и вызывал следователь в отдел, и много читал смешного, и предъявлял обвинения, но прилюдно каяться не пришлось (повезло).
В последние дни я часто с Павликом бывал у Прохора Прохоровича. Старик хорохорился, крепился, но ворчал:
- Смотри, Славка, ждут подлецы моей смерти, чтобы подороже картины продать.
Но я научился смеяться, - и Прохор Прохорович брал со стола в охапку маркеры и на чистом холсте рисовал жменей каляку-маляку, подписывая: Прохор Прохорович.
- Это, Славка, моя месть. Пусть теперь до конца веков гадают, что имел в виду гений.
...
Недавно, прогуливаясь по Арбату, я листал альбом Живопись, устремленная к Богу. Нераскрытые тайны мастера, где культовый нынче критик на полном серьезе что-то там нашел (страниц на триста пятьдесят) в мазне Прошки.
Царствие тебе небесное, Прохор Прохорович, царствие небесное!