Сурат
Остановка песочных часов
|
|
По телевизору показывали фильм про семейство мангустов, которые пересекали пустыню, гонимые страшной засухой. Мангусты умирали один за другим - кого-то съел шакал, кто-то замерз во время суровой зимы, кто-то откинул лапы от голода. Выжил только один мангуст. На его морде было явственно написано: "С тех пор, как за нами увязалась эта банда педерастов с кинокамерами, все пошло шакалу под хвост!"
Неизвестно, то ли проклятие мангуста сработало, то ли Судьба решила по-дурацки пошутить, но через год режиссер фильма про мангустов умер. На его могиле так и написали: "Здесь покоится Юхан Хенриксен, режиссер знаменитого фильма про мангустов. Мир его праху!" И все бы ничего - ну, умер и умер, мало ли режиссеров умирает? - только вышло так, что в следующей жизни он родился мангустом. И сразу понял, что дело - табак. Не прошло и суток с того момента, как он появился на свет, и на нем завелась куча блох, клещей и других паразитов, названия которых он не знал, но питал к ним самые горячие и искренние чувства. Время от времени его мать или братья вылавливали их зубами, но это не приносило облегчения. Как же так, думал он, ведь все было хорошо - жена, дети, работа, два фильма в год, финансирование со стороны Международного Географического Общества, и вот на тебе - какой-то вшивый мангуст. Он, конечно, любил животных, природу, флору-фауну и все такое, но любить кого-то и быть этим кем-то - разные вещи.
Два месяца в пустыне превратили новоиспеченного мангуста в желчное, недружелюбное животное. Половое созревание также не заставило себя ждать и когда он обнаружил, что его так и тянет потрахаться со своей двоюродной сестрой, ему стало ясно, что он дошел до ручки. Лучше смерть, подумал он и решил бросить семью.
"Куда это ты собрался?" - спросил его отец.
"Я не знаю, - честно признался он. - Но с вами жить я не могу, потому что еще чуть-чуть - и я превращусь в самого настоящего мангуста"
"Ты и есть мангуст, - ласково объяснил отец. - Не отрекайся от себя, потому что, таким образом, ты отрекаешься и от нас, а мы - твоя семья..."
"Я вас очень люблю, - сказал молодой мангуст, - потому что вы выкормили меня, берегли от жары и холода, ловили моих блох и все остальное, но это - не настоящая жизнь и мне она не нужна"
"Тогда ты умрешь" - печально сказал отец и молча отошел от сына.
Когда же наступило утро, молодой мангуст обнаружил, что его семейство исчезло. Они сами бросили меня, подумал он, и что же мне теперь делать?
"Милый мангуст! - сказал кто-то приятным голосом за его спиной. - Как хорошо, что я тебя нашла, иначе дело приняло бы совсем скверный оборот..."
Мангуст оглянулся и увидел самку шакала, которая, облизываясь, сидела в двух метрах от него.
"Мои дети умирают от голода, - сообщила она. - Вот уже неделю они ничего не ели, кроме жуков и термитов. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты спас их от голодной смерти"
"Как же я могу их спасти?" - удивился мангуст.
"Ты еще не совсем истощен засухой, - объяснила самка шакала, - и если мои дети съедят тебя, у них будет достаточно сил, чтобы мы смогли выбраться из этой плохой, нехорошей пустыни!"
"Ты хочешь убить меня?!" - огорчился мангуст.
"Если ты не будешь сопротивляться, это не будет очень больно, - пообещала самка шакала. - Это закон жизни: чтобы кто-то выжил, кого-то нужно съесть.
"Ты рассуждаешь, как человек..." - вздохнул мангуст.
"Что ты знаешь о людях! - оскалила зубы самка шакала. - Я действительно человек, по крайней мере, когда-то им была. И у меня был джип-чероки, любимый муж, счет в банке и неплохая работа. Я была ассистентом режиссера, который снимал в этой чертовой пустыне фильмы про вас, мангустов, про вашу жизнь и передряги, в которые вы попадаете, вроде этой, в которую ты угодил сейчас"
"Фрау Гудмунсдоттир! - строго воскликнул мангуст. - Вы намереваетесь загрызть своего босса?!"
"Бляааа!.. - ахнула фрау Гудмунсдоттир изумленно. - Как это смешно, как это по-нехорошему смешно..."
"Как же нам теперь быть?"
Фрау Гудмунсдоттир поджала хвост и стала лихорадочно бегать от одного сухого куста к другому. Ей было неудобно убивать человека, который был единственным звеном, связывающим ее с миром людей, и в то же время она не могла обрекать на голодную смерть собственных детей.
