взгляд 

Воспоминание острое, точно сверло москита:
был воспитан чередованием знаков.
Мирское время, в полдень перевернувшись,
стало черным, отвечая - близки там
пальцы дерева, или озерная накипь
у берегов. Все пропадет в минувшем. 

Дальше двигаясь, воды наплыв на штанину
плотным валиком разрывая на струи.
Клочья тени бегали, как живые.
Рыба, розовая, что кусок буженины,
мелькнула вбок, за ограду кастрюли.
Деревья штативы расставили сторожевые. 

Воспоминание. Восковым огарком.
Искривившимся держателем бронзы.
За столом, в полутьме глубоком.
Пальцем ощупывая себя, как отгадку.
И сейчас примериваясь - вон за
тем, вероятно, междуквартирным блоком, 

прячутся двое впалых, и свет мой тесным
шаром катается по угодьям
ковров, закоулков. Меховых половинок,
у закрытых - вздыбленно. На отпечаток текста
не влияет произношение года,
закрепляемое около винных. 

    ..^..




запах 

Как путешествие? - спрашивал ослепленный,
в аллергии от табачного яда.
Что болят, он без того помнил.
Голос, тонкий, как из глубин масленки
выползает масло, образуя гирлянду.
Голос маленький, как перебежка пони. 

Отвечая, брел. Суетная неподвижность
воздуха. То лед в нем, то нелюдь,
то напротив, что и назвать нечем.
Затем, определенно остановившись,
ответил так, что слова почернели,
став явлением. Их звуковая нечисть 

означает всегда - сиди себе в белом, мутном
помещении без права на выход
до окончания очередной пробы.
Время, порванное на лоскуты минутных
пятен, годится, когда отвык от
привычки, как куклу, за горло трогать. 

    ..^..




слух 

- ты не ответишь мне, в полночь, край
кровати прогнув до сосновых, в скрипе
своем потерявших упруго вверх
движением, что охотно себя украсть
собиралось, сопровождая криком
отодвигаемый в сторону навсегда рассвет.- 

Голосом, как покат остолопа,
от ушей начнутся бирюльки слуха,
в котором слога несчетные кружева,
тебя, изогнувшись, так загрызут по локоть.
Кожа, морщинистая, как старуха,
каждый звук готовая свежевать. 

    ..^..




*** 

как-то - виват. море ползет наверх.
мне б гайават. кончил бы мелкий век.
стал бы такой - сам себе - человек. 

правда моя. суша моя - моря.
душу тая - выспреннесть укоря.
плыл бы да плыл. дайте мне якоря. 

что мне - запас. я заскулю как пес.
песня моя знает своих колес.
утро мое - чистый туберкулез. 

мы говорим да. но молчим - нет.
даже вода свой разольет сонет.
если беда - прятай свой инструмент. 

будет нам пить, если еще не спал
мальчик побитый. помню его оскал.
так что - терпи. сам же его искал. 

так что - эклектика, Гена. хоть лаптем ешь.
метры такие делают ширше плешь.
как макароны цедить на 16 меш. 

    ..^..




*** 

а мне когда на плечо садилось
животное ласковое но пустое
я понужал себя хворостою
оно никуда не делось 

не плачь милая ты мне нужна не вся
твоя желтизна белая
мне вот в голову засунули карася 

знаете живу чем попало я
на острых крюках вися
живу что-то несмело я 

такие песни особенно хороши к
миру состоящему из подлых но небольших
оденусь в шелк такой наведу шик 

стану озером на рассвете
стану ветером солнцем острым
когда я такой пестрый
мне улыбаются дети 

немного цвета 

Кофе подают на пролитом молоке. 
Деньги считают пальцами в кулаке. 
Спрашивается - это такая песня, 
или лодку мучают на реке. 

Потом обнаружил себя во Фресно. 
Там было светло, но от веселых тесно. 
А потом дождь, зеленый, как твои глаза. 
Дальнейшее общеизвестно. 

Только самым утром ослепительная оса 
качала в воздухе желтые телеса. 
Где мы? Наверное, Пиренеи. 
Не разобрать без доброго колеса. 

Вот так, именно так и онемею, 
когда пойму, что больше я не умею. 
Когда пойму, что сегодня совсем уйду. 
С нею. Или не с нею. 

Ночь. Неоновый звон. Шепоток Гименея. 
Старик на углу хрипит в огненную дуду. 

    ..^..




После 

Пять понятий: слон, каштан, открыватель,
витязь и непосредственность. В счет не беру
запятые. Ты ли говорил недавно? - Да, я,
предлагал, чтобы между слов не было давки,
исключить те, которые висят без опоры
на окончание. Сядь и прислушайся:
Слон, тяжелый, как непосредственная тяжесть.
Хотя нет. Тянет землю в одиноком усилии
до неба достать. Оно такое крысиное,
шерстяная сталь. Совсем не проси меня,
перестану сам. В облаках полужидкой вате
открыватель дождя. Ливень протек в сукно
страны обернутых в маскхалате,
вздернутых на перекладине снов. 

Печальный витязь. Развита и завита
вита. Разве свита разума
видит красное там, где земля гниет,
ляг в нее. Тогда не упустить момента.
Главное - вперед. Лицом в землю - вперед.
Народ требует новое Сакраменто. 

Сомнения сакраментальны. Метасакральны.
Получил под язык облатку бессмыслицы.
Раньше о первопроходце по имени Цы,
позже борцы в умывальне намыливаются,
теперь плюю на себя, пригибаюсь, чтобы
цербер сзади утирал цикуту с виска.
Раньше кричал вверх неразборчивым шепотом,
позже рот мой напоминает оскал,
теперь - новый звук - ротмистр в кокарде злобы
лобовым стеклом увеличительных глаз
ловит, словно недоделанное слово,
раз-два и пристрелил. Стерильно нынешнее
поколение попон на хребтах укороченных.
Рвани, не мешкая - нешто - уныние,
а ночь на них так и пляшет соколиком,
коли о ком не вышло - прости меня,
настигло меня. Как пальцы перекрестило
собственное, к ним прирастающее стило бессилия. 

    ..^..




Динамит 

Осень. Листья на стекле.
Склеп квартиры отсыревшей.
Подтяну пушистый плед,
речь становится нерезче, 

как туманное пятно,
выплывает между пауз,
мне единственно осталось
посмотреть в свое окно. 

Там июнь глотает солнце
в одуревший горизонт.
Я умен, как Жапризо,
я распался, словно стронций. 

На глаза мои надвинь
две зеленые бумаги,
я невероятно наглый,
как вино из половин 

виноградного. Отплюнуть
девять косточек сырых.
Я прошу вас, я молю на
эти мрачные дары. 

В голове моей - событие
ненайденного сна,
и глаза мои разбитые
заметят, что цена
поднимается до самого
ослепительного дна,
замолкают голоса мои,
плоть пустая голодна, 

а напротив, в черном инее,
укрывающем навзрыд,
опрокинутая, синяя
непотребица мездры,
что на самом деле новое
осознание причин.
Так убей меня, как Нобеля,
то, что воздухом кричит.


    ..^..