авторы
Ратьер
*** Из цикла «Неперелетные птицы» Говорю тебе пока мы налегке Говорю тебе на птичьем языке До-ре-ми-фа-соль-ля-си и снова до Нафига нам разоренное гнездо Пусть лежат как письмена в стране глухих Эти сломанные прутики ольхи Наша родина теперь в другом краю За границей штат Айдахо говорю А в России пусть страдают от любви От любви неразделенной воробьи Говорю тебе не спорь и не стыди Море Лаптевых осталось позади Льются речь и свет отравленной водой До-ре-ми-фа-соль-ля-си и снова до Мы летим уже над Стиксом говорю Я люблю тебя и я тебя люблю ..^.. Лена Элтанг *** няня саня я простыла где ты? мне бы млеть от липовых отваров набивать оскомину ранетом аниму слоняясь неодетой разбирать наощупь как макаров нянин ладан нюхать нянин ландыш няня - меду! опухают гланды холод голод о-то-ла-рин-го-лог анима рассыпалась на сканды сложим в зингер в ящик для иголок где лорнет на шелковой тесемке черный гребень белые митенки няня - свету! анима в потемках дай слизнуть малиновую пенку в золотом тазу у самой кромки *** серебро унести ли с собою? трать его трать все равно рай не рай пройдешь за медный обол но тебя не просили учить меня умирать я и так умираю с тех пор как умер глагол не горчит чечевица в завидном твоем дому оттого что молчит не перечит сургучный рот но не пьется не спится - видано ль одному по плечу ли тебе от ворот моих поворот перечти серебро-то! все тридцать тугих монет распишись на ладони какие теперь счета получаешь ребро обратно и все привет ни черта ты не понял не понял ты ни черта *** караимской синагоге колокольне базилике буду рада бога ради но не спрашивай на кой стену плачущую трогать в этой местности безликой прижимая нос к ограде у забытой мастерской черный ход кровит порезом на осиновой аллее заколочен и закрашен две доски наискосок на простуженном железе крошки ржавые алеют и виски ломает страшно проступивший адресок потеряться в трех осинах в перелеске в перекройке где в кромешном девяностом в прошлом веке в сентябре жили были с керосинкой птица сирин птица сойка пересмешник с алконостом с туалетом во дворе реквизит на дне оврага все финита баста титры погоди же ну куда ты перекурим - слышишь? ах третьекурсник бедолага итальянский репетитор мне божественного данте обьясняет в лопухах ..^.. Изяслав Винтерман *** И тушь текла, и ночь легла под светлые глаза. Теперь ты знаешь: как дела, как можно, как нельзя; Как растекается возкал, плывет аэропорт... Живую воду расплескал и оказался мертв. Попал туда, где ты сама не знаешь: что и как. Накрыла крыльями зима: прожилки, перья, мрак. *** Ляжем крест накрест или звездой Давида. Там, где была пустыня, – будет оазис. Будет нам море видно, (нет лучше вида), полки для книг и тел и пустые вазы. Ветер шипит на воду, на пальцы дует. Кончики пальцев держат за крылья ветер. Время на бледном теле цветы рисует. Ночью цветут они, вянут же – на рассвете. Хлынет вода. Сойдет, просочится в щели. Будет плясать источник, играть цветами – воздух, глотнувший страсти, текущей в теле. Залпом не выпьешь – медленными глотками. ..^.. Марина Серебро *** луна сиротская скулит на паперти небес у врат души моей не спит страстолюбивый бес он лижет жарким языком прохладные слова его ухмылка над клыком шевелится едва а воздух осенью пропах как свитер табаком а сердце заставляет страх не думать ни о ком идти вонзая каблуки в раскисшую тоску успеть не выдумать пурги похожей на строку зимой чернил не доставать не думать ни о ком сквозь слезы солнце рисовать растекшимся желтком не стану бес меня оставь рви музыка навзрыд а я по листопаду вплавь и пусть огнем горит вся эта осень ..