Текла Швянтойи* 

И было лето. И было утро. 
светло, лазурно. 
Все было в мире легко, нетрудно 
и все разумно. 
Река Швянтойи струилась плавно 
и равномерно. 
Все было важно, все было главно, 
все было верно. 
И шмель гудящий, и ужик скользкий, 
и птах парящий 
не мыслью были в усталом мозге, 
а настоящи. 
Чешуйки, шерстки, цветы, коренья 
волокна, нити - 
все отвечало предназначенью, 
делам, планиде. 
Кому-то - когти, кому - копытца, 
кому-то -крылья. 
Кому быть ловчим, кому ловиться - 
успеть в укрытье. 
И совершались в одно мгновенье 
легко и чисто 
кровопусканье, кроветворенье, 
любовь, убийство. 
Все было свито в узлы, узоры, 
круговороты 
воды и праха, семян и сора, 
судЕб, свободы. 
Бессонье с дремой, покой с движеньем - 
все было равным. 
И совершалось плодоношенье 
назло потравам. 
И было лето. И было лепо. 
И день погожий. 
Текла Швянтойи полоской неба, 
слезою Божьей. 

* Швянтойи - река в Литве (вернее, даже две реки с одинаковым названием,
одна - приток Нериса, другая впадает в Балтийское море в поселке с 
одноименным названием, в данном случае речь идет о притоке Нериса).
Швянтойи в переводе Святая. В них крестили Литву. 

    ..^..




Не ной, мое сердце 

Не ной, мое сердце... 
Тужи - не тужи. 
Проиграно. 
Мизер наш ловлен. 
Орешник червовые мечет тузы, 
и ветер их носит над полем. 
Я тоже разбрасывал сердце свое 
кусками жалельных заплаток. 
Не время ль тебе, дорогое рванье, 
слегка успокоить остаток. 
До сУкровиц розовых, черных костей 
мир лиственных рощ измочален, 
до крови рябиновых стылых кистей, 
и серых наркозных печалей. 
Все было не так и не в такт, и не в масть. 
Ставь птички в расходные графки. 
Уносятся птицы к теплу басурманств, 
к покою и шелковой травке. 
А нам оставаться, а нам пропадать, 
цедить нашу горечь солОво, 
лакать этот солод, cвободу глотать 
в краю, где едома солома. 
А нам от последней любви замерев 
(не смолкни, тик-такай в запястье) 
учиться у этих осенних дерев 
последствиям искренней страсти. 
Пусть чьи-то сердца вроде снулых медуз, 
но ты не страшись истереться. 
Стучи, забубенный влюбленный мой туз! 
Не бойся любви, мое сердце! 

    ..^..




В сентябре 

Мое лихо поутихло - 
перебил чем-то я. 
В тихом тике паутинка 
переливчатая. 
А из облачной из джонки, 
что рассохлась, видать, 
солнце сыплется, как пшенка, - 
благодать, благодать. 
Перебил тоску я,плюнул - 
грызть себя да копать. 
Чуть повою в полнолунье 
и замолкну опять. 

А в озоне слышен порох - 
уток бьют мужики. 
Спаниелька - сучий потрох- 
испугался реки. 
Не несет он селезненка, 
что упал в камыши, 
брешет жалобно и звонко - 
от души, от души. 
Ну а нам с моей хорошей 
так молчится легко. 
Я мурлычу с глупой рожей 
песню про Сулико. 
Сладким ядом поздних ягод 
тешим мы языки. 
Хорошо быть травоядным 
в эти чудо-деньки. 
Мы гуляем по тропинкам 
ты идешь впереди. 
Над тобою паутинки... 
Хорошо, Господи! 

Но внезапно протрезвею... 
А тебя-то и нет - 
не подвластно ротозею 
твой удерживать свет. 
Посередке небосвода - 
мои тонут глаза. 
До небесного ОСВОДа 
докричаться нельзя. 
Поболишь в моем помятом 
и погнутом ребре... 
И опять возникнешь рядом 
в сентябре, в сентябре. 

    ..^..




Санта-Грусть 

В нашей деревеньке Санта-Грусть 
дни без солнца, ноченьки безлунны. 
То и дело с криком: 
- Утоплюсь! 
кто-то выбегает из салуна. 

Только где он это совершит? 
Рио де Печаль мелка, как плошка. 
Так что, если все же суицид,- 
то с метОдой выбранной - оплошка. 

В нашей деревеньке целый день 
радио играет только "Тоску". 
А мы тянем тень через плетень 
и мусолим жизнь, как папироску. 

А шоссе Уныния ведет 
в наш райцентр Ничутьнелучше-сити. 
Лучшее ушло за горизонт, 
не найдете, сколько не ищите. 

И текут, как сопли, наши дни... 
Так, не жизнь, а ОРЗ сплошное... 
Ну-ка, Хуанита, нацеди 
мне буты- 
лочного счастья, что ли... 
2 раза, пожалста 

    ..^..




Август 

Вот , браток, и месяц жнивень.
Влажная теплынь.
Что ты ждешь? Не будь наивен -
жни свою полынь. 

Не взойдет из плевел жито,
что сажал - коси.
Что прожито, то прожито.
Господи, спаси. 

Август, август.Все три Спаса -
щедрая страда.
Только бьется тик у глаза.
Жнется лебеда 

Мед и яблоки, орехи,
пруха без трухи.
У меня же лишь огрехи
да еще грехи. 

То гордыня - как икота,
то впадаешь в ложь.
А бывает, что кого-то 
нехотя убьешь. 

Не совсем, не до мокрухи
и статьи УК.
Но испачкал-таки руки -
хватит для греха. 

То растрата, а то кража -
мелочь, ерунда.
То ли лажа, то ль не краше.
Лебеда-беда. 

Престо, престо, очень престо -
зерен в землю бой.
До чего смешно и пресно
сжатое тобой. 

Упаси меня, мой август,
Спасами молю.
Влей хоть маленькую радость
в душеньку мою. 

Моет ливень, моет ливень
яблоки в траве...
Месяц август. Месяц жнивень...
Аутодафе... 

    ..^..




Когда того потребовали даты 

Когда того потребовали даты,
был осенью захвачен городок.
И дерева, как пьяные солдаты,
Шумели и качались у дорог. 

По городку, оставленному летом,
Я взад-вперед слонялся не спеша.
В моей душе, как и в местечке этом,
стояло ощущенье грабежа. 

Здесь был костел, шедевр архитектуры
какого-то столетья , и еще
развалины льняной мануфактуры
светили тускло красным кирпичом. 

Был парк - остаток панского маёнтка...
Как хорошо здесь было бы вдвоем...
И девочка с глазами жеребенка 
Кидала листья в темный водоем.. 

А вырастет она и будет письма
бросать в молчанья черные пруды.
И будет умолять кого-то - снись мне!
И что-то создавать из пустоты. 

А сторож спички шарил по карманам,
Чтоб листья жечь, чтоб погрузилось в дым,
как в зелье, запрещенное кораном,
все, от чего становишься седым. 

И я просил кого-то в небе - рAтуй!
Но этот кто-то мне не отвечал.
Он по небу, заведуя парадом ,
куда-то журавлей перемещал. 

Я сам себе судом был бесполезным,
но что-то все ж доказывал судье.
И говорил со сторожем нетрезвым
о женщинах, политике, судьбе. 

В беседке мы общались с ним, на фоне
разора, поражения, утрат.
Глаголов, сослагательных по форме,
кружился между нами листопад. 

И мы -таки освоили пол-литру,
закусывая салом и лучком,
добавив к этой осени палитре
тоску, произносимую молчком. 

  

    ..^..