Обетованная Вселенная

Память листаем ли - книгой с закладкою,
Пьем ли фантазий «Шабли» полусладкое,
То утонченная, то ураганная,
Нашей любви партитура органная,
Превозмогая земное и бренное,
Счастьем стремится наполнить Вселенную -
Мир, где витийствуют добрые мелочи,
Кот что-то млечное пьет из тарелочки,
И, запорошенный пылью космической,
Дремлет на полке божок керамический,
А на серебряном гвоздике светится
Ковшик созвездия Малой Медведицы,
В ходиках Время пружинит натружено,
Солнце мое греет вкусное к ужину,
Комнату, кухню, прихожую, ванную –
Нашу Вселенную обетованную.

Чтоб тек лепесток по лицу…

Свет юности поздней, свет нежности поздней —
Ознобное солнце в крови,
И льнущие летние легкие розы
Обнимут колени твои.
На цыпочки встанут и будут тянуться
Сквозь позднего неба пыльцу,
И ты еще можешь над каждой нагнуться,
Чтоб тек лепесток по лицу —
Как лепет и отклик прозрачный любовный,
Прозрачней, чем жизнь и судьба, —
И каждый у губ замирает от боли
И в губы целует тебя.

Почта в один конец

(из цикла "Княжий Затон")

"…вся наша жизнь – не более чем почта
в один конец"
(И. Бродский)

"... хочеш, я подарую тобі книгу щастя,
написану на моїй шкірі твоїми пальцями..."*
(Ю. Гудзь)

... И в третий раз, войдя по грудь
в затон, увертливый, как ртуть,
ломая лед, вдыхая снег,
следить, как утлый наш ковчег –
уже не здесь, еще не Там –
по-
ка-
чи-
ва-
ет-
ся.

По складам
тебе скажу я: "Вы-би-рай" –
так, чтоб не слышать слова "рай",
не помнить скрип у Царских врат,
когда ковчег вплывал в алтарь,
а помнить мед твоих цитат,
целебный твой словарь.

С душой-голубкой мы опять
в силках все тех же зим и рифм.
Не кормчий ты, тебе ли знать,
что рифом стал небесный Рим
и днище разодрал. Гольфстрим
течет по венам вспять.

От сердца отливает кровь.
Молчи, мой кровный друг….

Покров
воды ли, нежности – по грудь –
сминает вдох и гасит взгляд.
Смотри, уже в обратный путь
Все наши голуби летят.


* "…хочешь, я подарю тебе книгу счастья,
написанную на моей коже твоими пальцами…"
(с украинского)

Жить нужно, как люди…

Жить нужно как люди: легко и счастливо.
…В окошке распахнутом город дождит.
По пятницам Бонд и холодное пиво,
футбол по субботам…

Все лето - в кредит,
который обратно попросят не скоро.
Но он рассосется внезапно и споро -
заначкой, томящейся в томике снов,
читаемых на ночь, когда не мешают
они суете
и в себя не вмещают
молчанье ни разу не сказанных слов...
и тихо прощают, прощают, прощают
дождливое лето и нашу любовь.

Бог, Анна и Амедео

…а Ты, чей грозен лик,
что делал Ты, когда
свеча в ночи едва
встречалась с тонким ликом
той, что была нага
и счастливо пьяна
художником одним,
парижским прощелыгой?

лишь имя да слова,
глаза и карандаш,
и гибкости её
завидовали руки,
объятая огнём
бикфордова строка
улики все сожжёт,
но сохранятся звуки

чтоб обмануть Его
чьи маски примерять
он заставлял тебя,
художник Модильяни?
но всё ж её черты
сквозь камень проступать
начнут чрез сотню лет
и отразятся в Анне.

Над Марсовым Полем

Бахыту

Над Марсовым полем - звезды керосиновый свет,
защитная охра, потертый вишневый вельвет.
Идешь и не плачешь, не плачешь, не плачешь, не пла…
…из холода, солода и привозного тепла.

Еще Инженерного - дынный не виден фасад,
и жизнь одинока, и это она - наугад
меня выбирала, копаясь в кошачьем мешке,
без всяческих выгод, не зная об этом стишке.

Когтистая музыка, книжное перевранье,
попробуйте, твари, отклеить меня от нее!
Попробуйте звукопись, летопись, львиные рвы,
салат Эрмитажа, селедочный отблеск Невы!

Нас может быть трое на Марсовом поле: пастух,
и мячик футбольный, в кустах испускающий дух.
Забытый, забитый - в чужие ворота, и тот,
который звезду над воинственным полем пасет.

Петром привезенный, с Кенжеевым накоротке,
пастух-африканец, сжимающий пряник в руке.


На Марсовом поле - трофейный горчит шоколад,
и смерть - одинока, и это она - наугад,
ко мне прикоснулась, и больше не тронула, нет.
А лишь погасила звезды керосиновый свет.

Вернуть сполна и получить сполна,
планетам дать любимых имена,
не верить в жизнь, что якобы одна,
ждать у окна, не глядя за окно,
подлить огня в осеннее вино,
не захмелеть, не оживиться, но
плевать на все и грезить целый день,
продлить июль по щучьему велень-
ю-лить ручьем, улитку не догнать,
и, коль весна другому отдана,
в душе найти раскидистую лень,
кормиться с фолиантовых полей,
свой дикий мед цедить из сора слов
и почивать… до первых пятаков
на веки

Беспробудней

Крыш гололедица. Слякоть фасадов.
Небо шершавых асфальтовых будней.
Чем переливестей – тем беспробудней
липовый лепет из Летнего сада.

Чашка – белее нечаянной ночи.
Горечь ристретто – предтеча разлуки.
Ветер развеял над городом звуки.
Эхо в парадном не плачет – хохочет.

Шпиль Петропавловки плавится свечкой.
Волны тяжёлые. Жёлтые волны.
Время прощаться... Ах полноте, полно!
Там, за углом, ещё целая вечность.

Там, за углом, мы наверное будем
чище, умней – и немного наивней...
Окна маршрутки подёрнуты ливнем.
Рельсы... Колёса... И тем беспробудней...

– Чижик-пыжик, где ты был?
– На Фонтанке.
Водку пил...