^.. Давид Паташинский осень Восточный ветер за окном поет, как девочка, и вечер свой черный шар остановил и разбросал по небу звезды. И время чистое такое,- ни шагу в сторону - все прямо, и, ровным строем, алебарды другие инструменты чести сжимая в призрачных руках, идут минуты - пехотинцы и охраняют, и легка неуловимая граница, в которой смысл и безрассудство сплетают тонкое литье, и взгляд протяжен, словно улица, которым опалить ее. Я расскажу тебе сейчас, едва очаг затеплил угли, и дым в полночную трубу летел без имени и скорби, и дом, как дерево в земле, тугие корни расправляя, рос вместе с нами. Я сейчас хочу сказать тебе о том, что, вероятно, было раньше, а, может, будет после нас. Угрюмый мир тех самых улиц, что взгляда лентой растянулись, был настоящим, как всегда, вода наклонно поднималась, руками дерева - судьи, умытые, кричали птицы, взбирались вниз, открылась яма, пролился каменный потом, и трехконечные лежали, крестов соцветия на спинах, и смерть, веселая старушка, играла в бабочек жестяных, и каждый вечер утро крышу швыряло вверх, и черный отрок взял две трубы и запихнул одну в другую поперек. Все ускорялось, как обычно, вне голоса изрек безличный, и солнца гладкий якорек ловил луну двумя крюками, и все растаяло, как камень. Еще сказать хочу тебе, что все глаза, которых вижу прикосновение насквозь, искали истину, как кость ворует пес, свирепо лижет и ждет удара, шерсть махрова, и уши вечно некруглы. Тонка поверхность беспорядка, плетет естественная прялка, мечтая помыслов иглы осуществиться глубже в коже. О Боже, кто меня лепил, кто жизнь мою в мешок засунул? Мне чернота глаза слепит, и выжигает свой рисунок. Я расскажу тебе о том, что раньше было в середине, потом закончилось в начале и продолжалось, непрерывно несуществуя. Я там жил, за нитки тонкие потрогав, восточный ветер призывал, и вечер круглым перекатом раскачивал сухие звезды. Мы жили в доме на углу того, что улиц было старше, минуты в неуместном марше размеренно шагали вглубь. За окнами гуляли те, что раньше назывались - гномы. Один из них, такой пушистый от непомерной бороды, сказал товарищам: "Позвольте, я как-то раз сидел в базальте, я понимал его недвижность и вижу - носитесь вы все, и сед любой, кого ни встречу, давайте вечер сочинять." Другие согласились скоро, история бежала быстро, обрывки платья на ветвях, и небо в комнату входило, держа в руках два апельсина, один из жизни, а второй из воздуха густых наплывов. Ты знаешь, почему счастливым я стану, если пропаду в безвременном тумане зала, где стены состоят из мыслей, а паруса - из отрицаний? Мы сами рвали эти листья, мы сами - осень навсегда. *** была страна стала дальняя сторона была война помним ли имена была судьба оказалось мелкое полотно не скажешь холст или дорога на дно была любовь холодна до ломоты зубов была жизнь полна забав как заноз забыл и выпил выпил и не донес такая любовь а что такая любовь уголь все рисовальная чепуха что-то дергается на пороге стиха кукольные глаза мы обведем для смеха чтобы стали цыгановыми верха хочешь чтобы я издалека приехал маленький в скорлупке из-под ореха уже человек но совсем еще не помеха мягкий что свежие потроха *** Ножик острый, ножик быстрый, ты поймаешь ли меня? Ты найдешь ли мое сердце, ты поймешь ли, где войти? Звезды движутся, как искры из волшебного огня. Звезды жалятся, как перцы, как ты шею ни крути. Ты люби меня сегодня, мне так нужно, ты поверь. Уходи, но чтоб не дальше, чем до окон, до дверей. Я сломался. Я негодный. У меня на сердце зверь. Ножик острый, ножик быстрый, забери его скорей. РЕЧИТАТИВЫ:Светлая, как небо в тундре, ты плясала на рассвете, ты плясала и кричала, что не пустишь и не дашь. Я бы взял тебя из тулки - ах, какие были б дети, ты бы в люльке их качала, обнимая патронташ. Так писалось мне, дурному, клавиш булькал и шатался, а в экране отражался ебанутый травести. А по дому бродят гномы, глянцевитые от сальца, я давлю их твердым пальцем до сосисок, до кости.
Так уймись моя подруга, не возьму тебя на небо, и корабль мой усталый не поднимет паруса. Лошадям нужна подпруга и ладонь с кусочком хлеба, - только гномы любят сало, чтобы толстыми в леса убежать, подружек щупать портативными руками, извлекая из ширинок непонятные стручки. Так что - пой, моя пичуга, чтобы плакал я, как камень, чтобы слезы стеарином залепили все очки.
