Леонид Малкин 

Памяти Михаила Сопина 

Что пело, шумело когда-то, 
Подмяло. Смело. Унесло. 
Одни только серые хаты 
Да сонная хмарь над селом. 
«Север» М.Сопин 

Над осенней Россией не плачу, 
но до боли знакомый сюжет: 
горсть махорки, 
телега и кляча, 
да на пажити ржавый скелет; 
волчий рай, сквозняки и безлюдье, 
Лук да Вологды велия грязь… 
по просёлкам горластые судьи - 
вороньё, чтоб в распутицу красть. 

Над Россией - дожди и проруха: 
по дороге - непрочная гать... 
От листвяного горького духа 
может сердце как мячик скакать. 

Можно тишью колодцы измерить 
или рощи державный исход 
и услышать коварного зверя, 
что в душе тонкокожей живёт. 

Над осенней Россией не плачу. 
Здесь у снежно-багряной реки 
можно было бы жить и иначе, 
да в России, видать, не с руки; 
оттого, что сумой и тюрьмою - 
квинтэссенцией злой ворожбы 
мы наказаны кем-то с тобою - 
значит, нам не уйти от судьбы, 
от несчастья и счастья родиться 
в полулагерном дивном краю… 
видишь, к югу отправились птицы, 
ну а я, слышишь, Север пою 
оттого, что в неведомой хмари 
стала жизнь на полкрика длинней, 
что мне снится речушка Нарев*, 
и девчушка - прабабка над ней… 

* Нарев – речка в северо-восточной Польше, 
протекающая по болотистой местности, 
бывшая многострадальная территория России, 
родина моих предков… 

    ..^..




Михаил Сопин 

Перед снегом, ещё не упавшим 

Перед снегом 
Еще не упавшим, 
Перед страхом 
К размытым ночам, 
Я стою 
Над бегучестью пашен, 
В предпоследних 
Прощальных лучах. 
Свет вечерний 
Щемящ и отчаян 
На истоптанных днях октября! 
Неужели земные печали 
Так когда-то во мне отгорят 
И сотрутся - 
Ни пыли, ни боли, 
Ни мольбы, 
Устремившейся в высь, 
Над озерами желтых околиц, 
Над землей, 
Где без нас обошлись. 
Ничего, 
Все ж мы были на свете! 
И вдыхая до слез его ширь, 
Я любил в нем такие соцветья, 
Что росли 
Над обрывом души. 

    ..^..




Сергей Комлев 

Ходынка 

А с Ходынки ходу 
нету ходоку. 
А сквозь волю броду 
нету мужику. 

Так, айда к Ходынке 
ходуном гулять! 
Будем там в обнимку 
мы с тобой лежать. 

Стеньки да Емельки 
там в крещеный люд 
красны карамельки, 
скалясь, раздают. 

Там ленивый пастырь 
мимо льет вино. 
Будет алой пасты 
впрок запасено. 

Сядут на глазницы 
ворон да кобель. 
Вот вам – заграница! 
Вот вам – Коктебель! 

Вот тебе – Ипатий, 
Коля-Николай! 
Ты сиди в царь-хате, 
дальше – не гуляй! 

Ходики-колоды 
бьют такую тьму!.. 
И с Ходынки ходу 
нету никому. 

    ..^..




Вера Никольская 

Сентябрьский рай 

Сентябрь c разлукой обручён. 
В наряде цвета малахита, 
Пурпурным золотом расшитым, 
И в нимбе славы именитом, 
Он не на праздник обречён. 

Что этот миг, и час, и день? 
Немые вехи измеренья, 
А лист в замедленном пареньи, 
Как вечный символ повторенья, - 
Расцвет и гибель, свет и тень. 

В стремленьи к сути бытия 
Излишним грузом неизбежно 
Спадут богатые одежды, 
В клубок сожмутся боль и нежность, 
Цены прозренья не тая. 