"Это ужасно, - бормотала она, - какое-то безвыходное положение!"
"Вам придется решать, - холодно сказал мангуст, - кто вы, человек или шакал?"
Фрау Гудмунсдоттир жалобно взглянула на застывшего в безмолвном ожидании мангуста и тихо заскулила.
"Почему она его не убивает?!" - недоуменно думал оператор, снимающий эту странную сцену из-за пригорка в тридцати метрах от того места, где стояли шакал и мангуст. У него уже затекло все, что только можно, и он ждал развязки. К тому же, пленка была на исходе.
Когда вечером он стоял возле своей палатки и курил с доктором, обслуживающим съемочную группу, ему вспомнилась сегодняшняя сцена.
"Знаете, - сказал он доктору, - когда я наблюдал за этими двумя, ко мне пришла банальная мысль..."
"Знаю, - грустно улыбнулся доктор Гудмунсдоттир. - Вы подумали, а кто сейчас наблюдает за мной?"
"Я уже столько лет, - хмыкнул оператор, - занимаюсь тем, что наблюдаю... не то, что снимаю на пленку, а вообще - то, что происходит. И в последнее время все чаще думаю, в праве ли я вмешиваться? И в праве ли я не вмешиваться?"
"Ну, - сказал доктор, - этот выбор и определяет, кто вы такой..."
Они побросали окурки в песок и стали смотреть, как красное солнце медленно садится за горизонт, словно уставшее от неусыпного наблюдения око смыкает свои веки, чтобы не быть свидетелем тому, что случится дальше.
У Судьи был настолько внушительный вид, что Репортеру захотелось встать перед ним навытяжку или заняться какой-нибудь общественно-полезной работой – вымыть, например, полы в Зале Суда, полить цветы минеральной водой или, на худой конец, написать книгу о смыле жизни, лишь бы не выглядеть в глазах Судьи праздным зевакой. Прочитав его мысли, Судья улыбнулся.
"Если вас смущает моя величественная внешность, - пророкотал он дружелюбным басом, - так это мне просто по должности полагается. Вы делаете свою работу, и я уверен, что это нужная работа, важная не менее, чем, скажем, моя… Не стесняйтесь, смотрите, записывайте, только не вмешивайтесь в процесс. Все вопросы – по окончании. Сколько у нас сегодня дел?"
"Три, господин Судья!" - бодро ответил Ассистент, сверкнув стеклами очков.
"Давайте первое дело" - улыбка с лица Судьи куда-то исчезла, но общее выражение осталось дружелюбным.
"Хм… - сказал Ассистент, раскрывая папку, - первое… Ага. Воспитуемый CZ-4573, блок номер семь, склонность к прогрессу, удивительный случай…"
Воспитуемый CZ-4573 оказался покрытым ожогами, волдырями и язвами страшным калекой, от него воняло серой за версту, и Репортер инстинктивно задержал дыхание.
"Ну, что же, - сказал Судья воспитуемому, не убирая доброжелательности с лица, - поздравляю! Я ознакомился с вашим делом и, должен сказать, что оно меня порадовало. Ваши воспитатели ручаются за ваш прогресс, утверждают, что вы прямо уникум какой-то…"
"Чего?!" - тупо спросил калека, таращась на Ассистента. Кажется, он никак не мог понять, откуда доносится до него голос Судьи.
"Я говорю, - дружелюбно заорал Судья, - что, следуя рекомендациям ваших воспитателей, мы вынесли вердикт о поощрении. Побольше бы таких, как вы, дружище! Я понимаю, вам не сладко пришлось там, на воспитании, но сейчас вам представится возможность хорошенько отдохнуть. Считайте, что отправляем вас на курорт. Итак, место назначения – планета Земля, город Мюнхен. Годы жизни – с 1901 по 1943 гг. Будете вы у нас солдатиком, мда… Закончите охранником в концлагере, там они вас, ваши подопечные и вернут назад, я думаю, сюда, а там уж посмотрим…"
"Спасибо… - вдруг захрипел калека, давясь слезами, - спасибо, господин Судья… спасибо, отец родной…"
"Не за что" - мягко возразил Судья и щелкнул пальцами. Воспитуемый CZ-4573 вдруг вспыхнул зеленым пламенем и куда-то исчез. На его месте появился человек со светлым и чистым лицом, глядя на которое хотелось плакать от умиления. Репортер даже тихонько сфотографировал подследственного и, обернувшись к Судье, с удивлением обнаружил, что тот сменил свое добродушное выражение на строгую маску, воплощение осуждения и упрека.