антисемиотизм Бильярд в половине десятого - вот тебе все дела. Пришел, улыбнулся всякому. Забрал, что плохо лежит. Зачем ты сетуешь, сяпаешь, что не нашел своего угла? Подвиги поросятовы. Ты - европей. Зальноволосый шит. Где же ты был, Адамовый, когда Еву твою любли? Небо какое данное - сплошные пьяные корабли. Ей бы еще нагнуться, тогда кто бы ему мешал. Небо сегодня блюдце, солнца острее шар. Так-то ты нецелована? Будет живое мять. Лучше глазами клоуна. Проще, душевней, мать. Руки мои веселые. Ихнего не лови. Розовые, что семги вы, все в холостой крови. ..^.. Игорь Караулов ПАПАРАЦЦИ Что с того, что ночью пришла зима? Там, внизу - и под снегом дрожит земля. Быстро, быстро лейку хватай, Люсьен, там, на улице - революсьон! Там мотыльки знамен, сизый простудный чад, пестрые тумбы, рухнувшие ничком. Там пистолетной песней костры звучат под ветровым смычком. Там споткнулась сороконожка дней, по головам гуттаперчевый прет дракон. Вон, четвертый этаж, крайний слева балкон - оттуда видней. Целоваться в последнем лифте, неловко снять крестик на память, со щек слизывать едкий натр... Щелкай, щелкай, Люсьен, не упусти свой кадр: свежий номер сдается в пять. ..^.. Елизавета Михайличенко * * * Мостишь себе дорогу чем попало. И босиком, с осознанным страданием. Та самая - "упала и пропала". И знала все заранее. - Молись! - тебе ответят небеса. - Да удавись! - тебе ответит злоба. В кофейне, за смешные полчаса, ты примешь порцию общественных микробов и насладишься разностью людской, и суммой человечьих одиночек. В обжитой и засиженной людской ты лишь одно из многих многоточий. Ты мечешься, а неизбежность ждет. И набрякают веки у гордыни. Ты усмехаешься, ступив на переход, ведя слепую совесть посредине. Все эти персонажи хороши. Ты - тоже хороша, твой мир достроен. Пойди же, героиня, попляши на сточном люке пригнанных устоев. Все атрибуты улицы - родны. Все, что случается - внезапно, но привычно. Ты вскинешь руки, стороны равны, а на ладонях - жирные кавычки. ..^.. Олег Горшков из грек в варяги... Не заметишь миг подмены, Но уже повёрнут кран – Брызнул в чашу ойкумены Зазеркалья океан. Задышали свежим суслом Русла выброженных рек. Догорело масло в тусклой Плошке солнца. Путь из грек До варяг своих забытых Вспоминает сонный флот, Всё избывший, бивший, битый. Так бывает: плыть вперед Стало значить – возвращаться, Возвращаться – значит, жить… Я вернусь, и домочадцы, Снеги белые, кружить Снова примутся в сочельник, Убаюкивая грусть. Пристань, город, дом, качели… Всё качнется… Я вернусь. Отдалится бал вселенский, Схлынет прочь от кораблей Спи, мой флот… В заветном Н-ске Хлебным духом бакалей Двор предутренний напитан И созвучен тишине Золотистый, пышный, ситный Колобок луны в окне Дома отчего, в котором Половицами скрипит Чье-то детство. Там, за шторой, Кто-то, кажется, не спит. Там вино из господина Пьет полночную печаль… В золотую середину, К окончанию начал, Самой тихой в мире сапой Циферблат в часах ползет Против стрелки… Так внезапно В дымку, в Лету канет флот… ..^.. Вероника Батхен Непатриотическая баллада 14 декабря Зима случилась, господа, такое дело. Труба сыграла первый снег, толпа редела. Блестели хмурые штыки, играли кони, Зима сидела вопреки всему на троне. Стояли мальчики, юнцы, князья лицея. Летали птицами гонцы от цели к цели. Надежда билась на снегу и умирала. Смотрели пристально отцы и генералы, Смотрели в мутные зрачки дворцовых окон, Как собираются войска в тяжелый кокон, Как царь ведет свои полки, высок и бледен, Как вянут красные цветки на пестром пледе. ...