Ошибка 

За окном проносится глубинка,
хвойный запах губы холодит,
а напротив – щуплая хвоинка –
девочка сердитая сидит. 

От ее разгневанной мордашки
сам я тоже делаюсь сердит,
сводит горло, бегают мурашки –
так вокруг от злости и смердит. 

Будет муж – пьянчужка, сын – воришка,
прорва предсказуемых обид…
Разве в этом точка, в этом фишка –
чуешь – хвоя губы холодит?.. 

Истина – не есть квадрат конверта,
не шуршанье баксов за спиной.
Только снег и только посвист ветра,
только этот холод сволочной. 

Это – не фальшивка, но – обшивка
для того, что спрятано вокруг.
У тебя внутри живет ошибка,
а больной ошибкой – близорук. 

Ты молчишь. Бумажные словечки…
Эх, красиво треплется поэт,
а в горах погибли человечки
и на это слов бумажных нет. 

    ..^..




*** 

Я отстегну 
шпагу и плащ, 
поцелую твоё клеймо. 
Мы будем черпать из мраморных чаш 
душистый липовый мед. 
Падёт горизонт багровой каймой 
за город из сотен сот. 

Мот – напоследок не жаль растрат – 
я вверх разряжу мушкет, 
и небо обрушит стеклянный град 
на ворох черных дискет. 
На них кузнечик лопочет вслух, 
лает, как пес, петух. 
На них звенит и поет роса, 
тянется след колеса. 

Там нет ни времени, ни войны 
меж сушей и гребнем волны. 

    ..^..




*** 

Подземка пополнялась слепышами –
мудреная железная ловушка.
у лужи торговали овощами
похожие на овощи старушки. 

Дубы дышали тяжкой пыльной взвесью,
стремились поутру расправить сучья.
сосед тянул к соседке морду песью
и думал: "у нее повадка сучья". 

На черствых корках крыш, на верхотуре
гнездились тучи, птичий сброд толкался,
до хрипа спорил о литературе,
в которой он по-птичьи разбирался. 

И что-то надвигалось постепенно,
и в разреженном воздухе таилось. 

    ..^..




*** 

Amo, ergo sum
(из телефонного разговора) 

….А помнишь чудо в перьях и пушку – 
тотемную двуглавую хавронью: 
отращивает новую башку – 
по слухам, не орлиную – горгонью. 

Что кляпы? Этот рынок на мели. 
Зато ушам придуманы затычки, 
глазам – повязка, а любви – рубли. 
Приклад – затылку, истине – кавычки. 

Мы только имитируем уют. 
В духовном тайнике, в сердечной почке 
осиновые серпики снуют, 
и тюкают ночные молоточки. 

Зачем вернулся? Просто полюбил. 
Не родину, а женщину-травинку, 
и – пес у края радуги – забыл 
про вашу черно-белую картинку. 

Нахлынули внезапные цвета, 
и запахи, и звуки, и пространство, 
и скверна молчаливого листа, 
и осени трагической убранство. 

    ..^..




*** 

Дней сухая шелуха. 
Осень – рыбьи потроха. 
Как воздушный колобок – 
по ладони холодок. 

Пальцы, белый виноград. 
Виноградный водопад. 
Как музейный черепок – 
ценной чашки черенок. 

Оторочен тишиной 
голос девушки ручной. 
Память – копоть и зола, 
да сосновая смола. 

    ..^..




Дилемма 

Если прянет закат, 
кадыком шевельнет, 
гневно дернет разодранной бровью, 
если снег превращается в мерзлый шпинат, 
и хрустит, словно кролик морковью, 

Скройся в недра земли, 
в темноту корневищ, 
там живи, средь пиратских сокровищ. 
Прячь от внешнего мира свои костыли, 
опасайся стихов, как чудовищ. 

Как пить дать, грабанут, 
отморозят язык 
и подсунут под зад сковородку. 
Или попросту ночью в подъезд прошмыгнут 
и подкинут ребенка-сиротку. 

На примятой траве – 
отпечатки росы, 
и улитка на склоне – улика. 
Дьявол прячет колоду в чужом рукаве. 
Бог спасает от нервного тика. 

В подворотне весна. 
Птичий сброд с высоты 
костерит предстоящую слякоть. 
Непричастная, селится в сердце вина. 

И молчать – преступленье, и плакать. 

    ..^..




Предки 

Мы громко жуем шаурму и кунжут, 
вином запиваем котлетки. 
Тем временем, рядом печально живут 
волшебные тихие предки. 

У них кукушата ночуют в зобу, 
а лица – вареные раки, 
проплешины – пятна лесные, на лбу 
не сетка морщин – буераки. 

Такими они представляются нам – 
навек молодым и зеленым, 
птенцам желторотым, слепым пискунам 
и лопотунам несмышленым. 

И нам незаметно, как мир оскудел 
без музыки, слова и красок. 
Без гуда, которым он раньше гудел 
от пестрых костюмов и масок… 

Мы это не видели. Нам не понять. 
Покушали, смяли салфетки – 
теперь подобает покойно поспать 
в домах, что построили предки. 

    ..^..




Детство 

Очки, рогатка, канотье. 
Жить в темноте и тесноте 
И сравнивать по слепоте 
Огарок и фонарик. 

Крадется в пепельную высь 
Худого мальчугана свист, 
И под ногой хрустящий лист, 
Как бабушкин сухарик. 

А за рекой в глуби болот 
Цыганка мертвая живет. 
Вот наколдует, позовет, 
Уронит и состарит. 

Но ты не бойся, не грусти 
И не старайся подрасти. 
Смотри, как солнышко в пути 
Культей по стеклам шарит. 

Ржавеет парковый развал. 
Видать, свое откуковал. 
А как он скрипло зазывал, 
Швырял песком калёным… 

Предгрозье. Ветер. Кавардак. 
Тетрадка, зонтик и пиджак. 
Рябина кашляет в кулак 
Багряным и зеленым. 

    ..^..




Подход 

Бывает, поверх наносной трепотни 
все видно особенно точно: 
не чуешь людей ты, а люди – они 
в тебе разбираются прочно. 

У них всё расписано – кто ты и как, 
и с кем, и зачем, и во сколько. 
Проступок, ошибка, случайный пустяк – 
на полочке с надписью "ролька". 

Так внемли суфлерам! Смотри, не нарушь: 
противней всего расшифровка. 
Им ясно, что было сие – только чушь, 
рисовка, чужая диктовка, 

иль каверзный умысел. Ты же – подлец, 
снаружи добряк, а душонка, 
известное дело, – холодный свинец, 
точнее, мошонка мышонка… 

Смирись, промолчи, не противься судьбе. 
Ты наг и всецело изучен. 
Любимая чует – и верит тебе. 
Но этот подход ненаучен. 

    ..^..