Последних яблок урожай, 
Пустые гряды, дождь по крыше - 
Приют души, в огонь спешившей, 
Чтоб жить и медленней, и тише. 
Благословен сентябрьский рай. 

Предвестьем полон мокрый сад. 
Сулит он путь простой и длинный 
С житейским умыслом невинным. 
Горчит иной судьбой калина. 
Скорбит разлукой листопад... 

    ..^..




Елена Бондаренко 

Чухонское наше лето 

Чухонское наше лето...Моя обитель 
Пахнет сопревшим сеном...ознобом...Летой. 
Грузно поднявшись с кресел, усталый зритель 
Вяло прошаркал к выходу. Ты не сетуй 

На непогоду, хлябь, что сродни Моэму: 
Вечер..."Луна и грош"...На волнах-пуантах 
Корчится в танце желтая хризантема 
В милых до слез: родимых ли ? Трупных ?- пятнах- 

Не разобрать. Всё-в прошлом. Дождливый сэйшн... 
Право последней капли и первой ночи. 
Как ты сказал? (Сломаешь язык) Локэйшн? 
Место. (По-русски-проще, да и короче). 

Место, куда ушел, наглотавшись дыма, 
Смяв папиросу в пальцах, (горька затяжка), 
Кашляя, задыхаясь, но мимо...мимо, 
Гром, поднимаясь в гору привычно-тяжко. 

Сырость - на лицах, улицах, сигаретах... 
Тускло блестит промокшая зажигалка 
Брошкой на рваных пластиковых пакетах. 
Мне даже их сейчас отчего-то жалко. 

    ..^..




Александр Кабанов 

Разбавленный, по-гречески, вином... 

Разбавленный, по-гречески, вином - 
ночует дождь в бидоне жестяном, 
Стравинский, свежескошенный - смеется, 
горят плоты, смердит резиной - плоть, 
но, как и прежде, верит в нас Господь, 
и любит нас, и в руки не дается. 

Писать стихи о перемене поз, 
когда у счастья - триппер и склероз: 
и чье оно? И для чего? Не помнит. 
Все холоднее осень, все больней: 
от суффиксов до кончиков корней, 
и тянет винной плесенью из комнат. 

Октябрь, забронируй мне листву: 
я сяду в бронепоезд на Москву 
и вновь усну над пивом и сонетом. 
Изгнания скрипит гончарный круг, 
и если ты мне, Парадоксов – друг, 
прости данайца и не плачь об этом. 

Из коктебельского цикла 

Мы с тобой по крови - постояльцы 
коктебельских пляжей и холмов. 
Как пловцы – облизываем пальцы 
и опять заказываем плов. 

И в который раз, неотвратимо 
солнце погружается во тьму. 
Пахнет морем. Жизнь проходит мимо 
и никто не знает - почему? 

Нам не умирается от скуки. 
Постояльцы будущих времен - 
мы с тобою, мысль о разлуке. 
мы с тобою, мыс Хамелеон. 

* * * 

Андрею Коровину 

Там, где утром режет волны - волнорез, 
темно-красным проступает соль-диез. 
У чайханщика - аптечка без креста 
и спасательная станция пуста. 

Пахнет йодом - осень ранняя в Крыму, 
жизнь – прекрасна и не больно никому, 
просто ей необходимы иногда - 
острый берег и соленая вода, 
после чая – карамболь и карамель. 
Как тебе такое утро, Коктебель? 

* * * 

(колыбельная для книги) 

Крымско-татарское иго 
вновь из бутылки хлебнешь. 
Рядом раскрытая книга – 
душно. И вряд ли уснешь. 

Воблы сушеная фишка 
в черном квадрате окна. 
Спи, моя старая книжка, 
пусть тебе снится весна. 

Винница, пьяная Ницца, 
все, что угодно судьбе… 
Только не с мясом страница, 
только не пепел в трубе. 

Гул пролетевшего МИГа, 
утра зазубренный край… 
Спи моя старая книга, 
больше меня не читай. 

    ..^..