Сколь были искренни мечты, отважны речи... Толпу подняло на дыбы плевком картечи. Каре распалось. Каждый сам. Не сном единым - До Петроградской пять минут пешком по льдинам. Остались конские следы, штыки и трупы. В морозном воздухе светло звенели трубы. Рыдали женщины. Их слез надолго хватит. Эпоха вымыслов и грез в холодной вате Осталась елочной звездой на память детям. Сказали небо не коптить, вот мы и светим. Таким вот искренним юнцам немного надо - Успеть бы выбраться и стать у стен Сената, В парадной форме, как один, под знаменами, И ждать - кто выйдет из толпы и станет с нами. ..^.. Геннадий Рябов Алексашка …Ты, болярин, в своем уме ли? У кого угодно спроси: и когда мужики умели жить без барина на Руси? Трезвый гнется, клянет невзгоды. А напьется – готов летать... Я холопов лишил свободы? Казнокрад, самодур и тать? Поясню. Только ты, похоже, не поймешь, о чем говорю: есть свобода губить прохожих, есть свобода служить царю. Мы же есмы рабы свободы, и ея же мы господа – и судьбы своей воеводы. Ибо выбрать вольны всегда. Все вернуть приказал властитель? Внук Петра, исполать ему. Забирай ордена и титул… Шубу тоже? Ну, что ж, сыму! Ты свободен и на морозе издеваться над стариком… Это – розвальни на Березов? Я свободен идти пешком!.. ..^.. Александр Шапиро Выбор Иакова Иаков сказал: Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. Бытие, 32, 26. Всё снаружи готово. Раскрыта щель. Выкарабкивайся, балда! Кислый запах алькова. Щелчок клещей, отсекающих навсегда. Но в приветственном крике – тоска, тоска. Изначально – конец, конец. Из тебе предназначенного соска насыщается брат-близнец. Мой большой первородный косматый брат. Исполать тебе, дураку. Человек – это тот, кто умеет врать. Мне дано. Я могу, могу. Мы вдвоем, мы одни, мы одних кровей. Я люблю тебя. Ты мой враг. Полведра чечевицы – и я первей. Всё, свободен. Гуляй, дурак. Словно черный мешок голова слепца. Он сердит, не меня зовёт. Невеликий грешок – обмануть отца, если ставка – Завет, Завет. Я – другой. Привлечен. Поднялся с колен. К стариковской груди прижат. Дело кончено. Проклят. Благословен. Что осталось? Бежать, бежать. Крики дикой чужбины. Бездонный зной. Крики чаек, скота, шпанья. Крики самки, кончающей подо мной. Крики первенца – кровь моя. Ненавидеть жену. Презирать нагой. Подминать на чужом одре. В это время мечтать о другой, другой: о прекрасной сестре, сестре. Добиваться сестрицы. Семь лет – рабом их отца. Быть рабом раба. Загородки. Границы. Об стенку лбом. Жизнь – проигранная борьба. Я хочу. Я хочу. Насейчас. Навек. До утра. До последних дат. Я сильнее желания. Человек – это тот, кто умеет ждать. До родимого дома семь дней пути. Возвращаюсь – почти сдаюсь. Брат, охотник, кулема, прости, прости. Не сердись, я боюсь, боюсь. … Эта пыль золотая косых песков, эта стая сухих пустот – этот сон. Никогда я не видел снов. Человек? Человек – суть тот, кто срывает резьбу заводных орбит, дабы вольной звездой бродить. Человек – это тот, кто умеет бить. Слышишь, Боже? Умеет бить. Равнозначные роли живых картин – кто по краю, кто посреди? Это ты в моей воле, мой Господин. Победи – или отойди. Привкус легкой победы. Дела, дела. Эко хлебово заварил. Для семьи, для народа земля мала. Здесь зовут меня - Израиль. Я – народ. Я – семья. Я один, как гриб. Загляни в себя: это я. Человек? Человек – он тогда погиб. Сыновья растут, сыновья. ..^.. Борис Панкин *** архангел, что целуется с трубой, он дудочник, он манит за собой, выводит: до-ре-ми-фа-соль-ля-си. на небеси кривляется люси. не верь, не бойся - что там? - не проси ни жалости, ни денег на такси. архангел хлещет прану из горла, его дела - отменные дела, выстраивает: до-ре-ми-фа-соль. бьет по лицу кислотный дождь косой. и девочка глазастая с косой вот-вот взмахнет безжалостной косой, в жизнь воплощая прихоть, блажь, каприз. и мы с тобою вместе рухнем вниз. 08.11.2004 *** сейчас заболит голова станет невмоготу сплевываешь слова в пустоту гулкую, как бездон- ный колодец, как пустой молочный бидон на устах кроме проклятий нет ни черта. меркнет холодный свет. пустота. 