Весна наступила! 

Весна наступила!
Растаяло зло.
Мы вырвались, выжили, нам повезло!
Забилось, запело, завыло вокруг,
заворкoвало. Мы поняли звук.
И твари земные, и божьи рабы,
услышали зовы весенней трубы!
И вняли, узнали и приняли знак
для вешних, для вечных, для брачных атак.
Рванулись друг к другу сквозь бред и репьё
Венерино зеркальце, Марса копьё.
И - шерстью по шерсти, по перышкам - пух
и - скрещены шеи, и - выдохнут дух.
И - бегом оленьим, и - страстью горбуш ,
всей силою плоти, всей волею душ.
-Люблю!- шепчет в поле убогий инсект.
-Люблю!-разливается в просеках свет.
-Люблю!-воет волк и роняет слюну,
впиваясь клыками в густую луну.
И мы с тобой тоже, обнявшись, плывем,
вращаясь, как щепочки за кораблем...
По ложам измятым, над ложью и ржой
по мяте, сливаясь душою с душой...
По жилкам, ложбинкам, по родинкам всем.
Как раньше я жил-то, и был-то я чем?
Под пение птичьих альтов и виол -
по бархату дёсен, холмам альвеол.
По крови, раздевшись до самых сердец.
Над прахом империй и злых королевств.
И – сердцем по сердцу,
И – нервом о нерв,
по свету, по ветру, по кончикам верб...
Омытые потом, как росами, мы
рассветами синими, розовыми,
лежим утомленные счастьем своим... 

Красивого сына мы скоро родим! 

    ..^..




Прощеное воскресенье 

Я виноват. Я что-то повредил.
Своим телодвиженьем неуклюжим
я что-то поломал или нарушил-
баланс, ранжир, соотношенье сил.
Я виноват в убийстве муравьев.
Из-за несоразмерности огромной
я их давлю с привычкой многотонной,
не замечая гибнущих миров.
Я виноват, что даже запятой
передаю волненье по цепочке,
которое в определенной точке
становится конкретною бедой.
Я виноват. Я виноват. Я виноват
в том, что кого-то мог спасти от стаи,
но, испугавшись, спрятался за ставни...
Как твои руки, братец мой Пилат?
Я виноват как индивид. Еще
я виноват как представитель вида,
что этим видом столькое убито,
что вряд ли будет этот вид прощен.
Я виноват и сто, и сотни крат
в том, что убог, труслив, несовершенен.
Еще до совершения движенья
я знаю, что в нем буду виноват. 

Простите – таково уж естество-
кого уже, кого еще уважу –
обижу, оттолкну или измажу,
убью нечаянно, не ощутив того.
Господь, что ты затеял надо мной?
Зачем в вину уводишь, словно в топи?
Скажи, Господь, коль я - твое подобье,
то как ты сам-то с этакой виной?
Не отвечай. 
Я для ответа мал.
Прости меня! 
Молю и уповаю.
И, кажется, я смутно понимаю,
зачем ты Сыну путь Его избрал. 

    ..^..




Зое 

Ты не корми меня этой лапшой –
«еще повезет» и про «небо в алмазах».
Я все понимаю. Я мальчик большой.
Я самая грустная лошадь в пампасах.
Где-то какие-то звездочки есть,
но, в основном, все бетонно и серо –
гири, безмены, стандарты и меры.
И не прорваться. И не перелезть.
Воли чужие, чужая корысть
Крутят меня в этом маетном круге.
Дергают нитки умелые руки.
Не оторваться...
Не перегрызть...
Или не лошадь?-
Плешивый кoйот...
Птица линялая с гузкой обвислой...
Знаешь сама ведь, что не повезет.
Бобик издох – и вся аста ла виста...
Надо с добычей тащиться в нору.
Надо кидать в эти клювы личинки.
Кран починить...
Сапоги из починки...
Я починю...
забегу...
заберу... 

Но про лапшу –
так не будет лапши...
Ты от всего упасешь и избавишь 
Чаем, молчаньем, струеньем души.
И не предашь меня,
и не оставишь.
Спят спиногрызики.
Долог наш чай.
Ты мои волосы гладишь ладонью.
Возле Тебя я как возле ручья
с самой живою и доброй водою. 

Как меня любят и как я люблю...
Спрятались раки тоски под коряги.
Завтра посмотрим.
Сегодня я сплю –
самый счастливый карась в Титикаке. 

    ..^..




*** 

А как раньше было все,
легче легкого,
трали-вали, баловство
кинопленковое.
И мелькают, и бегут
эпизодики.
И улыбки там и тут,
брызги-зонтики.
Смех побулькивал во ртах,
помнишь, раньше-то?
И все было ярко так
и оранжево.
Каждый гол был, как сокол
(в драном свитере),
но был каждый нам глагол
существителен.
Были вечны мы почти, 
все дни – праздники.
Хоть возьми да перечти.
Что ты дразнишься... 

Ну а в нынешней главе -
вниз под горочку.
И то с ветром в голове,
то под водочку.
То – как в темной чаще мы.
То – как с лестницы...
И все чаще, чаще мы
в ямы крестимся.
Четверть или треть пути?
Долго ль мучиться?
Только б поле перейти...
как получится... 

    ..^..




*** 

Суета бесполезная
стала дальнею, давнею.
И живу возле леса я
в доме с белыми ставнями. 

Захожу выпить водочки
то к Ивану, то к Осипу.
И катаюсь на лодочке
по осеннему озеру. 

Ярок свет лучевых полос
в зарастающих вырубках.
Будто долго мне плакалось – 
да все черное выплакал. 

Тишина здесь поселена
неземная, нездешняя...
Ой, вы клены осенние,
звездолеты сгоревшие. 

Ой, вы ветры октябрьские!
Ой, вы редкие просини...
И душа моя рабская
тихо к Господу просится... 

    ..^..




*** 

Когда уносит осень птиц, и мне, как птице, –
так хочется перенестись, переместиться.
Да и без них накатит стих, не в лад сезону,
сбежать бы из узилищ сих в иную зону
от длинных тем, от глины дел, что мнешь, сутулясь,
от мутных душ и душных тел, недужных улиц.
Из мира, где деньга и пот, где лямку тянешь,
чтоб этот бутер, этот брод, и чтобы глянец,
где суета и словеса, и боди билдинг,
и где свирепствует попса, ибо дебилдинг.
Куда-нибудь к подножьям гор, или в пампасы,
где в небесах и чижик горд – эль кондор паса...
На горы, в щели их, пазы – от всей бодяги –
туда, где правильны козлы, и яки всяки.
Хоть в самоедские снега, хоть в Аппалачи - 
от жизни сучьей навсегда к чертям собачьим... 

Но ты свободен - не сопи, глотай таблетки -
лишь только в выборе цепи и формы клетки.

    ..^..