"Генератор INCI-50056, - прочитал Ассистент, - пять строгих выговоров, а теперь вот…"
"Да, я уже ознакомился" - недовольно пробурчал Судья.
Генератор INCI-50056 тяжело вздохнул – он явно осознавал свою вину.
"Надеюсь, вы понимаете, - сказал Судья Генератору, - что мы не можем этого так просто оставить. Пять строгих выговоров, а теперь вы сообщаете, что снова… короче говоря, это рецидив! Терпеть это мы не намерены!"
"Я понимаю, господин Судья, - сказал Генератор, - это просто ужасно… Как такое только мне в голову могло прийти…"
"Вот и я спрашиваю, - холодно отчеканил Судья, - как?! Генератор вашего уровня должен следить за тем, какие мысли приходят ему в голову. Когда вы получили последний строгий выговор?!"
"Лет двести назад" - нехотя признался Генератор.
"Вот! – казалось, Судья сейчас вскипит. – Всего двести лет прошло, а вы опять за старое. Суд решил не откладывать с воспитательно-принудитильными мерами, поэтому вы подвергнетесь лишению свободы сроком до тридцати трех лет. Место назначения – планета Земля, город Назарет. Делайте там, что хотите… Все! Вон с глаз моих!.."
Судья щелкнул пальцами и Генератор INCI-50056, подобно своему предшественнику, исчез в зеленой вспышке. На его месте оказался человек в смирительной рубашке, на лицо которого Репортер, взглянув один раз, старался больше не смотреть – казалось, его безумие заражало собой все в Зале Суда, вплоть до кактусов на подоконниках.
"Файл SHZ-8866, - сообщил ассистент, - диагноз – глубокое самозаблуждение, утрата связи…"
Тут Репортер увидел, что лицо Судьи озарилось светом сострадания.
"Эх вы… - вздохнул Судья, - ну, как же это вас угораздило, а?.."
"Это была шутка, - нервно сказал Файл, - все совсем не так, на самом деле…"
"То есть, - вкрадчиво спросил Ассистент, - вы считаете, что все происходящее – не более, чем иллюзия, сюжет для маленького рассказа?"
"Разумеется" - подтвердил Файл.
"Может быть, - продолжал Ассистент, - вы считаете, что все мы – взаимосвязаны?"
"Ну, конечно, взаимосвязаны" - тут Файл занервничал еще больше.
"И все-то вы врете, - мягко возразил Судья. – Я же вижу. Совсем другое вы думаете. Совсем другое. Мы вынуждены отправить вас на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу, там вы пройдете курс шокотерапии сроком до шестидесяти семи лет. А как придете в себя, так и сразу же и домой. Ничего не могу поделать"
"Но это же несправедливо! – закричал Файл. – Я не хочу в дурдом! Я абсолютно здоров!.."
"Место назначения, - невозмутимо продолжал Судья, - планета Земля, город Днепропетровск. Поскольку вы не верите, что все это – иллюзия, сюжет для научно-фантастического рассказа, то станете вы у нас, дорогой мой, писателем и этот самый рассказ напишете своими собственными руками. Ничего лучше придумать я просто не могу…"
Судья снова щелкнул пальцами, но после зеленой вспышки и исчезновения Файла SHZ-8866 никто не появился на его месте. Репортер понял, что заседание Суда на сегодня окончено. Судья повернулся к Репортеру и его лицо приняло выражение официальной любезности.
"Если у вас есть какие-нибудь вопросы, то прошу…"
"У меня, собственно, - пробормотал репортер, - только один вопрос. Почему во всех трех случаях место назначения оказалось одно и то же? Что это за планета Земля такая универсальная?"
"Знаете, - сказал Судья задумчиво, - словами это объяснить трудно. Но у меня есть на этот счет одна идея. Вы же репортер! Для вас это будет бесценный материал. Я вот что имею в виду – а почему бы вам не посмотреть самому? Это мысль!"
И Судья щелкнул пальцами.
"Не стоит утружда…" - хотел было сказать Репортер, но слова застряли у него в горле. Чьи-то прохладные руки аккуратно держали его скользкое тельце и ослепительный свет резал глаза.
"Какой-то он зеленый, доктор… - взволнованно сказал чей-то голос. – И молчит…"
"Помолчит и перестанет" - ответил другой голос, видимо, доктора.
Одна рука взяла его за ногу, а вторая, исчезнув куда-то на мгновение, вдруг с размаху ударила его по спине. И тогда он закричал.
Представьте себе героя литературного произведения, скажем, романа, который вдруг узнает, что он – всего лишь герой романа, а вовсе не настоящий человек. Причем, догадывается где-то на середине книги, когда жизнь его уже изрядно помотала – он прогорел в бизнесе, любовница бросила его и ушла к его же жене, сын-подросток стал членом неофашистской партии, а дочку изнасиловал какой-то другой член, по-видимому, из этой же партии.