08.11.2004 *** оставь ему господь и кровь его и плоть и кров его и стол и жизни смысл простой не обрекай на смерть на боль в чужой стране не вынуждай гореть и выгорать в огне не направляй на путь бессмысленной борьбы позволь ему не быть орудием судьбы не постижима суть ни замыслов твоих ни промыслов твоих оставь ему двоих оставь ему двоих 18.11.2004 *** кровь не бурлит по венам течет едва якобы о нетленном слова слова некогда выпить водки сходить в кино в гости к одной красотке выбраться но к факту литературы не отнести ни пьянство ни шуры-муры кропай сиди лепи типовые строки все с потолка о вечности ли о боге тоска тоска 20.11.2004 ..^.. Геннадий Каневский *** кряхтит пророк в отечестве своём на тридцать три локтя закопан в землю в зернь проиграла чернь и солдатня хорошую дублёнку что привёз тому назад шатаясь по европам по молодости автостоп и пьянки девчонки сами прыгали в кровать за лекции наличными платили ну как же как же говорили призрак тень гамлета отца читали в детстве забыли правда автора но всё же мол всё смешалось в доме периньона ла вида эс фуэнте овехуна а он не возражал изобретатель властитель дум перехватитель горла передаватель соли за столом не хлеб изгнанья хлеб возврата горек кряхти теперь богатый бедный йорик на тридцать три в отечестве своём *** Не грусти. Не реви. Я - Просто так, пошутил... "Вавилон - Ниневия". Скорый поезд - в пути Третий месяц. Никак мы Не приедем туда, Где под крыльями цапли Пламенеет вода. Там, безумен и жречен, В аккурат - зиккурат, Пряный дух Междуречья, Плеч твоих аромат, Но прекрасной и строгой Жертвы лучших кровей - Лупоглазые боги Не хотят, хоть убей. Да и ты не готова За меня - на костёр, Как - по вещему слову - Сорок тысяч сестёр. Губы тонкие, пояс, Плотно сжатый кулак... Оттого этот поезд Не доедет никак. *** По второму каналу опять - сериал, По четвёртому - трёп о любви. Я пельмени купил. Я пятьсот разменял. Не ругайся. Шифровку прими. Доставай из комода свой ключ запасной. Передатчик дыханьем согрей. Мы - не крови одной, мы - спецслужбы одной. (Алекс - Юстасу: "Выпьем. Налей." ) Просто нас угораздило жить свысока, Видеть вещи с другой стороны... Нам отдали с лотка, по цене коробка Спичек - пару мгновений весны. Я красивую форму в ломбард отнесу. Я кресты и нашивки спорю. Я покончу с собою в баварском лесу. (Для тебя - на работе сгорю). Ты ж - не выдай, смотри, агентурную сеть, Отпирайся и стой на своём: "Он - такой же, как все... Он - такой же, как все..." Не ругайся. Как слышно? Приём. *** Твои горшечные растения, Твоё искусственное лето - От Рождества до Вознесения - Под лампами дневного света. Ты гладишь трепетные стебли их. Ты смотришь, всё ль у них в порядке... А Он - остановился в Эболи И слёг от местной лихорадки. Его встречали в каждом домике, Мели, пекли на этот случай... Но у тебя на подоконнике Нет трав от смерти неминучей. И стынет розовая выпечка, Посыпана мукой ванильной, И никого уже не вылечить Питьём и трапезой обильной. ..^.. Неведома Зверушка *** Нас отправили «в акт». Ты, похоже, не рад, Что накрылся служебный роман? Мы дышали не в такт, мы писали не в лад, Нагоняли в эфире туман. Утопая в снегах, уповали в стихах Рассекретить источник тепла. Это был наш последний решительный крах. Что слова? Не дрова, а зола. Вот такое кино. Только нам все равно Из мгновений, что на пересчет Бог оставил одно. Может статься, оно Нас когда-нибудь снова сведет. Заведем граммофон, и пойдет разговор Довоенных времен. А пока, Как последний патрон, сбереги этот вздор Будь здоров. Без имен ТЧК ..