Крысолов

Как стихи на чужом языке или вовсе без слов,
или просто нехитрый мотив, несказанно чудесен...
Мне бы сразу понять, что ты, странник, и впрямь Крысолов
и, конечно, не слушать твоих обольстительных песен.

В старом Хамельне ночь, и еще не сбивается с ног
по исчезнувшим детям хозяйка, ей снится похлебка;
бургомистру в сенате повторно доверили срок;
и трактирщику снова причудилась полная стопка.

Городские ворота спросонья открыл часовой,
почему-то он был равнодушен до странных прохожих.
Лишь луна озирала окрестности желтой совой,
но пока ни о чем в своей лени не ведала тоже.

Я еще не старик, но мой Хамельн уже так постыл...
Забери и меня, Крысолов, если дело за малым;
вдалеке от золы очага, от отцовских могил,
может статься, еще обрету все, чего не хватало.

Я уже не ребенок, внимаю добру равно злу,
за одним и другим я входил в полноводные реки.
Крысолов, обучи. Обучи своему ремеслу,
чтоб оно не исчезло с тобой, не пропало навеки.


Эльба

Если бы тайный советник вкусил этой речи -
смог ли, играя, дожить до восьмидести двух?
сброд ста языков проводит у пирса весь вечер
и оскорбляет акцентом изнеженный слух.
В ратуше судят, убрать ли от пристани сваи
старых причалов, да дело никак не идет -
благо для чаек. И прусскую спесь покрывает
как благородную патину жидкий помет.

Парусник, свежие сходни; воздушные змеи
над головами матросов, туристов, зевак;
и с неохотой над башней, но все-таки реет
в пору крестовых походов потрепаный флаг.

Если и ты, заблудившись как праздный прохожий,
тоже однажды под вечер окажешься здесь,
мокрого дерева, рыбы, продубленной кожи, -
запахов моря нахлынет пьянящая смесь;
и ни земной человек, ни небесная птица
в эти мгновения твой не нарушат покой.

Эльба спешит разветвиться в каналах и слиться
с морем, дотронуться моря прохладной рукой.

Сошедшие с небес… (простое)

Сошедшие с небес, – в ином тысячелетье
Мы встретимся опять, не опуская глаз,
Проснется старый мир, как будто в день последний, –
Мы встретимся опять и выдумаем нас.


Сошедшие с небес, – в изгибах новых улиц
Опять не сможем мы друг друга потерять,
И преданный ноябрь – он ТОТ еще безумец! –
Поспешно срежет нам дождя седую прядь.


Сошедшие с небес, – в который раз, капризно,
Мы вместе соберем осколки битых луж, –
Воскресшие любить – сегодня, завтра, присно, –
Мы встретимся опять – в одно касанье душ…

В Петропавловске-Камчатском…


В Петропавловске-Камчатском люди молятся мазуту
и полощут полотенца прямо в синем сентябре.
Не-успей-зима-начаться – но морозит через утро...
Чайки в пену сыплют пенсы –
с заграничных кораблей.

В ительменской колыбели белоглаво спит Авача
по колено в ностальгии, по вершину в снежных снах.
Но стучится ветер в кельи – значит, снова не оплачен
счёт за счастье. Наступили
ледяные времена.

Впрочем, счастье было ль, не было – теперь не так уж важно.
Дотянуть бы до рассвета, до гостей с материка.
Над Камчаткой – бело небо. Пьёт портовый такелажник.
Benvenuto, Rigoletto!
Жизнь – как лето –
коротка...

СПб-зоопарк

В Питерском зоопарке живут летающие слоны.
Но их никто не видит, потому что они всегда улетают.
Девочка на воздушном шарике с ними почти на «ты»,
А сторож всё время стреляет вверх, но почему – не знает…

Жирафы, как страусы, прячут головы, потому что летающие слоны,
Пролетая, задевают их – то хоботом, то – ой! – ногами…
Слоны (в большинстве своём) – добрые, потому что они влюблены
В толстых слоних – не летающих, а прыгающих как мишки-гамми.

В Питерском зоопарке директор по кличке Маугли
Сидит в своём кабинете, обнявшись со старым медведем.
Балу, говорят, свихнулся: ловит мартышек и сажает их на угли…
Из Багиры сделали чучело, а Каа как удав - безвреден.

Редкие посетители, называемые директором «бандерлоги»,
Забредают полюбоваться летающим зоопарком
И кормят бананами ручных тигров, называя их Гиви и Гоги,
Предлагают директору водки, требуют женщин и уходят с подарком.

Даже я у одной старухи спрашивал адрес и улицу,
Но она сказала, что звери разбрелись по белому свету.
И только старый жираф по привычке сутулится.
И что где-то есть ещё СПб.
Но зоопарка нету.

Послеюбилейное

На берег по трапу прибоя
Вразвалочку ветер сошёл.
Не лето - то сдалось без боя
И выпито на посошок.

Не грех бы и выпить, как в рай бы
Не грех, каб не грех… Не сачок
Бог вбросил блестящую шайбу
На синий – меж туч – пятачок.

И враз – зарябили рябины,
А клён раскалён, но на вид:
То ль осень болеет ангиной,
То ль просто осины знобит.

Да нет, всё не так, а иначе –
Не осень, а сам ты старьё,
Хоть женщина всё ещё плачет,
Когда ты бросаешь её.

Хоть, глянь – сквозь оконные стёкла
Малыш улыбнулся тебе,
И ты прослезился, и сопли
Размазал по верхней губе.

И это не разность, а сумма
Прожитого с видом на Стикс.
…А дождь наконец-то надумал,
Куда ему нынче идти,

И день вместо крыши поехал,
И Время издало приказ:
Оставить тебе для потехи
Ещё один старенький час,

Поскольку не валко не шатко,
Но жизнью ты пьян, а не сыт…
…Украдено лето, и шапка
На воре под вечер горит.

КИЖИ

Нет молебнов. В дремотной тиши -
Горсть зевак из Москвы и Парижа,
Что зовут вас по-свойски - КижИ.
Вы в ответ откликаетесь - КИжи.

Так беспомощен ваш перезвон,
Деревянные Божьи калики!
С почернённых веками икон
Проступают суровые лики.

Серебром потемневших осин
Крыты маковы, стражи покоя.
Я свечу во спасенье Руси
Затепляю несмелой рукою...

Где-то в звёздной ночи стремена
Пропоют про былое-иное, -
Здесь когда-то гремела война,
А когда-то шли кони в ночное…

Ныне - шёпот молитвы, как крик,
Затерялся в предутренних росах.
Никого… Лишь смотритель-старик
Все бредёт, опираясь на посох…