А ведь все так и было.
Такой роман написал в свое время Эдмунд Данилович Малеваный (тоже, кстати говоря, вымышленный персонаж – я только что его придумал) и назвал его загадочным названием "Остановка песочных часов".
Главного героя звали Юра, ему было 45 лет, и для того, чтобы он врубился в то, что он – всего лишь литературный персонаж, Эдмунду Даниловичу пришлось ввести в роман еще одного героя по имени Серго, который оказался настоящим грузином. Серго торговал на рынке финиками и как-то раз обсчитался, отдав покупателю сдачи на десять рублей больше, чем надо. А было это еще в 1985 году, когда десять рублей считались десятью рублями, а не фуфлом. Покупатель (это и был Юра) честно возвратил Серго червонец, после чего грузин, растроганный таким благородным поступком, решил как-то вознаградить Юру и открыл ему всю правду, которая заключалась в том, что ни Юра, ни он, Серго, не настоящие люди, а их просто выдумал какой-то писатель, предположительно – Эдмунд Данилович. Серго зашел так далеко, что раскрыл Юре еще одну страшную тайну – Эдмунд Данилович и сам является выдуманным персонажем, которого породила фантазия одного пассажира из 2002-го года (а Серго совсем не дурак, раз до меня сумел докопаться!..), который шифруется ником Сурат.
"Причем, - выразительно заметил Серго, - положение Эдмунда Даниловича еще хуже, чем у нас с тобой, потому что мы знаем, кто мы такие, а он даже не догадывается о том, что без Сурата его жизнь не могла бы существовать даже в таком неприглядном виде – полная заблуждений и иллюзий…"
Все это звучало, как полный бред, но, по воле Эдмунда Даниловича, Юра воспринял все совершенно нормально (Эдмунд Данилович так и написал: "…в сердце своем Юра почувствовал истинность слов Серго…") и лишь спросил: "А сам Сурат – настоящий или такой же вымышленный персонаж, как и мы?", на что Серго, со свойственной ему прямотой, ответил: "То ли Эдмунд Данилович сам не знает ответа на этот вопрос, то ли он решил создать меня таким, чтобы я этого не знал. Но, как бы то ни было, если допустить твою гипотезу о вымышленности Сурата, мы тем самым допускаем состоятельность бесконечного количества гипотез, касающихся нереальности того, кто придумал самого Сурата, и того, кто придумал его, и так далее, и так далее…"
После этого Эдмунд Данилович хотел написать, что у Юры произошла остановка внутреннего диалога, но, поскольку Эдмунд Данилович не может действовать наперекор моим замыслам, он этого не написал и, более того, у него самого, а не у Юры, отключился внутренний диалог, после чего он заболел странной болезнью – три дня ничего не говорил, не писал и не читал, а только смеялся.
Юра же пошел домой, где ждала его раскаявшаяся жена, которая прогнала коварную юрину любовницу на все четыре стороны, чтобы не отравлять Юре жизнь. И Юра понял - это потому, что она воспринимает его всерьез, считая, что он настоящий.
Потом домой пришел сын, которого исключили из его партии за то, что Юра оказался евреем, и закатил скандал, проклиная как свое еврейство, так и дураков-однопартийцев. И Юре было понятно, почему сын все воспринимает так близко к сердцу.
В конце концов, из больницы вернулась дочка и в истерике поздравила всех с тем, что она на втором месяце беременности неизвестно от кого. И Юра видел, почему она так переживает, ведь она абсолютно уверена, что все это – настоящее. Потом он подумал, что жизнь продолжается независимо от того, насколько она нереальна, и что у него совершенно нет свободы – ни в мыслях, ни в поступках, и что даже эта мысль ему в голову пришла не сама, а ее вложил туда Эдмунд Данилович по замыслу Сурата, который и сам не знает, кто или что руководит его поступками, но догадывается, что точно не он. И вся Юрина семья недоуменно притихла, потому что неожиданно он принялся хохотать, совсем как Эдмунд Данилович недавно, тыча в них пальцем и утирая выступающие от смеха слезы. "Ты чего?!" - спросила Юру изумленная жена, но ответить ей он ничего не успел, потому что Эдмунд Данилович внезапно решил отложить написание романа до лучших времен и поехать дикарями в Крым – с женой, сыном, невесткой и внуками, которые очень удивились такому решению, и Эдмунду Даниловичу пришлось им смущенно объяснить, что решения здесь принимает не он.