^.. Елена Тверская Соловки Памяти Соломона Иосифовича Тверского Ты бы выжил тогда, как твой дед, хлеборез, В соловецком остроге, где хлеба в обрез, Где, кто был до тебя хлеборезом, Как и два до него - был зарезан? Ты бы выжил на острове небытия, Где на Белое море - решетка твоя, Где обед – шелуха и обрезки, Но зато собеседник – Флоренский? Где на Заяцком – гнус, на Большом – беспредел, На Секирной – конвой, на Голгофе – расстрел, На кругах беспросветного ада Ты бы выжил? Добро, что не надо Двадцать лет от семьи бедовать вдалеке И о Пушкине в личном писать дневнике, Исходить из высоких понятий, И считать, что лишь бытописатель - Солженицын, и то невеликий, А писателем был Чарльз Диккенс. *** Вначале было полуслово. Его промолвил полубог. Но прерывали полубога На полуслове кто как мог. И он ушел с полпредставленья, Не завершая ничего, Оставив людям в утешенье: «Не боги обжигают го...» Критический обзор Легкий ветер плыл, не сгибая луговых многолетних трав; он сильней задул, полагая, в силе – правду, и знал, что прав, потому что пригнулись травы и лежали ничком, пока этот ветреный для забавы целый день валял дурака; перешептывались с корнями: «не сносить ему головы», и унесся ветер верхами к тем, кто ростом выше травы. *** Вышел на берег морской: там коня выносили на пристань; Ростом велик и тяжел, а ликом - нубиец чумазый, И по размерам его было видно, что минимум триста В брюхе ахейцев могло поместиться, хотя и не сразу. Anger, Denial, Bargaining, Depression and Acceptance В черноте небес, в глубине там, в равнодушьи Твоих светил лучше б Ты нас любил и предал, чем не предал, но не любил.. Present Tense Art Хочется чего-нибудь отрадного, горько-сладко-густо-шоколадного (если замарал - не отстирать), из разряда праздного, прекрасного, чтобы одноразово отпраздновать и не многократно умирать. *** Одуванчик, не закрасишь проседи; Вспоминая золотые дни, Ветеран зимы, участник осени, Выстои, до лета дотяни! ..^.. Александр Ефимов *** дождь дождь дождь неизбывно идет в ноябре одиноко злость злость злость как в адамовом цельном ребре до того как грусть грусть грусть о чужой убиенной судьбе ради бога если что-то твержу наизусть неподдельно скажу о тебе плачь, не будет нам, ева, итога 15.11.2004 ..^.. August Borzhomskis abnormal эпилептики – лучшие правители и полководцы, шизофреники - лучшие поэты и живописцы, вот удел остальных: молиться Богу, колоться потреблять алкоголь, беситься с жиру, крепиться или стать имитатором, то есть скакать, как буйный, на деревянном коне, зовя его росинантом, жаль, такие мужи доверяют плачу кальпурний, а боящийся смерти пасует перед сенатом кстати, был и кальпурний-мужчина где-то в уэльсе, его сын, пастушонок с нехитрым именем патрик слышал голос и, как говориться, «покинул рельсы», но не пал, а взлетел; вот такой чудесный припадок ..^.. Иван Роботов Истина Сова в лесу кричит, Гиены слышен стон, Уснёт вчерашний стыд Медвежим крепким сном. Паук распустит нить Прозрачную совсем, Свою покажет прыть Тушканчик перемен. Где овощи растут Впадает заяц в грех, Грызёт бельчонок смут Проблем людских орех. Сохатый лось-малыш Трясёт рогами мир, Сворует чья-то мышь Сермяжной правды сыр. Поведал мне бобёр О злобе и добре, Я истину обрёл, А истина – в норе. ..^.. I.Kyselak *** Глобален наш мир! Мы живём на планете огромной, где варятся люди под крепким исламским сиропом. Я деньги отправил на нужды турецких бездомных; надеюсь, им это поможет забыть о поездке в Европу. * * * Все крали, все крадут, все будут красть -- на выборы мы время зря потратили. Долой законно избранную власть, гаранта перемен и демократии! * * * Безумный крик струится из пелёнок -- одним дебилом больше на планете. Как хорошо, что первый шаг ребёнка есть первый шаг его навстречу смерти! * * * Не в силах я сдержать улыбку: была ракета с лёгким браком и космонавтов по ошибке эвакуировали в вакуум. * * * Гляжу с любовью на пернатых, шепчу наивные слова -- в душе моей гнездо разврата голубка белая сплела. ..^.. barry *** торчит мокрющий и роскошный мухомор весь из себя веселый, пьяный и облезлый казалось бы - ну уж такой он бесполезный а вспомню - улыбаюсь до сих пор ..^..